Бандитский Петербург. 25 лет спустя - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дело о нападениях на инкассаторов было для Петербурга невероятно громким. Вот только из всего букета обвинений в суде доказали — всего ничего. Так, Алексею Михайлову в итоге вменили лишь один эпизод преступной деятельности — участие в нападении на ювелирный салон «Ювелий». Именно за это он и был приговорен к восьми годам лишения свободы. Кроме того, суд удовлетворил иск салона, предъявленный Михайлову, на сумму около 1 миллиона рублей. В отношении другого обвиняемого — Алексея Палея — обвинение было переквалифицировано с разбойного нападения на приобретение или сбыт имущества, добытого заведомо преступным путем. Однако за истечением сроков давности уголовное преследование Палея и вовсе было прекращено.
Таким образом, обвинение в наиболее резонансном нападении — на Гидрометеорологический университет 4 июня 2001 года — так и не было предъявлено никому их задержанных по данному делу. Хотя правоохранительные органы и подозревали, что в нападении участвовали ныне покойные Иванов и Юсупов. По версии следствия, они напали на кассира учреждения и захватили баул с деньгами — 1,5 миллиона рублей, — однако на их пути встали преподаватель университета и профессиональный самбист тридцатишестилетний Николай Миняев и сотрудник милиции общественной безопасности двадцатипятилетний Алексей Алексеев. Оба были застрелены из автоматического оружия, а Иванов и Юсупов скрылись с места происшествия на машине.
Куда податься бедному горожанину?
На этих страницах можно было бы рассказать еще не один десяток подобных сюжетов, ставших, увы, печальной приметой новейшей российской криминальной истории. Именно российской, поскольку проблема существования подобных отмороженных банд актуальна не только для Санкт-Петербурга, но и для подавляющего большинства других городов России.
В начале августа 2003 года на брифинге, который проводил в Москве начальник Главного управления по борьбе с организованной преступностью службы криминальной милиции МВД России полковник милиции Николай Овчинников, были озвучены следующие данные: только за первое полугодие 2003 года сотрудниками правоохранительных органов выявлено 255 фактов бандитизма (за этот же период раскрыто 180 преступлений, совершенных организованными преступными группами). Причем текущий год превышает аналогичные показатели по данному виду преступлений, зарегистрированные в России за последние пять лет. «Мы имеем все шансы в этом году поставить рекорд по количеству выявленных преступлений, которые можно квалифицировать как бандитизм», — констатировал Овчинников, особо подчеркнув при этом, что участие в банде следует рассматривать как «одну из форм уголовного терроризма» и что на сегодняшний день в России «бандитизм является одним из наиболее опасных преступлений».
Полковник Овчинников не был бы настоящим милиционером, если б в своем, не побоюсь этого слова, устрашающем выступлении не оставил места и для некоторых положительных тенденций. Естественно, связанных с деятельностью его ведомства. Так, в частности, по его словам, показатель раскрываемости по статье «бандитизм» в целом по России за отчетный период достиг 80 %. Чисто по-человечески очень хочется верить в это выдающееся достижение наших милиционеров, однако, исходя из горькой правды прошлых лет и зная истинную цену милицейской статистике, приходится признать, что, кроме избитого «не верю», больше на ум как-то ничего и не приходит. К тому же рядового обывателя вряд ли сильно согревает мысль о том, что если он подвергнется разбойному нападению, то по статистике в четырех случаях из пяти человека, который настучал ему по голове, вроде как должны найти. Статистика — вещь, безусловно, хорошая, но вот голова-то — она одна. И притом своя…
Сегодня любую женщину, идущую по улице и разговаривающую по мобильному телефону, могут сбить с ног прямо на Невском проспекте, после чего у нее вырвут трубку. В частности, мои знакомые пережили много подобных краж. И самое печальное, что все они даже в милицию не пошли. Потому как понимают, что это бесполезная трата времени и нервов. И так телефон украли, а тут еще надо выслушивать глупые утверждения и заглядывать в блудливые глаза опера, который будет намекать: «Может, без заявления? Может, не надо?»
Борьба с уличной преступностью — это комплексная задача общества и экономики в целом. Бороться с ней можно через какие-то социальные программы. Ведь огромную долю преступников составляют наркоманы. Но пока у нас нет успехов в борьбе с наркотрафиками. Вероятно, потому, что наркоторговля невозможна без покровительства со стороны правоохранительных структур. Точно так же невозможно существование профессиональных угонных группировок без контактов с правоохранительной системой. Я не понимаю, почему такие группировки не выявляются оперативным путем. Вернее, я понимаю почему. И в таком случае у меня возникают вопросы к управлениям собственной безопасности российской милиции.
К сожалению, наша правоохранительная система была сильно деидеологизирована за последние лет 15–20. Моральный стимул служить в системе исчез, денежный, как мы знаем, тоже. Но эта ситуация небезнадежна. Допустим, если судить по опыту Америки, то у них в 1920 — 1930-е годы был невиданный размах коррупции в полиции. Собственно, американцы создавали ФБР как элемент противодействия этой коррупции. Как видим, за долгие годы они достигли отличных результатов. Вместе со всей страной. Американцы создали все предпосылки для того, чтобы служить в полиции было не только почетно, но и выгодно. Теперь американский полицейский посмотрит на водителя как на сумасшедшего, если тот ему предложит какие-нибудь деньги. У нас же посмотрят как на сумасшедшего, если не предложит. Поэтому пока мы находимся на разных полюсах. И это положение дает питательную среду для того, чтобы уличная преступность чувствовала себя нормально.
В таких случаях Николай Гаврилович Чернышевский, помнится, задавался вопросом «Что делать?». Но ничего кардинально нового, как мне кажется, здесь не придумаешь: милиция должна ловить преступников, прокуратура — помогать и надзирать, суд — определять степень вины и назначать наказание, а Управление исполнения наказаний, соответственно, следить за тем, как эти самые наказания исполняются. Правда, существует еще такое, порядком подзабытое ныне понятие, как «профилактика преступности». Не будем в данном случае затрагивать концептуальные и сложные вещи вроде государственной идеологии, правовой культуры и правового воспитания, законотворческой деятельности, роли общественных организаций, семьи и школы и т. д. Поговорим, так сказать, о «силовой составляющей».
