Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И причина тому могла быть только одна: на этот раз роду и фамильному гнезду Горчаковых угрожало то, что оказалось важнее даже моего исчезновения чуть ли не на целые сутки. И чем ближе я подъезжал к дому, тем сильнее становилось тоскливое ощущение. Охранники на воротах — сразу трое с Одаренным во главе — вообще не обратили внимания на незнакомую машину. Только закивали, разглядев меня за рулем, и пропустили. Без вопросов, без разговоров… то ли вообще не знали, что наследника рода Горчаковых похитили, то ли были озадачены чем-то посерьезнее.
Сначала мне показалось, что деда вообще нет дома: обычно я чувствовал его Дар чуть ли не от самого въезда в Елизаветино, а сейчас — только у самых стен. Привычная мощь исчезла, став похожей на сдувшийся морщинистый шарик. Сжалась в едва теплящийся комок — видимо, чтобы хоть как-то сохранить остаток сил, которых едва хватало поддерживать жизнь в почти столетнем теле.
Дед явно ощущал себя паршивее некуда — а выглядел еще хуже. Сидел на диване в гостиной, закутавшись в толстенное зимнее одеяло, хоть дома и было почти жарко. Чашка с горячим чаем стояла на столике в паре шагов, но так и осталась нетронутой: похоже, старику попросту не хватило сил дотянуться до нее самому, а попросить помощи помешала то ли гордость…
То ли желание непременно говорить со мной с глазу на глаз. На этот раз дед выгнал даже Андрея Георгиевича, а рядовые охранники и прислуга и вовсе будто исчезли. Хотя… может быть, глава рода просто не желал показываться им в таком виде.
— Присаживайся, — произнес он.
Так тихо, что я скорее ощутил его волю, а не разобрал слова. Устроился на диване — поближе, чтобы деду не приходилось напрягаться. В дороге у меня было достаточно времени подумать, о чем рассказывать дома, а чем, пожалуй, лучше промолчать… Но стоило заглянуть в похожее на восковую маску бледное лицо — все мысли тут же вылетели из головы.
И мне стало по-настоящему страшно.
Дед сидел с закрытыми глазами. У него не осталось сил даже смотреть. И нащупать меня Даром он тоже не мог… Значит — узнал по шагам, или знал, что я должен появиться. Что никого другого сюда попросту не пустили бы. На мгновение показалось, что старик вообще не дышит — настолько мало в нем осталось жизни.
Даже родовой Источник уже не мог вернуть ему силы. И неудивительно: дед целые сутки непрерывно работал с Даром. На полную мощность, раскручивая невидимые нити энергии, сплетая сеть, способную накрыть не только весь город, но и десятки, а то и сотни километров вокруг. Искал меня — безуспешно, но раз за разом пробуя снова. Чуть ли не с того самого момента, как меня засунули в багажник на улице неподалеку от Путиловского завода — и до рассвета, когда я, наконец, добрался до телефона и смог позвонить.
И продолжал, даже когда над всей столицей нависла туча, природу которой мне пока еще не удалось понять — зато прекрасно чувствовал не только Даром, но и чуть ли не кожей. Что бы я там ни думал, поиск единственного уцелевшего внука для главы рода никакой не мог стать второстепенной задачей.
Но, похоже, был явно не единственной. Дед выложился до капли, и жизнь в нем поддерживал, похоже, уже не Дар, а исключительно Горчаковское фамильное упрямство.
— Ты… ты вообще как? — Я подвинулся поближе на диване. — Я не…
— Пока не помер, как видишь, — проскрипел дед. — Рассказывай.
И я рассказал. Даже более-менее, ровно, не сбиваясь. Сначала о том, как расстреляли охрану, а меня самого засунули в багажник, потом о своем почти удачном побеге из загадочной и невесть кому принадлежавшей усадьбе. И, разумеется, о беседе с восставшим из мертвых генералом Куракиным — в мельчайших подробностях. Дед, как и всегда, слушал молча, но я сам каждую минуту смолкал и прислушивался, дышит ли он вообще. Никаких внешних проявлений интереса я так и не заметил: старик не двигался, не смотрел в мою сторону и не подавал голоса. И только по беспокойно двигающимся под веками глазам я мог понять, что он еще не задремал… или чего похуже.
