Тени исчезают в полдень - Анатолий Степанович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звали человека Митька Курганов. Он возвращался домой, в Зеленый Дол. Но откуда возвращался — этого он и сам не знал.
…События последних месяцев оглушили его, запутали, сбили обычную его бесшабашность и самоуверенность.
Все началось с ухода отца к Клавдии Никулиной, Митька, как и Степанида, узнал об этом ранним утром, когда им кто-то сообщил, что Фрол ночевал у Клавдии. Едва осмыслив случившееся, он остолбенел и онемел. Как?! У Клашки?! О которой у самого Митьки нет-нет да мелькали вороватые мыслишки…
А мать стонала и причитала, болтая растрепанной головой.
— Сыночек мой! Отец-то… Видано ли! Позор-то какой! Уж я ли не берегла дом? Что заработано, что с огороду когда продано — все в дом, в свое гнездо… А он, сам вертопрах, к вертопрахе и ушел…
Митькины уши были словно заложены ватой, голос матери доходил еле-еле. Сорвавшись, он побежал к дому Никулиной, схватил отца за грудь:
— Ты что устраиваешь, отец?! Ты к кому это…
От отцовского удара он отлетел в угол, стер рукавом с подбородка просочившуюся полоску крови. Вату из ушей отец тоже, вероятно, выбил, потому что Митька отчетливо услышал:
— Сопляк еще мне… чтобы понимал!
— За… за что?! — прохрипел Митька, нагнул голову, готовясь ринуться на отца.
— За все. Половину — за внучку Шатрова. Но-но, охолони-ка, не то и остаток получишь! Другая половина потяжельше будет.
Митька, может, и не «охолонул», но повел головой, будто прислушавшись к чему-то.
— При чем тут Шатрова?
— При том… На станцию-то к кому бегал? Зачем?
— А-а! — Митька нехорошо ухмыльнулся. — Так за этим же, за чем ты сюда вот. Только я холостой вроде…
Отец поглядел на него и произнес:
— Вроде и другая половина тебе… не лишняя будет.
В голосе его было такое, от чего Митька снова повел головой.
— Интересно рассуждаешь, батя. Тебе можно, а мне… Не вижу логики…
— Молоко-то еще на губах висит, чтоб увидеть. Оближи сперва их…
Эти слова смертельно обидели Митьку. Он снова наклонил голову, но, не решаясь броситься на отца, весь вздрагивал, топтался на месте.
— Молоко?! Облизать, значит? — переспросил он. — Что ж, ладно… Я с Зинкой жил, а ты с Клашкой живи. Обратаем сеструх…
Фрол как стоял, так и продолжал стоять, не шелохнувшись. Он только начал медленно бледнеть.
По мере того как Фрола заливала бледность, все черты его крупного лица становились резче, отчетливее — Курганов будто бы каменел на глазах.
— Что-о?! — спросил он, шевеля губами.
— Вот тебе и что… Оно складно у нас получится, в лад.
— Значит… сын у Зинки…
— Что — сын?! — Митька еще раз, но теперь глуповато, усмехнулся. — И у тебя теперь будет.
— Дмитрий?!
Митька опомнился, когда уже висел в воздухе. Отец держал его на весу, то поднося поближе к глазам, то отстраняя подальше, словно выбирая, с какого расстояния можно лучше всего рассмотреть сына.
— Батя… батя… — хрипел Митька.
— Гляди мне в глаза! Гляди! — закричал Фрол.
Митька было посмотрел, но, моргнув виновато раз-другой, отвел взгляд. Из отцовских глаз, больших, усталых, мутных, выкатывались крупные слезы, упали вниз, оставив на шершавой коже щек две впалые полоски.
— Эх ты… сын, — через силу, еле слышно произнес Фрол, проглотил тяжелый комок, поставил Митьку на пол, отвернул от себя и толкнул к двери.
Митька не то чтобы не понял, но упрямо не хотел понимать, что означали слова отца. Он постоял маленько на улице, поднял воротник тужурки, сунул руки в карманы и двинулся прочь.
По переулку торопилась куда-то Ирина. Митька глянул на нее и с тем же упрямством подумал, что надо бы завтра смотаться на полустанок, к докторше.
Однако следующий день был чем-то занят, еще следующий — тоже. А потом известие из Ручьевки, пурга, пожар, арест какого-то Меньшикова… И разговоры, пересуды всколыхнувшейся деревни…
Всем этим Митька был ошарашен, оглушен и, кажется, напуган. Он слушал все деревенские разговоры, но своего отношения к случившемуся никак и никому не высказывал.
Однажды мать спросила у него осторожно:
— Что, Митенька… Правда, что докторшу собаки шибко изувечили? Болтают — страшно. А может, и не сильно? Ты бы узнал…
— Узнаем, — буркнул Митька. А у самого мелькнуло где-то торопливо: «Может, хорошо, что больше не пошел к ней».
Краснова была очень плоха, нужно было срочно доставить ее в районную больницу. Но путь из Ручьевки до Озерков на автомашине она могла не выдержать.
Вера Михайловна разрешила на автомашине привезти ее лишь на полустанок, а дальше — обязательно поездом.
Дорога из Ручьевки до полустанка только через Зеленый Дол. И в Зеленом Доле больной потребовались отдых и перевязка.
Вера Михайловна спросила, у кого дом попросторнее и почище. Корнеев кивнул на Ирину, но Шатрова уже сама показывала шоферу на свой дом.
В Зеленом Доле больной стало хуже, пришлось заночевать.
Женщины, помогавшие врачам на квартире у Шатровых, охали потом и стонали.
— Вместо личика-то кусок мяса. Пропала девка…
Ирина, выплескивая на помойку окровавленную воду, была заплаканной.
«Хорошо, что не пошел тогда…» — опять подумал Митька. Но вспомнил две мокрые полоски на щеках отца, и ему стало неловко от своих мыслей, он нахмурился. Однако тут же отмахнулся от всего: «А-а, что я, жених, что ли, ей?…»
И снова стал веселым и беспечным.
Наутро Краснову увезли. Вера Михайловна попросила для помощи в дороге одного
