Пастырство - Антоний Сурожский

– Приходская ситуация как-то воспитывает кандидата на священство. Преподавание в семинарии, возможно, будет сосредоточено в первую очередь на предметах, непосредственно к пастырству не относящихся. Да и проверяться ученик – кем будет?

– Я думаю, что все должны были бы пройти через пастырские курсы. Пастырское образование может передаваться опытным священником группе, если есть достаточно учеников, студентов, будущих священников, или одному кандидату; но какой-то курс должен быть пройден, где кандидату будут даны какие-то основы догматической веры, учения о богослужении (я говорю не об уставе, а о том, что богослужение в себе содержит в порядке исповедания веры и раскрытия православия). Ему будут даны понятия об исповеди, о проповеди, о духовном руководстве или о благоговейном молчании, когда говорить нечего. Есть такие вещи, которые можно передать «из руки в руку» небольшой группе людей, и этого может быть достаточно.

И большую роль надо уделить вопросу нравственности. Одна из трагедий России в том, что за все годы коммунистической диктатуры Церковь была ограничена в возможностях и в праве проповедовать веру. Но Церковь не была ограничена в праве призывать к строгой чистоте жизни и нравственности – и этого, к сожалению, Церковь не сделала. Скажем, баптисты в этом отношении чище нас, и это очень больно думать, знать и слышать. Баптисты не пьют, баптисты не курят, баптисты не бесчинствуют, а нашим православным людям и в голову не приходит, что есть такие простые вещи, которые всякий может исполнить. Я уж не говорю о больших грехах. Об этом может говорить всякий нравственный человек: не о том, как ужасно и грешно поступать так или сяк, а о том, как прекрасен мог бы быть человек, если бы он жил в уровень христианской духовно-нравственной жизни.

– Если кто-то хотел бы устроить такие курсы, вести их, какой помощи он мог бы ожидать? Есть ли литература на такую тему? По-моему, очень мало…

– Литературы очень мало; но есть опытные люди. И если начать с того, чтобы опытные священники на своих приходах (либо группируя несколько приходов) взялись за такое дело или в каком-нибудь городе устроили такие курсы уже более официально, то людей можно бы подготовить очень быстро. В Париже в так называемой семинарии (это были, скорее, пастырские курсы) я преподавал пастырское богословие. Формально оно сводится к относительно немногому, но оно очень важно. Помню, один молодой священник мне говорил: «Что же вы весь год загубили: десять бесед о том, как надо молиться и других этому учить; десяток бесед об исповеди и еще десяток о проповеди – и ничего другого?!». А потом, попав на приход, он мне сказал: «Знаете, это единственное, что мне сейчас с руки. Другое, например знание новозаветного греческого языка или еврейского языка, я не применяю».

– Пастырское богословие. Может быть, люди знают это выражение, но мало кто понимает, в чем это богословие состоит, как его преподавать, можно ли его вообще преподавать. Какое у тебя, Владыко, отношение к этому вопросу?

– Пастырское богословие можно преподавать до какой-то степени, так же как можно преподавать музыку или искусство. Можно дать какие-то основные законы, основные правила, указать на основании литературы, в первую очередь Евангелия и примера Христа, на основании житий святых, собственного опыта, некоторые основные вехи. Но в какой-то момент студент или молодой священник должен научиться искать свои пути. Причем не воображая, что ему все сказано было, что он всему научился и теперь может человека вести от земли на небо. Он должен научиться знать свои границы.

– То есть главное дело – в становлении самого кандидата на пастырство? Подготовка не может быть просто формальная, это процесс, и даже бесконечный процесс становления самого священнослужителя?

– Да, я с этим абсолютно согласен. Это действительно процесс становления человека, его рост, его собственная духовная жизнь, возрастание его понимания. Одна из вещей, на которых я настаиваю всегда: молодой священник в простой обстановке или более опытный священник в порядке духовного руководства в первую очередь должен научиться молчать – молчать глубоко и прислушиваться к тому, что человек на самом деле говорит, и к тому, что Дух Святой в нем совершает.

– В любых обстоятельствах? Или мы говорим сейчас об исповеди?

– Я думаю, в любых обстоятельствах. На исповедь люди приходят более или менее подготовленные к тому, чтобы исповедовать свои грехи, но в обычной жизни священник встречает людей, которые стоят перед всей глубиной и проблематикой жизни. Если у него какие-нибудь предвзятые взгляды, если он заранее знает, какой ответ дать на такой-то вопрос, потому что сам когда-то слышал нечто подобное, то ответ пройдет мимо, потому что слова те же самые, но человек другой. Человек не может в словах выразить все то, что в нем происходит, поэтому надо в первую очередь уметь молчать и слушать. Мы не умеем большей частью слушать ради того, чтобы услышать, как большей частью не умеем смотреть ради того, чтобы видеть.

