Битва королей - Джордж Мартин

— Сир капитан, — сказал, подбежав к нему, сын Маттос. — Ваш шлем. — Давос взял его и нахлобучил на голову. Шлем не имел забрала, и Давоса бесил ограниченный обзор.

Горшки со смолой сыпались вокруг градом. Один разбился о палубу «Леди Марии», но команда Алларда тут же скинула его за борт. Слева на «Гордости Дрифтмарка» трубили рога, и ее весла поднимали водяные фонтаны. Стрела из скорпиона в ярд длиной пролетела в двух футах от Маттоса и с гудением вонзилась в палубу. Первая линия приблизилась к врагу на расстояние полета стрелы, и летучие древка засвистали между кораблями.

К югу от Черноводной люди тащили к воде наспех сооруженные плоты, и под тысячью знамен строились колонны. Повсюду реяло огненное сердце с крохотным, едва заметным черным оленем внутри. «Нам следовало бы идти в бой под коронованным оленем, — подумал Давос. — Олень — эмблема короля Роберта, и горожанам он хорошо знаком, а это чужое знамя только настроит их против нас».

Давос не мог видеть этого сердца, не вспомнив о тени, которую родила Мелисандра в сумрачных недрах Штормового Предела. Этот бой по крайней мере ведется честным оружием, при свете дня. Красная женщина и ее черное отродье в нем не участвуют. Станнис отправил ее обратно на Драконий Камень вместе со своим побочным племянником Эдриком Штормом. Его капитаны и лорды-знаменосцы настояли на том, что женщине в бою не место. Только люди королевы говорили обратное, да и то не слишком громко. Король, вопреки этому, был готов оставить жрицу, но лорд Брюс Карон сказал ему: «Ваше величество, если колдунья останется, люди будут говорить, что это ее победа, а не ваша. И что своей короной вы обязаны ее чарам». Это решило дело. Сам Давос помалкивал, не принимая участия в спорах, но отнюдь не опечалился, когда жрица отбыла. Он не желал иметь дела ни с ней, ни с ее богом.

«Вера» справа подошла к берегу и опустила сходни. Лучники побежали с нее на отмель, держа луки высоко над головой, чтобы не замочить тетиву. Они высаживались на узкую полоску берега под утесами. Из замка на них сыпались камни, стрелы и копья, но угол был слишком крут, и снаряды почти не наносили ущерба.

«Молитва» причалила ярдах в двадцати выше, а «Благочестие» готовилось сделать то же самое, когда на берегу появился конный отряд защитников. Копыта их коней расплескивали воду на отмели. Рыцари накинулись на лучников, как волки на кур, и загнали их обратно в реку, прежде чем те успели наложить стрелы на тетивы. Солдаты с копьями и топорами бросились на выручку стрелкам, и на берегу закипела кровавая сеча. Давос узнал шлем в виде собачьей головы, принадлежавший Псу. Клиган в белом плаще въехал по сходням на палубу «Молитвы», рубя всех, кто попадался под руку.

Позади замка, окруженная стенами, раскинулась на холмах Королевская Гавань. Вдоль реки виднелись черные руины — Ланнистеры сожгли все постройки за пределами Грязных ворот. На отмелях торчали остовы сожженных кораблей, преграждая путь к длинным каменным молам. «Здесь нам нипочем не высадиться». Поверх Грязных ворот Давос видел верхушки трех огромных требюшетов, а на холме Висеньи сверкали на солнце семь кристальных башен Великой Септы Бейелора.

Давос не заметил, в какое мгновение началась битва, зато услышал треск двух столкнувшихся галей — он не видел которых. Затем по воде разнеслось эхо второго удара и третьего. За треском ломающегося дерева слышалась отдача носовой катапульты «Ярости». «Морской олень» расколол пополам одну из галей Джоффри, но «Собачий нос» горел, а «Королева Алисанна» застряла между «Шелковой леди» и «Бесстыдницей» и вступила с ними в рукопашный бой.

