Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пусть они знают, что я умираю (выделено мной — Ю. Ж.) как человек, который раскаивается полностью и до конца. Пусть знают, что я приму смерть (выделено мной — Ю. Ж.) как человек, понявший правду Ленина-Сталина. Правду той партии, к какой он принадлежал»762.
3.
Трудно усомниться в искренности Зиновьева, обратившегося к суду с такими словами. Сказавшего: «я говорю в последний раз», «в самую последнюю минуту», «одной ногой в могиле», «умираю», «приму смерть». Вряд ли Григорий Евсеевич надеялся, что все произнесенное им появится в газетах — слишком хорошо он
знал агитпроп. Для кого же он говорил? Для Вышинского, Ульриха? Для главных редакторов центральных газет? Конечно же, нет. Для дипломатов, зарубежных корреспондентов? Тоже вряд ли — что ему, бывшему главе Коминтерна, до них, до всей буржуазной прессы.
Скорее всего, вся патетика, весь пафос, все саморазоблачение нужны были ему лишь для себя. Для своей совести, с которой остался наедине. Он знал, что его жизнь кончена. И он действительно не хотел умирать врагом той партии, которой отдал всего себя.
Да, после смерти Ленина он мечтал занять его место. Пусть вместе с Каменевым и Сталиным, а потом только с Каменевым. Не получилось. И тогда он переступил через себя и вступил в блок с Троцким, что и увело его слишком далеко в сторону. Туда, откуда возврата уже не было. И поступал так лишь потому, что до самой последней минуты свято верил только в мировую революцию. И не верил в возможность строительства социализма в одном СССР, поскольку слишком хорошо знал: Ленин под такой «первоначально одной страной» подразумевал Германию, а не Советскую Россию.
Лишь увидев коллективизацию, за которую ратовал еще на 15-м съезде, лишь увидев свершения пятилетки, выход страны из экономического кризиса, стал осознавать свой догматизм, который назвал «дефективным большевизмом».
Для него стало поистине мучением осознавать правоту Сталина. Мучением, с которым ему пришлось говорить в последнем слове. Говорить, зная, что ничего изменить уже невозможно.
24 августа он спокойно выслушал приговор. На основании статей Уголовного кодекса РСФСР 19-й: «Покушение на какое-либо преступление, а равно и приготовительные к преступлению действия, выражающиеся в приискании или в приспособлении орудий, средств и сознании условий преступления, преследуются также, как совершенное преступление… В случае, если преступление не было совершено по добровольному отказу лица, намеревавшегося совершить это преступление, от его совершения, суд устанавливает соответствующую меру социальной защиты за те действия, которые фактически были совершены покушавшимся или приготовлявшимся».
58-8: «Совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций и участие в выполнении таких актов хотя бы и лицами, не принадлежащими к контрреволюционной организации, влекут за собой меры социальной защиты…»
58-11: «Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений, а равно участие в организации, образованной для подготовки или совершения одного из преступлений, предусмотренных настоящей главой, влекут за собой меры социальной защиты…»
24 августа Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила всех шестнадцать подсудимых, включая Зиновьева, «к высшей мере наказания — расстрелу, с конфискацией всего лично принадлежащего имущества».
На следующий день, 25 августа, приговор был приведен в исполнение.
Реакция и на процесс, и на приговор и в СССР, и за рубежом оказалась на удивление схожей. Советские газеты поспешили опубликовать статьи, заголовки для которых, да и содержание брали из речи Вышинского. Западная пресса также одобрила приговор, правда, на собственный лад.
Так, Уинстон Черчилль в комментарии от 4 сентября 1936 года для газеты «Ивнинг стандарт», с которой он в то время сотрудничал, писал:
«В чем смысл и последствия тяжелой сцены казней в Москве?.. Если когда-либо отсутствие человеческих слез в подобном случае было оправдано, так это по отношению к старой большевистской гвардии. Тут были отцы российской коммунистической революции, архитекторы логично выстроенной Утопии, которая, как нас уверяли, должна была стать устройством всего мира; пионеры прогресса “левых”; люди, чьи имена и преступления стали притчей во языцех для всего мира. Все они приведены к смерти товарищей Сталиным, генеральным секретарем их партии.
Я сказал “все”? Нет, все, кроме одного. Троцкий все еще живет, смущая добронравных норвежцев, а вдова Ленина посылает ему сигналы отчаяния, которые слабо различимы в российских сумерках. Ушли герои британской Социалистической партии (лейбористской — Ю. Ж.): Каменев, создатель англо-советского торгового соглашения; Зиновьев, автор знаменитого письма перед парламентскими выборами, расстрелян в клочья советскими винтовками. Томский, получивший золотые часы от Конгресса британских тред-юнионов, вышибет себе мозги выстрелом, чтобы избежать приговора. Что это значит? Что это предвещает?
Многие люди, которые не были шокированы долгожданным возмездием этим злодеям, безмятежно посылавших на смерть бесчисленные тысячи людей, тем не менее испытывают отвращение к судебному фарсу. Его механизм позволяет пролить свет на таинственную природу коммунистического государства. Мы видим отдельные проблески того, что было нам неизвестно. На какие-то мгновения мы ощущаем то, что было за пределами нашего размышления. Прежде всего, поражает ненормальное поведение подсудимых. Они все признают свою вину. Они рассуждают о грандиозности своих преступлений. Они приветствуют справедливое наказание. Каждый в свою очередь повторяет слова, которые были вложены в их уста с помощью методов, которые мы не в состоянии разгадать. Конечно, напрашивается объяснение, что им была обещана жизнь за цену своего унижения, а затем они были обмануты и лишены этой награды. Странное дело, но такая сделка произвела бы хорошее впечатление за пределами России. Мы видим, что существует пропасть в психологии между коммунистическим и остальным миром…
Каковы последствия этой резни для России как военного фактора в равновесии сил в Европе? Нет сомнения в том, что Россия решительно отвернулась от коммунизма (выделено мной — Ю. Ж. ). Состоялся сдвиг вправо. Тема мировой революции, которая лежала в основе троцкизма, треснула, если не разрушена вообще. Русский национализм и империализм без короны проявляет себя более грубо,
но и более весомо. Возможно, что было бы лучше, если бы