– То есть это молчание не имеет целью ограждать себя?

– Наоборот, это восприимчивость, которая может дойти до ранимости. Человек слушающий может быть очень глубоко ранен тем, что другой скажет, услышанное может очень тяжело лечь на него, оказаться обличением или упреком ему самому. Это бывает не только со священником, но и в плане обычных отношений между людьми.

– Чуткость, молчание, восприимчивость: любой человек в любой момент жизни должен бы их иметь и щедро этим пользоваться. Ты сказал о щедрости, о жертвенности, именно о готовности обращать внимание на нужду человека. Конечно, как уже говорилось, надо подходить к данному вопросу и к данному человеку без предвзятости, не обязывая его ничем, не обрывая, давая ему возможность изложить свои взгляды, свои нужды постепенно и спокойно…

– …и не ужасаться тому, что он говорит. Потому что если, когда ты слушаешь человека, будь то на исповеди, будь то в обычном разговоре, он, сказав что-либо, увидит на твоем лице отвращение или страх, он не может дальше говорить с той же открытостью. Я помню, первый человек, который ко мне пришел на исповедь, был убийца. Если бы в момент, когда этот человек, которого я знал десятилетия, замолчал, я бы сказал: «Какой ужас! Никак я от вас этого не ожидал», – это был бы конец разговора и исповеди – и конец какого-то пути этого человека к освобождению.

Конечно, нельзя и наоборот, все принимать как должное. Нельзя с полным спокойствием сказать: «Ах да? Вы совершили убийство? Несколько?». Это было бы еще хуже в своем роде. Но можно отреагировать с состраданием, а не с отвращением. Можно поставить очень глубоко идущие вопросы, скажем о человеческой ненависти, но это должно быть сделано именно в порядке сострадания. Подобно тому как врач может причинить боль, но не потому, что пациент ему отвратителен, а потому что только по ту сторону боли возможно выздоровление.

– Освобождение человека от боли, от напряжения, от тяжести греха – дело священника-духовника. Как его искать, как выбирать?

– Надо идти не к самому знаменитому духовнику, а к тому человеку, который тебе созвучен. Если взять жития святых, скажем, периода расцвета монашества в Египте: там было множество старцев. Но люди шли – одни к одному, другие к другому, потому что те им были созвучны. Этот меня понимает, а этот не понимает. Этот – потому ли, что его душа настолько глубока, или потому, что его прошлое к тому подготовило, – открыт мне, а этот просто не может понять, о чем я вообще говорю. Есть этот момент выбора. Это очень важно; не всегда можно всю свою душу вылить, потому что человек незнаком тебе и ты к нему подходишь, как бы нащупывая почву.

Второе: ты можешь высказать в данный момент то, что сейчас сознаешь, что сам понимаешь, но есть глубины, которые тебе еще не открыты. Мне кажется, что духовная беседа или исповедь страшно похожа на раскопки археолога. Начинаешь с поверхности земли и находишь какие-то остатки прошлого. И священник, духовник не должен спешить никуда. Надо человеку дать сказать свое, разрешить на этой плоскости то, что надо разрешить, и как-то дать понять: да, оно так, но то, что ты говоришь, корнями уходит во что-то другое.

– Тут мы все-таки подчеркиваем, что там, где духовник подходящий и нет препятствий, надо придерживаться его одного. О препятствиях мы, может быть, еще поговорим, но главное правило (хотя оно не должно как-то сужать ни того, ни другого): есть один духовник, ты к нему приходишь, ты к нему привыкаешь…

– Есть русская поговорка: у семи нянек дитя без глазу. Если переходить от одного человека к другому, будь то учителя, будь то врачи, будь то священники, у каждого есть какой-то свой уклон, и ты не можешь вместить в себя все это множество подходов. Поэтому лучше держаться одного человека. Но надо помнить – и это очень важно священнику помнить, не прихожанину, – что иногда священник и прихожанин заходят в тупик. И тогда священник должен быть в состоянии сказать: «Знаешь, мы сейчас зашли в тупик, я не могу тебе помочь. Пойди к другому человеку и расскажи ему о нашей проблеме. Пусть он разрешит этот узел, а потом, если хочешь, ты ко мне вернешься или у него останешься». У меня был такой пример с очень выдающимся духовником; он ко мне послал одного своего пасомого, сказав: «Мы дошли до момента, когда он перестал меня понимать, и я перестал его понимать. Можешь ли взять его на себя и разрешить нашу проблему?».