Заводи кого угодно, только НЕ КРОКОДИЛА! - Михай Орсаг

Дикая кошка стремительно развивалась; клетку свою она переросла, поэтому немало часов проводила на свободе. Необходимо было предпринимать все большие предосторожности, чтобы обезопасить других животных. Насытившись хорошенько, кошка занимала свою излюбленную позицию на верху кафельной печки и оттуда наблюдала за всем, что происходит в доме. Стоило кому-нибудь войти в комнату или, напротив, направиться к выходу, Гизи не упускала случая нагнать страху: она ворчала, громко шипела и норовила дотянуться своей мощной лапой до головы намеченной жертвы. Подчас и у меня возникало ощущение, что еще вот-вот и она бросится сверху кому-нибудь на шею. Если в дом приходил посторонний человек с не слишком закаленной нервной системой, к тому же не знакомый с Гизи, то заставить его выйти из комнаты через дверь возле печки не удавалось никакими силами. К счастью, из комнаты есть «запасный» выход через ванную комнату.

Специалисты, не раз имевшие дело с дикими кошками, утверждали, что такой великолепный мощный экземпляр с гладкой блестящей шерстью им редко доводилось видеть, — Гизи в длину достигала ширины нашей кафельной печки. Я же все больше утверждался в подозрении, что она вовсе не кошка, а кот. Теперь мне и самому кажется странным, что я не удосужился проверить это раньше. Но факт, что я окончательно убедился в своем предположении, лишь когда, загнав Гизи из клетки в мешок, отвез ее в зоопарк. А там, прежде чем пустить кошку в клетку, ее основательно осмотрели и установили пол. Гизи оказалась диким котом.

Зоологический отдел Музея природоведения заключил соглашение с зоопарком: когда Гизи околеет, передать ее чучело для хранения в собрание млекопитающих.

Я часто навещал Гизи на новом месте. Но однажды, примерно месяца через два, я не обнаружил его в клетке. Служитель сказал мне, что в рамках обмена животными дикого кота отправили в зоологический сад в Западную Европу.

Берци — полевая землеройка

Как-то раз в полдень раздался телефонный звонок. Один мой приятель взволнованно сообщил, что он заливал водой нору суслика, а оттуда выскочил остроносый зверек, вроде бы похожий на мышь и все-таки не мышь. Приятель сказал, что находится на дежурстве и не может сам доставить мне пойманного им пленника; он убедительно просит меня приехать к нему в аэропорт «Ферихеди», да поторопиться, потому что из дежурной комнаты весь народ разбежался. Я был в полной уверенности, что остроносый зверек окажется землеройкой, поэтому люди и не вынесли соседства с ним…

Приятель встретил меня с распростертыми объятиями и повел в комнату, но на пороге у нас обоих дух захватило: незнакомый, резкий, тошнотворный запах даже меня на миг пригвоздил к месту. Такой отвратительной вони мне сроду не доводилось нюхать. Тотчас стало понятно, почему все разбежались из дежурной комнаты. Брезгливо морщась, мы переглянулись и, сделав глубокий вдох, вошли в комнату. Под столом в небольшой картонной коробке копошился зверек, еще более миниатюрный, чем мышь. Его острый хоботообразный нос постоянно двигался, принюхиваясь к незнакомым запахам. Конечно же, это была землеройка. Я был несколько растерян, поскольку с землеройками до той поры не сталкивался и не мог точно определить вид, но никто меня об этом и не спрашивал. Мы с приятелем безо всяких осложнений заставили зверька перелезть в транспортировочный ящик. Любопытно, что вблизи запах не казался нам столь невыносимым, как с порога комнаты.

Не без опасений направлялся я к автобусной остановке, размышляя, какие трудности предстоят в пути. Дело в том, что одной стенкой ящика служила проволочная сетка и «аромат» из ящика мог просачиваться совершенно беспрепятственно.

Первый автобус оказался набит битком, и я пропустил его в надежде, что следующий будет свободнее. И в самом деле, в очередном автобусе были всего три пассажира. Я поспешно вскочил в него и задвинул ящик с землеройкой под сиденье. Водитель уже включил мотор, когда вдруг из здания аэропорта высыпала огромная толпа пассажиров и направилась к автобусу. Не успел я опомниться, как автобус наполнился до отказа и тронулся в путь.