Прямо по курсу вражеский «Страж Гавани» устремился в промежуток между «Верным» и «Скипетром». «Верный» успел убрать свои правые весла, но левые весла «Скипетра» от столкновения переломились, как лучинки.

— Пли! — скомандовал Давос, и его лучники послали над водой целую тучу стрел. Давос увидел, как упал капитан «Стража», но не смог вспомнить, как его звали.

Огромные требюшеты на берегу вскинули руки, и сотня камней взвилась в желтое небо. Каждый с голову величиной, они с плеском рушились в воду, ломали дубовую обшивку и превращали живых людей в кровавое месиво. Вся первая линия вступила в бой. Летели абордажные крючья, железные тараны дробили борта, люди прыгали на палубу вражеских кораблей, стаи стрел сталкивались в дыму, падали убитые и раненые… но у Давоса пока все были целы.

«Черная Бета» шла вверх по реке, и барабан мастера над гребцами отдавался в голове капитана, высматривающего, кого бы протаранить. Два вражеских корабля, зажавшие «Королеву Алисанну», сцепились с ней крючьями и веревками.

— На таран! — вскричал Давос.

Барабанный бой превратился в сплошную лихорадочную дробь, и «Черная Бета» ринулась вперед по белой, как молоко, воде. Аллард понял замысел отца и направил туда же «Леди Марию». Первая линия, разбилась на целый ряд отдельных схваток. Три сцепившихся вместе корабля медленно поворачивались. Их палубы заливала кровь людей, рубившихся мечами и топорами. «Еще немного, — воззвал к Воину Давос Сиворт. — Разверни ее еще немного, бортом ко мне».

И Воин, как видно, услышал его. «Черная Бета» и «Леди Мария» протаранили борт «Бесстыдницы» с носа и с кормы, да так, что люди посыпались с палубы «Шелковой леди» через два корабля от нее. У Давоса зубы так лязгнули, что он чуть не откусил себе язык. Он сплюнул кровью. В следующий раз не разевай рот, болван. Сорок лет он на море, а на таран пошел впервые. Его лучники пускали стрелы сами, без команды.

— Задний ход. — Весла «Черной Беты» отработали назад, и река хлынула в проделанную ею дыру. «Бесстыдница» на глазах у Давоса развалилась на части, роняя в воду десятки людей. Кое-кто из живых поплыл к берегу, кое-кто из мертвых закачался на волнах. Те, кто был в кольчуге и броне, пошли на дно — и живые, и мертвые. Мольбы утопающих звучали в ушах Давоса.

Зеленая вспышка впереди слева бросилась ему в глаза, и клубок изумрудных змей поднялся, шипя, над кормой «Королевы Алисанны». Миг спустя до него донесся вопль: «Дикий огонь!!»

Давос скривился. Горящая смола — одно дело, а дикий огонь — совсем другое. Потушить его почти невозможно. Накроешь его плащом — плащ загорится, прихлопнешь ладонью — загорится рука. «А пустишь на него струю — хрен отвалится», — говорили старые моряки. Сир Имри предупреждал их, что без этой паскудной «субстанции» дело не обойдется. Хорошо еще, что настоящих пиромантов осталось мало — скоро совсем повыведутся, уверял сир Имри.

«Черная Бета» по команде Давоса оттолкнулась веслами с одного борта, дав задний ход другим, и развернулась. «Леди Мария» тоже освободилась, и хорошо: огонь охватил «Королеву Алисанну» и ее противниц с такой быстротой, что Давос глазам не поверил. Люди, объятые зеленым пламенем, с нечеловеческими воплями бросались в воду. Огнеметы на стенах Королевской Гавани изрыгали эту зеленую смерть, требюшеты за Грязными воротами кидали камни. Один, величиной с вола, плюхнулся между «Черной Бетой» и «Духом» — оба корабля закачались, и на палубах все промокли насквозь. Другой, немногим меньше, угодил в «Дерзкий смех». Галея Велариона разлетелась в щепки, словно игрушка, сброшенная с башни, но эти щепки были длиной с руку.