Мастер артефактов - Джастин Колл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом убил ее отца. Теперь Маюн ощутила его эмоции с такой полнотой, будто они были ее собственными: смерть Содара, предательство любимой девушки. Теперь она видела, откуда берет начало ярость Аннева, и понимала, что за эмоции руководили ею самой все это время. Когда она сражалась с монстрами Возгара – она сражалась с Анневом. Когда она убивала ни в чем не повинных людей в Хентингсфорте – она убивала Аннева. Когда она кружилась в смертоносном танце в бездне, кишащей эйдолонами, – она бросала вызов Анневу.
Но каждый раз – теперь Маюн видела это ясно как никогда – она сражалась… сама с собой.
Она открыла глаза. Стены ее убежища сотрясались и рушились, ее чешуйчатую кожу окатывали волны палящего жара… Маюн все поняла. Мелодия, раздававшаяся внутри ее, зазвучала громче и наконец сорвалась с золотых губ песней, горькой и нежной одновременно. Эта песня окутала Маюн, окутала весь мир, и чудовищный свет демонического солнца задвигался в такт с нею, отражаясь от девушки, покорный ее слову и воле. И, соткав вокруг себя полотно из эмоций и сияния, люмена и света огненного, Маюн встала и шагнула навстречу пламени.
Ани, раздалось в ее сознании. И имя, и призыв. Айнневог. Она вплела его в свою песню, в свой голос, выпуская на свободу чувство, которое не могла выразить иначе.
Аннев.
Солнце вздрогнуло и погасло, будто кто-то задул свечу. И единственным источником света во тьме осталась Маюн, кожа которой сияла, словно жидкий огонь.
Глава 85
Аннев.
Чей-то голос вырвал его из сна. Все того же кошмара, который он видел почти каждую ночь с тех пор, как погиб Содар. В этом сне из жезла Тосана изливался жидкий огонь и Академия превращалась в руины. Снова и снова он смотрел, как направляет столб пламени на застывшую от ужаса Маюн – и как она падает в разверзнутую у ее ног пропасть, крича его имя…
Аннев.
Аннев открыл глаза и несколько раз моргнул. Темное помещение; скрип деревянных досок и шелест волн снаружи. Он тут же вспомнил, где находится, повернулся на грязном вонючем матрасе и почувствовал запах засохшей крови.
Кровь Ханиката, подумал Аннев, вспомнив, как поливал ею свой плащ из драконьей кожи. Отличная была идея, ведь магия этой крови оказалась бесценной. Аннев и часа не пробыл на борту «Хохлатого баклана», как ему поручили лезть на мачту и приниматься за работу. Используя магию сокрушителя духа, вплетенную в его плащ, Аннев обуздал ветер и направил его в огромные паруса судна. Поначалу он боялся, что быстро выбьется из сил или его кваир истощится, однако со временем понял, что напрасно: магия артефакта не имела границ. Но Анабо этого знать не следовало. Поэтому каждый раз, как женщина кокетливо предлагала ему хорошенько отдохнуть, пока он окончательно не выбился из сил, юноша соглашался и отправлялся выпить воды или ненадолго прилечь.
Аннев встал и принялся шарить руками в темноте. Потом спохватился и призвал магию кольца инквизитора. Мир перед глазами тут же вспыхнул всеми оттенками красного: винный цвет – эти стены; пятно бордового цвета вперемешку с алым – набитый соломой матрас; прямо под ногами блестел медный ночной горшок, словно нарочно поставленный так, чтобы непременно об него споткнуться. Аннев осторожно обогнул препятствие, но потом передумал и вернулся. Организм требовал облегчения.
Я слишком много пью, подумал Аннев, избавившись от лишней жидкости. Наверное, уже галлон воды выпил, если не больше. Он застегнул штаны и поднял с пола стальной щит, Зуболом.
После того как Анабо отметила про себя странный размер его левой руки, он появлялся на людях, пряча золотой протез за старым баклером Содара – небольшим щитом с шипами, который в случае опасности мог бы послужить и оружием. Матросы «Баклана» сперва отнеслись к этой причуде с недоверием, однако, убедившись, что молчаливый юноша с грозным щитом на руке может целый день призывать попутный ветер, успокоились и перестали обращать внимание на диковинное одеяние чужака.
Аннев закутался в плащ, тут же ощутив приятное тепло. Затем отодвинул деревянную щеколду и вышел в длинный и узкий коридор, который освещался единственным тусклым фонарем, висевшим в самом конце. Аннев нащупал ступеньки лестницы и выбрался на палубу. Небо было усыпано звездами, и он с удивлением понял, что проспал и первую, и вторую вахту.
Может, артефакт все же забирает у меня силы, подумал Аннев. А может, я просто перетрудился.
– Доброго утра, мастер Сорока.
– А разве утро уже наступило, Джаффа? – спросил Аннев, глядя на небо. – Звезды ведь еще видны.
– Для крестьян и слуг – наступило. Мы встаем до рассвета и успеваем переделать большую часть нашей работы еще до того, как другие съедят свой завтрак.
Аннев кивнул. Содар тоже вставал до рассвета.
– Значит, ты уже покончил со своими делами?
– Почти. Консул не знала, когда вы подниметесь на палубу, поэтому велела мне дождаться вас и передать вот это.
Джаффа сдвинул на спину изысканный кожаный футляр в виде трубки, на крышке которого красовался иннистиульский королевский герб, запустил руку под плащ песочного цвета и извлек оттуда блестящую черную маску с белым клювом и перьями по бокам.
– Это сорока? – удивленно спросил Аннев, принимая протянутую ему вещь. – Когда это консул Анабо успела ее раздобыть?
– Вскоре после вашей первой встречи. Она собиралась подарить ее вам еще вчера вечером в знак своей признательности, но вы все не шли и не шли. В конце концов консул устала ждать и удалилась в свои покои.
– А не ждала ли консул, что я надену ее подарок и присоединюсь к ней?
Джаффа пожал плечами, однако уголки его губ тронула лукавая улыбка.
– Не могу знать наверняка, господин… Но сдается мне, ваша догадка верна.
Ну конечно. Тут не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чего это женщина добивается.
– Я все еще жду от Фибы обещанную плату. Неужели консул надеется, что,
