Я — начальник, ты — дурак - Александр Щелоков

Кстати, маневр силами у Занудина был коронным номером. В его штабе хорошо помнили про овраги. А в подразделениях знали — любой приказ подлежит исполнению. И точка.

Из многих учений запомнилось одно — показное.

На слух последнее слово иногда воспринимается как нечто связанное с показухой. Спешу уверить: общего здесь ничего нет. Показные учения, как правило, для войск куда сложнее обычных, поскольку их назначение — показать образец, продемонстрировать своеобразный эталон действий слаженных и безошибочных. А действовать эталонно в условиях специально усложненных не так-то просто.

Учение проходило в присутствии представителей Объединенного командования Варшавского Договора на территории Венгрии.

Командующий войсками, руководивший показными учениями, — человек выдержанный, умевший не обнаруживать своих чувств, все же явно волновался и буквально стоял над душой у Занудина. Положение командира дивизии усложняли четко прорисованные схемы боевых действий. Они висели у всех на виду, и каждый, видя бой со стороны, имел право мнить себя стратегом и сверять реальное со схематическим.

На одном из рубежей, в горах, ситуация складывалась драматически. Занудин со штабом выскочил на каменистую высотку и быстро раскинул наблюдательный пункт. Выдвинувшись к самому обрыву, комдив присел среди обомшелых камней и приник к микрофону рации. Войска отставали от графика. Так, во всяком случае, нам всем казалось.

— «Волга», «Волга», — заклинал комдив. — Атакуйте третий рубеж!

А стрелка секундомера безжалостно кружила по циферблату, все меньше оставляя возможностей танкам вовремя появиться на заданном рубеже.

Командующий волновался.

— Где танки, полковник? — вопрошал он ледяным тоном Занудина. — Где танки?

Полковник бросал взгляды на часы и повторял:

— Будут. Сейчас будут!

Стоявший рядом генштабист Венгерской народной армии — высокий красивый эзредеш — полковник — иронически усмехнулся и по-русски сказал:

— Танки не спички. Из кармана не вынешь.

— «Волга», «Волга», — повторял Занудин. — Я — «Кама». Вперед! Вперед!

И тут же, усиленный громкоговорителями, донесся ответ:

— «Кама», «Кама», я — «Волга»! Атакую!

Из лесистой лощины с опозданием на полминуты от расчетного времени на полигон покатилась стальная лавина.

Высокий эзредеш отошел в сторону, достал пачку сигарет, выбил щелчком одну и закурил.

— Ну что? — спросили его.

— Все отлично, — ответил он. — С такой дивизией воевать можно. Работает как часы.

Начальник штаба войск Южной группы генерал Никитин, слышавший весь разговор, улыбнулся и сказал:

— Часы хорошо стучат, потому что часовой мастер отличный.

Занудин этих разговоров не слышал. Он занимался делом. Он работал. Вызывая нужных ему командиров, он уточнял задачи, менял направления ударов, сжимал сроки, подбадривал:

— Вперед! Вперед!

Есть в трилогии Константина Симонова «Живые и мертвые» такой эпизод. Перед началом нашего наступления в Белоруссии рассуждают два офицера:

«— Неплохо бы и обратно — за три дня отсюда до Могилева, — сказал Ильин. — Но пока до Днепра дойдешь — водные преграды одна за другой. И у всех, как на смех, названия бабьи: Проня, Бася, Фрося, Маруся.

Синцов улыбнулся. Фроси и Маруси — таких рек здесь не было, но Проня и Бася действительно были, и их форсированию отводилось немало места в предварительных планах…»

Та вот, именно на Могилевщине, на речке Басе стал Героем Советского Союза Юрий Федорович Занудин.

В июне сорок четвертого года в бою за господствовавшую над местностью высоту его рота отбила контратаку танков, участвовала в разгроме вражеского гарнизона в деревне Живань Дринского района, форсировала Басю, захватила первые траншеи противника и четырнадцать часов подряд отбивала контратаки противника. В числе первых старший лейтенант Занудин вместе с ротой переправился через Днепр, занял оборону и огнем прикрывал строительство моста, по которому на запад хлынула техника.

Не берусь утверждать со всей уверенностью, но не там ли родилось это боевое «Вперед!», определившее на многие годы существо командирской натуры?

Наверное, все же там.

А что касается фамилии, то уже значительно позже я узнал, что генерал поменял неблагозвучную родную фамилию на другую — Зарудин. Быть Занудиным полковнику еще казалось допустимым. Обращение к его высокопревосходительству генерал-полковнику должно звучать благородно и услаждать слух.

