Приказ – огонь на поражение - Лев Пучков

На группу Рашида напоролись внезапно, хорошо они замаскировались. Он и два бойца недалеко от дороги, в ста метрах. А один разведчик чуть дальше сидит, как раз напротив КПП, всё видит и докладывает вовремя по рации, каждые двадцать минут меняя частоту.

Да, пару слов скажу о месте, которое выбрали для засады. Тут дорожная развязка, чуть дальше, к Гудермесу, стоит РОП федералов. Всё круто, народу много, две бээмпэшки, четыре бэтээра, две зушки[55] – не сунешься. А в двухстах метрах от РОП, ближе к нам, стоит КПП. Там федеральный ОМОН.

Знаете, почему омоновцев вместе с солдатами не ставят? Ха, никогда не догадаетесь! В ваших странах такого никогда бы не случилось. Омоновцы много пьянствуют, постоянно с солдатами дерутся, и даже перестрелки у них бывают. Вот и не ставят, вроде бы рядом, но отдельно.

Кто едет через Гудермес, их сначала солдаты тормозят, но не всех, а избирательно, кто покажется подозрительным. А на КПП уже всех подряд останавливают. Омоновцы – звери, обирают всех подряд, на всех дань накладывают. Поэтому их у нас ненавидят больше, чем солдат. Солдат может в плену выжить, омоновцу сразу режут горло.

Такое расположение нам на руку. Наших националпредателей два раза притормозят, к моменту нашей встречи отец Музаев как раз будет очень сердитый, легко заведётся и пойдёт на конфликт.

А за КПП, в трёхстах метрах, – небольшой поворот. За ним с КПП ничего не видно. Тут мы и встанем. Конечно, так близко – очень рискованно. Но мы всегда так делаем, и всегда это работает. Рядом – значит, никаких подозрений – это же, по сути, самоубийственная акция! На самом деле ничего такого, всё продумано. Разведчик сидит, если что, предупредит вовремя. Кроме того, у нас у всех есть удостоверения местной милиции, предписание на проведение оперативной проверки и «ориентировки». Удостоверения настоящие, как и предписание: у нас везде свои люди! Если что – ищем боевиков, проверяем подозрительных людей. Вот фото, вот приметы. Но вообще до этого дело никогда не доходило, всё у нас получалось чисто…

Вскоре подъехали шакалы на тентованном «ЗИЛ-131», прапор и старший лейтенант, тыловики. Как обычно, слегка пьяные. Я вообще этих свиней трезвыми ни разу не видел. Что поделаешь, нация алкоголиков и дегенератов, моральные уроды – вот с кем мы воюем.

– Прывет, Коля, прывет, Саня! Как дила, как жжизн?

Я этим свиньям тоже акцент демонстрирую, чтобы верили, что мы простые чабаны. Они думают, что мы дикая банда с 15-го молсовхоза, промышляем, как и все, «самоварами» да мелкими грабежами.

Вербовали их два месяца назад, легко и без крови. Напоили, подсунули молоденькую жеро[56] одного чабана (на мине подорвался, индюк, неправильно поставил, ишак!), лезгинку. Они её вдвоём оприходовали, радовались, хрюкали от удовольствия. Как проспались – ни оружия, ни документов, ни машины. Жеро плачет, причитает, говорит, что изнасиловали и теперь она руки на себя наложит. Грозные «родственники» рядом стоят, кинжалами потрясают, мести хотят. Вах!

Пока они спали, мы их данные через своих людей «пробили», адреса узнали. Припугнули, сказали – кровная месть за надругательство над чеченской девственницей (!), но сначала кастрируем. Они на коленях ползали, пощады просили, обещали братьями стать, старлей согласился с ходу жениться на «девственнице»!

Мы смилостивились. Вернули всё, сказали – иногда помогать будете, станете нашими братьями, если беременная девственница станет, тогда жениться. Если нет – никто не узнает, тайна будет. Они немного побледнели – это как, помогать? Успокойтесь, взрывать никого не надо, предавать – тоже. Мы немного разбойники, своих же жирных гусаков иногда трясём, которые на базар, с базара едут, деньги, шмотки забираем, никого не убиваем, просто немного пугаем. А зачем мы вам нужны? Вы что, сами не догадываетесь? Объяснили им. Шакалы успокоились, это можно, говорят, это нетрудно. Отпустили их, на прощанье, мимоходом так, небрежно, сообщили адреса их семей и сказали: задницей вилять будете, позвоним – всех вырежут.

Ничего, помогают. Даже во вкус вошли, нравится им это. Им ничего делать не надо, только горланить да долю с добычи получать. Их доля – двадцать процентов, хоть деньгами, хоть товаром.

Таких шакалов у нас – несколько групп. Они временные, работают от силы месяца три, не больше. Потом мы их убираем, слишком много знают, становятся опасными. Начинают соображать и думать, что мы не просто дикая банда. Набираем мы их исключительно из тыловиков. Простого пехотного прапора или офицера брать нет смысла, сплошь и рядом это упёртые дебилы, живут на нищенскую получку и верят в патриотизм. Кроме того, простые пехотные сидят в подразделении, ездят в колонне и самостоятельно практически не передвигаются. А тыловики часто разъезжают, вопреки всем запретам командования, самостоятельно, разные дела решают. И у них у всех есть коммерческая жилка. То есть за «бабки» маму родную продадут. Вербовать их – одно удовольствие. Особенно когда знаешь, что ты попользуешься этой свиньёй, она похрюкает во благо джихада, а ты потом её прирежешь. Хорошо!