— Неудивительно, — с явным усилием произнес он, когда я закончил рассказ. — Неудивительно, что они все… все повылезали именно сейчас.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Кто — они? — на всякий случай уточнил я. — Куракин, Орлов или…
— И те, и другие. — В голосе деда на мгновение прорезалось что-то похожее на тень былой сварливости — ему все так же не нравилось, когда его перебивают. — В такие времена… всегда пытаются урвать свое, так или иначе.
— В какие? — буркнул я. — Мог бы тратить поменьше сил на загадки.
— Ровно день назад… Конечно, во дворце до сих пор пытаются скрывать, но такое почти невозможно утаить. Императрица при смерти. — Дед смолк, чуть отдышался и продолжил. — Пока говорят о тяжелой болезни, и все же главы родов подозревают или неизвестный яд, или плетение экстра-класса.
— Что?! — Я едва не подпрыгнул. — Кто вообще мог?..
Не то, чтобы сама мысль о подобном казалась мне нелепой. Если последний год чему-то и научил столичную знать, то уж точно тому, что даже охраняемый гвардией, жандармами и придворными Одаренными Зимний дворец уже не мог считаться абсолютно безопасным местом… особенно в последнее время.
Но покушение на саму государыню?.. Может, лучшие годы Екатерины Александровны остались далеко позади, и ее сложно было назвать сильным правителем — кто мог настолько желать ей зла? И во время народных волнений, и перед выступлением Куракина, и даже после него столичная знать увлеченно грызла друг друга — но императрица все время оставалась вне этих… конфликтов. И мне еще ни разу не приходилось слышать о врагах венценосной фамилии.
А они имелись. И, похоже, обладали и незаурядным магическим Даром, и высоким положением. За последние месяцы Багратион не только усилил позиции, но и наверняка буквально наполнил и гвардию, и министерства, и уж тем более двор своими людьми. Третье отделение засадило в крепость сотни, если не тысячи человек по обвинению в заговоре, вооруженном мятеже и государственной измене… Но Орлов с Меншиковым не только разгуливали на свободе, но и позволяли себе угрожать мне чуть ли не во всеуслышание — а потом еще и привести угрозы в исполнение.
Похоже, в одном Куракин мне точно не соврал — столичная знать прогнила насквозь.
— Кто вообще мог отравить императрицу? — переспросил дед. — К сожалению, любой, кому выгоден бардак в столице. Я бы подозревал кого угодно, включая и Багратиона, и Куракина, и самого наследника Павла, и даже нас с тобой… Как бы ни цинично это прозвучало, сейчас меня куда больше интересует, что со всем этим делать.
— И что же?
— Хотел бы я сам знать. — Дед несколько раз хрипло вздохнул. — Не думаю, что стоит объяснять тебе подобное, но ни я, ни кто-либо из тех, кому я доверяю хотя бы на треть, причастен к преступлению… Значит, план есть у наших врагов. И все, что нам остается — попытаться сыграть на опережение.
— Против кого? — Я на мгновение задумался. — И почему ты думаешь, что…
— Чем бы все ни закончилось, на ближайшие несколько дней столица и вся Империя останутся без хозяина. Наследник Павел пока еще даже не совершеннолетний, Багратион не успел получить чин канцлера… зато уже подрезал крылья армейским чинам. — Дед пожал плечами. — Оружия и сил здесь в Петербурге предостаточно, конечно же. Но я склонен думать, что сейчас там попросту нет человека, который может в случае чего отдать приказ войскам — и быть уверенным, что этот приказ выполнят без проволочек или сомнений.
— Замечательно, — вздохнул я. — Тогда нас ждет что-то похуже апреля.
— Именно. — Дед, похоже, собирался кивнуть, но только уронил голову на грудь. — И раздумывать, к сожалению, некогда. Нравится тебе это, или нет — похоже, придется действовать на свой страх и риск… Но тебе не привыкать.
— Вроде того. — Я усмехнулся и покачал головой. — Но хотелось бы знать, что именно сейчас стоит делать.
— Вариантов у нас немного. — На бескровных губах деда заиграла недобрая улыбка. — Его превосходительство покойный генерал предлагает неплохую затею. И я не вижу никаких причин…