Пришелец - Натали Бланш

– Пойдёмте, он сейчас придёт.

Она не тронулась с места, точно не слышала.

Кидан, оказавшись рядом, обнял парня за плечи и пошёл с ним вместе по коридору, разговаривая. И у Нади вдруг появилось искушение: повернуться и убежать, пусть поищет. Точно почувствовав ход её мыслей, Кидан обернулся…

В комнату они вошли вдвоём, а парень отправился дальше по коридору.

Надя протянула Кидану свою кассету, и когда зазвучала знакомая музыка, она радостно заулыбалась и начала подпевать. На ней был белый свитер и коричневый комбинезон – весь на кнопках. Кидан любовался ею и одновременно прикидывал: как же всё это снимается?

Они танцевали, обнявшись, но не прошло и минуты, как он часто задышал и шагнул к кровати.

– Ну, ты сразу падаешь! – упрекнула она.

– Да, сразу. Я горячий, а ти холёдная, да?

Она не ответила. Отстранилась и – точно обдала ушатом холодной воды:

– Мне надо выйти на минутку.

– Зачем ти берёшь сумочку с собой? – заволновался он.

…Возвращаясь, Надя обнаружила, что не знает номера комнаты. Она толкнула одну дверь наугад, но та оказалась закрытой. Из другой комнаты рядом слышался гул нестройных голосов; в соседней работал телевизор; заглянув ещё в одну, Надя тут же выскочила назад под взрывы смеха… Она в растерянности остановилась посреди длинного коридора, не зная, что же теперь предпринять. В это время одна из дверей отворилась, и Кидан с озабоченным видом выглянул наружу. Надя устремилась к нему.

– А я потерялась! – радостно сообщила она, но тут же смешалась под его тяжёлым взглядом – Кидан пропустил её вперёд и запер дверь.

Он улёгся на кровать, привлёк Надю к себе, но лицо его всё ещё оставалось недовольным. А Надя распевала вместе с «Ласковым маем»:

– Я так хотел нарвать весны букет и подарить единственной тебе, единственной тебе, единственной тебе…

– Единственной мне? – переспросил Кидан простодушно. – Нет, я не верю.

Надя засмеялась, а он вдруг сказал, прищурившись:

– Я так наблюдаю, ти несерьёзная. Да, ти несерьёзная.

– Конечно, несерьёзная, – беззаботно отозвалась она. – Если бы я была серьёзная, я бы с тобой сюда не пришла.

– Именно со мной? – вдруг разъярился он. – Давай, я познакомлю тебя с другим, с советским! – он так разгорячился, что даже больно схватил её за руку – точно знакомство должно было состояться прямо сейчас. Но Надя высвободилась и произнесла обиженно:

– Не надо мне, со мной и так по сто раз в день…

– Сто раз в день? Давай познакомлю! Надя! Ти же не маленькая. Вышла из комнаты – номер не знаешь!

– Я близорукая, плохо ви…

– А как ти пришла? Ти не оставила проспуск! Если би дежурный не постеснялся, он должен бил вернуть тебя. Хорошо, что они все меня знают. Мне било стидно!

Он говорил, говорил, и вдруг заметил, что она давно уже не возражает, не оправдывается, а на глаза навернулись слёзы, вот-вот польются ручьём. Довольный эффектом воспитательной беседы, он смягчился:

– Надя, не плачь. Я не затем тебе говорю, чтоби ти плакала… Ти же совсем меня не знаешь!

– Да, совсем не знаю, – подтвердила она, всхлипывая.

– Во-от, это что би ти не думала, что я такой… легкомисленний.

Он прижал её к себе, руки проникли под одежду…

– Давай сегодня не будем, – попросила она, и Кидан снова вскипел:

– Чего «не будем»? Я же тебе ещё ничего не сказаль! Это ти дома так решила?

Он сел и смотрел на неё искоса долгим пристальным взглядом – как она лежит, откинувшись на подушку, – и неодобрительно качал головой.

Я чувствую себя довольно глупо – опять всё не так. Ну, что мне делать, если я действительно «дома так решила». Если я скажу тебе позже, тебя уже не остановить, заявишь: «Ти что, ненормальная?» А может, ты, в самом деле, не думал об этом, и я тебя обидела? И как мешает мне яркий свет и зачем-то работающий телевизор.

Ты кажешься совсем простой, но я знаю, что это не так. Хуже всего, что я теряю над собой контроль. Последнее время что-то со мной происходит… Что-то тревожит меня… Я стал плохо спать по ночам. И всё это – ты.

– Выключи телевизор.

Её голос неожиданно ворвался в ткань его размышлений.

– И свет.

Он не шелохнулся, только смотрел и смотрел – как будто она в чём-то перед ним провинилась. На лбу собрались уже знакомые ей гневные складки. И вдруг заявил:

– Тебя нельзя любить.

– Почему?

– Да. Тебя нельзя любить.

– Но почему? Почему? – спрашивала она, вся встрепенувшись, весьма обрадованная тем, что слышит заветное слово, пусть даже и в таком контексте.