– Сигодня будим тристи адын гусак, оч-чинь багатый, жжирный такой, своличь! – Я инструктирую шакалов, как будем работать, выдаю им шапочки-маски, по две банки немецкого пива, приказываю поставить «ЗИЛ» на правой обочине и поднять капот, на всякий случай. – Жды пока, атдихай, пива пэй…

Время идёт, «ЗИЛ» на обочине, шакалы скучают, мы в кустах сидим, ждём. Одного разведчика отправили на пятьсот метров по дороге от Гудермеса, пусть сидит, предупредит, если вдруг опасность. Не думайте, что дорога пустая, так только в кино бывает. Мимо ездят люди и федералы. Люди чаще, федералы совсем редко. Час ждём, одна колонна прошла, на Гудермес, и оттуда три лихих грузовика, без прикрытия. Видно, тоже тыловики, раздолбаи.

Через час с небольшим разведчик от КПП доложил:

– Едут.

Мы натянули шапочки, вышли из кустов, встали рядом с машиной. Шакалы тоже шапочки надели, Саня жезл взял.

– Смотры, Саня, нэ падвиди!

– Всё как в швейцарском банке! – Это он так пошутил. – Не впервой!

Из-за поворота выползла белая «шестёрка», за ней «таблетка»[57] Музаевых. Подпустили, остановили. «Шестёрку» сразу отпустили. Там двое мужчин из тейпа Борзой, у обоих есть удостоверения местной милиции. Спросили – что за дела? Операция, ответил Саня. «Духов» ищем. Они уехали.

– Куда? Стоять! Досмотр! – рявкнул Саня-шакал, когда «таблетка» тоже захотела трогаться с места. – А ну, все наружу! Документы достали!

Из «таблетки» заставили всех выйти, раскрыли задние двери, полезли досматривать.

– Слушай командир, что за дела? – возмутился Булат – отец семейства. – Только что два раза останавливали! Сколько можно, э?!

– Рот закрой, скотина! – грозно хрюкнул Саня-шакал – так было задумано. – А ну, отошли все к «ЗИЛу»! На обочину, я сказал, живо!

– Зачем так разговариваешь, командир?! – вскипел старый гордый Булат. – Ты знаешь, кто мои сыновья?!

Саня грубо отобрал у него паспорт, рывком из рук выхватил и начал крыть его матом. Семейство Булата – жена, младший сын, пацан двенадцати лет, и дочка, девчонка лет тринадцати, стоят, кулаки сжимают, лица от гнева пылают.

Я на дочку засмотрелся. Ух, красавица! Хрупкая, стройная, уже округлая везде, где надо, у нас женщины рано взрослеют, личико игрушечное, как у святой Марьям, губки пунцовые, яркие! Ух! Послал Аллах моджахеду лакомый кусочек!

– Оп-па! – хрюкнул Коля-шакал из салона «таблетки». – Эт-та чо такое, а?! Не, вы гляньте!

Это Рашид незаметно «подарок» подложил в какой-то мешок: двадцать метров ДШ, четыре шашки, два детонатора и с полкило селитры врассыпуху, в пакете.

– Это не наше! – Старый Булат побагровел весь, лицо налилось кровью, сейчас лопнет. – У нас никогда такого не было! Это кто-то подложил, клянусь Аллахом!

– А ну, руки за голову! – рявкнул Коля-шакал. – Руки за голову, встали мордой к борту, не шевелиться! Живо! Кто дёрнется – стреляем без предупреждения!

– Оп-па! – Это опять Саня-шакал захрюкал, всё по сценарию, как положено, добрался до страницы в паспорте, где прописка, и захрюкал. – Да они из Хелчу Ме! Это же там нашу колонну уничтожили! Да это же боевики!

– Какие боевики! – вскинулся Булат. – Ты знаешь, кто у меня сыновья…

– Рот закрой, сука!!! – взревел Коля-шакал, тыча стволом в лицо отца семейства. – Духи е…ные, мы вас щас тут всех замочим, и без сортира! А ну, в кузов, суки! Бегом, падлы! Бегом, я сказал!!!

Вы теперь поняли, зачем нам шакалы? Если не поняли, я объясняю. Самое главное в наших «спектаклях» – это достоверность. Если её нет, копейка цена такому спектаклю, и затевать его не стоит. Потёртые «комки» с «конём» и прочие прибамбасы – это, конечно, хорошо, но вот голос… Я вам скажу по секрету, подавляющее большинство чеченцев говорят не так, как русские. Даже если в России живёт, очень умный и акцента нет, всё равно у него в речи есть это… ну, что-то типа особого такого прононса. По-моему, так это называется. Будто кашу горячую в рот взял и на русский язык обиделся. Таких, типа Хазбулатова и Султыгова, у нас единицы. Поэтому ты хоть десять масок надень, но, если произносишь не отдельные маты, а фразу хотя бы из трёх слов, другой чеченец сразу тебя вычислит. Сразу догадается, что ты нохчо! Тогда, сами понимаете, весь спектакль насмарку.