Старый кавалерист рассказывает: «Все байки об особом уме лошадей не выдерживают критики. Помню, в бою меня ранило. Я упал и потерял сознание. Мой конь Воронок без меня поскакал в расположение эскадрона и привел ко мне врача». — «Так это и подтверждает, что кони умные существа». — «Как бы на так! Вы знаете, какого он привел врача? Ветеринара!».

КАЗАКОВ

Я никогда не любил отсвечивать на глазах у высокого начальства, но случалось волей-неволей попадать в сопровождающие лица.

Так вышло и в тот раз, когда, приехав в отдаленный гарнизон, на пути к штабу неожиданно столкнулся с командующим Южной группой войск генералом армии Казаковым. Он шел в окружении большой группы офицеров, и возможности стушеваться у меня не было.

Пришлось представляться и докладывать о цели приезда.

Выслушав, Казаков немного о чем-то подумал и вдруг сказал:

— Со мной поедешь. Здесь ничего интересного не предвидится.

План командировки летел напрочь, но приказ есть приказ.

Я погрузился во вместительный лимузин командующего, и, сопровождаемые облегченными вздохами местного начальства, мы поехали.

Какую-то часть пути Казаков, сидевший рядом с водителем, молча, сосредоточенно смотрел на дорогу. Лезть к нему с разговорами я не решался.

Вдруг командующий полуобернулся ко мне и спросил:

— Ты, майор, коней знаешь? Вопрос был до удивления неожиданным, но я его принял:

— Знаю.

— В коей мере?

— Наверное, профессионально.

— Смотри! — сказал Казаков и еще больше повернулся ко мне. — Это в наш-то век! А что такое ганаш, слыхал?

— Ганаш — нижняя челюсть лошади.

— Точно. А в коей мере пипгак украшает коня?

— Как бородавка нос.

Казаков засмеялся.

— Мои вопросы не удивляют? Только откровенно.

— Что я их не ожидал — это точно. А так не удивляют.

— Почему?

— Я давно вас знаю как лошадника. Со времен конно-механизированного командования парадом…

Впервые я увидел генерала Казакова в послевоенные годы в Тбилиси на одном из военных парадов. Много мне пришлось за годы службы отшагать в парадных колоннах, вспомнить каждый, тем более кто командовал им и кто принимал — не смогу. Но тот тбилисский парад был особенным. Командовал им генерал Казаков, черноусый, подтянутый. Он красиво сидел на гнедом жеребце с крупом, расчесанным в шашечку. Принимал парад Маршал Советского Союза Федор Иванович Толбухин. Грузный, мучимый тяжелой болезнью, он выехал на площадь на «джипе». Казаков подскакал к машине, отсалютовал клинком и громогласно (микрофонов тогда еще не применяли) отдал рапорт. Так они и объезжали войска: Толбухин на машине, Казаков чуть позади на гарцующем жеребце.

Участники парада, ошеломленные невиданным дотоле сочетанием коня и автомобиля, назвали церемонию «конно-механизированным командованием».

Выслушав мой ответ, Казаков засмеялся.

— Надо же, а я думал, все уже забылось.

— Непривычно, потому и помнится.

— Да, было дело, — сказал Казаков. — Я доложил Федору Ивановичу, что ему предстоит принимать парад, и спросил, какого коня готовить. А он на меня посмотрел и головой замотал: «Ты в уме, Михаил Ильич? Мне с моим весом только на танке сейчас ездить. Снимите башню, если так надо…» К своей болезни Федор Иванович относился иронично, хотя она ему очень докучала. Я спросил: «Мне тоже на танке?» — «Хоть один конь должен оставаться, — сказал Федор Иванович. — Традиции надо поддерживать».

И тут же без перехода Казаков сказал:

— Сейчас в Баболну заедем. Знаешь ее?

— Нет, — признался я.

— Странно. Баболна — это конезавод с мировой известностью. Меня туда давно приглашали.

— А экзамен мне для чего? — спросил я.

— Вот не сдал бы и сидел в машине. Зачем мне моториста по конюшням вести? Чтобы выяснял, где у коня заводная рукоятка?

С конезавода, налюбовавшись прекрасными скакунами, поехали в один из. полков. Там командующий прочитал для специально собранной группы высших офицеров лекцию. После лекции, ответив на вопросы, приказал:

— Всем разъехаться по гарнизонам. Ужинать будете дома.

Отпустив людей, Казаков повернулся к генералу — начальнику местного хозяйства.

— Нас покормите?

— Так точно, все готово.

— И два номера в гостинице. До утра. Мой пусть остудят.

Обычно, насколько я знаю, останавливаясь в незнакомых местах, мы стараемся, чтобы зимой в комнате было потеплей. Казаков жары не терпел, тепла не любил. Для него комнаты специально выхолаживали.