– Ти заставляешь мучиться человека.

Но к его удивлению по её лицу пробежала волна удовольствия.

Ты меня поражаешь! Ты как будто читаешь в моей душе!..Так я тебя мучаю? А как иначе я могу узнать твои чувства?

Кидан долго старался – и всё напрасно. Она ничего не хотела, только капризничала:

– Выключи свет!.. включи музыку!.. Выключи телевизор, ну, выключи!

Вконец измучавшись, он выпустил её, откинулся на подушку и с мрачным видом уставился в телевизор.

Надя обошла комнату, вернулась, присела на краешек кровати и спросила тихо, как провинившийся ребёнок:

– Ты обиделся?

– Что?… Нет, – Кидан обернулся к ней и сказал очень мягко: – Надя, я не животное. Я тоже не всегда хочу. Может быть так, что ти хочешь, а я – нет.

– А я – животное?

– Нет, я так не говориль.

– Вот я и не хочу.

Но в знак благодарности за то, что он понял её, не сердился и не настаивал, Надя слегка коснулась губами его щеки. Нежная, гладко выбритая кожа, чистая и упругая, пахла свежестью… Она уже узнавала его запах. Он её манил. И вот она коснулась его щеки во второй раз – чуть ближе к губам, потом провела губами по пушистым усам и, чуть улыбнувшись, осторожно поцеловала в губы.

– Тебе нельзя верить, – прошептал он. – Ти меняешься… Как ти меня целовала! – он прищёлкнул языком, полуприкрыв глаза. Надя улыбнулась – и завладела его губами с такой силой, что у него мгновенно вскипела кровь, и комната куда-то поплыла… Пару минут спустя Кидан вскочил, выключил свет, телевизор и бегом вернулся к ней. От её поцелуев он нагрелся, как утюг, его руки нетерпеливо стаскивали, сбрасывали её одежду – всю, до последней нитки, затем он также быстро разделся сам, и вот, когда его обнажённое тело впервые приникло к её телу, он, утопая в блаженстве, вдруг ощутил слёзы на её лице.

– Надя, что слючилось? – его голос прозвучал с неподдельной тревогой.

– Ты никогда ничего мне не скажешь…

– Тебе нужны слова?… Словам не надо верить.

– Когда я к тебе прихожу, ты даже не радуешься!

– Я радуюсь! Когда ти приходишь, ти сразу меняешь мою настроению, а ти этого даже не замечаешь, да?

Она всё продолжала всхлипывать.

– Ты меня не любишь!

– Надечка, это чувство… Ти мне нравишься, и я могу тебя любить, но нужно время…

Его слова перемежались поцелуями, от раскалённого тела исходил жар и какие-то иные токи, пронизывающие её насквозь, до сладкой дрожи. Сомнения и страхи её улеглись.

– Тебе так подходит, эре?

– Да!.. Да!.. – шептала она в такт его движениям, а тонкие руки обхватили его с неожиданной и властной силой.

– Моя маленькая! Моя маленькая!

Надя открыла глаза: прямо над ней из темноты выступало его лицо…

Никогда я не забуду твоих глаз и твоей улыбки в эту минуту – умных, нежных, всё понимающих, снисходительных, счастливых глаз мужчины, который сумел разбудить огонь страсти в своей неопытной возлюбленной.

…его лицо – и выражение этого лица поразило её: в его умных проницательных глазах, светящихся бесконечной нежностью и счастьем, ей почудилось что-то сверхчеловеческое. Он смотрел на неё, как смотрит мудрый учитель на свою маленькую ученицу, когда ей нетвёрдой рукой удаётся, наконец, вывести первую букву.

Потом долго лежал, прижавшись лицом к её животу и коленям…

Что ты сделала? Я не могу пошевелиться! Не могу и не хочу…Мне нравится твой запах! Здесь, внизу, тайный твой запах, идущий из недр твоего существа.

– Надечка, можно один раз так?

– Нет!

– Немножко.

– Нет.

– Чуть-чуть. Ми считаем – один, два, три – и всё. Пожалуйста, Надечка, один раз…

И когда, не слыша больше возражений, он сделал так, оба едва не потеряли сознание.

Несколько минут после пережитого шока в комнате царило молчание. Кидан первый произнёс:

– С тобой я устаю… Видишь, как я сильно… Я никогда не устаю! – и тут же умолк, спохватившись. Незавершённая фраза повисла в воздухе, но она молчала – ни о чём не спросила, не пожелала разъяснений. Казалось, она не совсем ещё пришла в себя.

– Первий её любовник и зовут его Кулья, – улыбнулся Кидан.

Он сам не понимал, как и когда это произошло, но он снова хотел её и вошёл так стремительно, что она не успела даже удивиться.

Она больше не чувствовала ни боли, ни желания сопротивляться – нет, всё, что они сейчас делали, было прекрасно. «Теперь я понимаю…» – подумала она, так же, как и он, не закончив своей и без того ясной мысли. И снова, как много – о, как много! – дней назад прозвучал его вопрос, по интонации больше похожий на утверждение: