В подполье можно встретить только крыс… - Петр Григоренко

Что могли этому противопоставить люди из КГБ и послушные им судьи? Только ложь. Всякая правда о процессе била по творцам беззакония. И вот КГБ мастерит лживые легенды и двигает их в печать.

Насквозь лживые статьи об этом процессе, опубликованные в «Известиях» (№ 15712) и в «Комсомольской правде» (№ 13089) вынудили меня взяться за перо.

Известно, писал я, что процесс, объявленный открытым, был фактически полностью изолирован от постороннего глаза.

Это – типичный процесс-провокация, аналогичный процессам, организовывавшимся во время Ягоды, Ежова, Берия. Разница лишь в том, что тогда сообщали о «врагах народа» без указания конкретной вины, а теперь, в обоснование несправедливого приговора, приводят чистейший вымысел. Насколько шатки позиции обвинения можно судить хотя бы по привлечению в качестве свидетеля обвинения Брокс-Соколова, который не имел не только прямого, но и косвенного отношения к данному процессу, создавая своим пресловутым поясом видимость наличия «вещественных доказательств».

Подобных писем с разоблачением КГБистской лжи, адресованных в прессу и властям, прошло через самиздат и проникло за рубеж огромное количество. Но главный отпор был дан выпуском в свет сборника «Процесс четырех», где шаг за шагом подробно был освещен процесс от начала до конца. И это вынудило КГБ отступить и на этом направлении. В последующем власти стремились замолчать процессы, не давать о них в прессу никаких сведений, даже лживых. Мы с нашими слабенькими силами, но имея на вооружении правду и закон, добились победы и на этом участке.

Однако главный успех в ходе этого процесса достигнут стоянием на морозе. Мы показали здесь свою стойкость и стимулировали свою активность. Здесь родилось обращение Ларисы Богораз и Павла Литвинова. Родилось незаметно, но сыграло в развитии правозашиты роль коренного поворота. Главная сила этого обращения в том, что впервые, открыто на весь мир, выражено недоверие советскому правительству. Обращение шло через его голову и направлялось непосредственно «к мировой общественности и в первую очередь – к советской». За все время существования советской власти никто не вспомнил об общественности. Ее не существовало. Никто не верил в нее. От нее никто ничего не ждал. И мы, правозащитники, до сего дня обращались только к властям. И вдруг во весь голос называется советская общественность – как главная сила. При этом дается точное определение той общественности, на которую мы рассчитываем: «Мы обращаемся ко всем, в ком жива совесть и достаточно смелости».

И с чем обращаемся? Не просить, не ходатайствовать, не оказать помощь. Нет! «Требуйте публичного осуждения этого позорного процесса и наказания виновных!

Требуйте освобождения подсудимых из-под стражи!

Требуйте повторного разбирательства с соблюдением всех правовых норм и в присутствии международных наблюдателей!»

И снова проникновенное обращение к советской общественности – как к реальной силе.

«Граждане нашей страны! Этот процесс – пятно на чести нашего государства и на совести каждого из нас. Вы сами избрали этот суд и этих судей – требуйте лишения их полномочий, которыми они злоупотребили. Сегодня в опасности не только судьба подсудимых – процесс над ними ничем не лучше знаменитых процессов тридцатых годов, обернувшихся для нас всех таким позором и такой кровью, что мы от этого до сих пор не можем очнуться».

Впервые, после многих лет жуткого произвола, уничтожившего даже понятие общественности, эта общественность вдруг заявила о себе и потребовала своих прав. Богораз и Литвинов почувствовали назревшую потребность советской общественности – самоопределиться. Они прикоснулись к душе этой общественности и она зазвучала. Помню, каким потоком обрушились письма на обоих авторов обращения буквально со всех концов Советского Союза и от всех категорий населения, в том числе от коммунистов. Людям явно надоело бояться. Они сообщают свои адреса, место работы, высказывают открытое свое одобрение обращению. Одновременно шли письма – протесты: с Украины, из Новосибирска, из Латвии, из Пскова, из Москвы, письма-протест 79-ти, 13-ти, 224-х, 121-го, 25-ти, 8-ми, 46-ти, 139-ти, 24-х школьников…

Подписавших протесты выгоняли с работы, лишали ученых степеней и званий, травили в газетах и на собраниях. Кое-кто каялся, но число протестующих росло. Общественное движение началось и остановить его стало невозможным. И власти свирепствуют. Новые аресты, новые суды и на них – новые протесты. Репрессии становились привычным фактом жизни, а движение продолжало расти. Суды по всей стране приняли тот же характер, что и в Москве – жестокие приговоры за закрытыми дверями. Но у дверей толпа единомышленников. Общественность, раз проснувшись, находит неправых судей и за закрытыми дверями, в их подполье. Находит и извлекает на свет Божий, делает достоянием гласности творимый произвол.

Первый серьезный напор гласности вскрыл массу проблем: правовых, национальных, социальных, религиозных. Оказалось, что ежедневно происходят беззаконные преследования, аресты, расправы. Надо было все это как-то обобщать и регулярно информировать интересующихся. И находятся инициаторы – рождается «Хроника текущих событий». Никто надолго не загадывал, не разрабатывали программ, не определяли периодичность. Надо было учесть и предать гласности ту борьбу, которая развернулась после обращения Богораз и Литвинова. Надо было создать орган, который помог бы возрождающейся общественности осознать самое себя и пригвоздить к позорному столбу творящийся произвол. А далее, как получится. Но идея «Хроники» оказалась столь жизненной, что никакие меры КГБ против нее, не оказались действенными. «Хроника» крепла, делалась все полнокровнее, приобрела периодичность.

Обращение вдохнуло новые силы и в «Самиздат». Он перестал быть делом чисто литературным. В нем начали публиковаться открытые письма, статьи, памфлеты, трактаты, исследования, монографии. Усилились после обращения и центростремительные силы. Первыми потянулись в Москву украинцы, стремясь выйти во внешний мир, через иностранных корреспондентов. В Москве пошел по рукам украинский самиздат: стихи Симоненка, Стуса, Светличного, Караванского, книга Ивана Дзюбы «Интернационализм или Русификация», книга В. Черновола «Лыхо з розуму», эссе В. Мороза «Репортаж из заповедника Берия». В общем на Москву нахлынула большая литература украинского самиздата. Начали устанавливаться личные связи между московскими и украинскими правозащитниками. Мы узнали о движении национального возрождения, развернувшемся в Украине в начале 1960-х годов, так называемое движение шестидесятников и о том жестоком ударе, который был нанесен КГБ по этому движению.