Воздух в салоне, и без того довольно спертый, вмиг пропитался вонью. Люди с брезгливыми гримасами морщились, судорожно сглатывали, чтобы подавить рвотный позыв, и оглядывались по сторонам в поисках источника этого зловония. Я тоже брезгливо морщил нос и вертелся на месте еще более ретиво, чем мои спутники.

Поездка тянулась нескончаемо долго, казалось, автобус никогда не доберется до нужной остановки. Когда же наконец мы подъехали к площади Кальвина, я выждал, пока откроется дверь, а затем одним махом выхватил из-под сиденья ящик с землеройкой и был таков!

Дома я поместил вновь приобретенного питомца в клетку из древесных плит площадью 50×20 сантиметров. Обе меньшие стороны клетки были забраны проволочной сеткой, а одна из больших сторон — стеклом. Пол клетки я посыпал сухим песком и стал кормить землеройку. Она схватила протянутого ей пинцетом мучного червя и, тихонько чавкая, умяла штук пять хорошо развитых червей.

У землероек очень быстро протекает процесс обмена веществ, поэтому они почти все время едят. Их трудно поймать живьем: они часто попадаются ночью в мышеловки или крысоловки, заряженные кусочком сала или грецкого ореха и к утру в большинстве случаев погибают от голода. Поэтому необходимо создать им такие условия, чтобы они имели возможность постоянно подкармливаться. Я положил на пробу кусок сырого говяжьего сердца в клетку землеройки. Приподняв голову и шевеля носом, зверек принюхался, подошел к пище и принялся за дело. Такой способ кормления оправдал себя и в дальнейшем. Землеройка ежедневно съедала положенный ей в клетку кусок сырого мяса или сердца, по весу примерно такой же, как вес ее собственного тела; время от времени я посыпал корм витаминами и минеральными веществами. На «десерт» я давал ей мучного червя, а подходить за этим лакомством приучил ее следующим образом. Я сжимал концы пинцета и слегка пощелкивал ими. Землеройка поворачивала голову на звук и принюхивалась, но теперь уже я держал пинцетом мучного червя, а она, обычно, вздернув голову и не переставая принюхиваться подходила и брала добычу. Впоследствии из раскрытой клетки она выбиралась даже на стол за мучным червем, но, получив лакомство, всякий раз бежала на привычное место, чтобы там насладиться им всласть.

Редко выпадает удовольствие самому определить вид млекопитающего или птицы, ставших твоей собственностью. Пробел в своих знаниях о землеройках я восполнил, изучая отечественную литературу по нужному разделу. Определить видовую принадлежность в данном случае оказалось гораздо легче, чем я предполагал. На хвосте у моей землеройки между плотно прилегающими ворсинками торчали отдельные длинные волоски. Из этого я заключил, что она относится к землеройкам с волнистым хвостом. В Венгрии обитает два вида этих землероек. Для белобрюхой белозубки характерна темная спинка, резкой чертой отделенная от более светлоокрашенного брюшка, в то время как у восточной землеройки от темной спинки к брюшку окраска постепенно светлеет. Зубы у обоих этих видов землеройки белые, а у остальных четырех видов, обитающих на территории Венгрии, кончики зубов красновато-бурые. На основании этих отличительных примет я определил, что «подарок» моего приятеля — белобрюхая белозубка (Crocidura lencodon).

Мои увлекательные научные исследования были прерваны отчаянными причитаниями жены и тещи. Забившись в самый отдаленный уголок квартиры, они в один голос твердили, что к этакой вонище притерпеться просто немыслимо и что зверек, хоть и невелик, а всех нас из дома повыживет. И тут я окончательно убедился, что в непосредственной близости от землеройки запах не столь непереносим, как на расстоянии, то есть, казалось бы, он в меньшей концентрации. Я решил было провести среди домашних просветительскую работу и принялся втолковывать им, что расположенные по обеим сторонам тела землеройки кожные железы выделяют секрецию с запахом мускуса. Этот резкий запах помогает особям противоположного пола обнаружить друг друга. Кроме того, отвратительная вонь защищает землероек и от врагов. Хищники, пока не научатся узнавать землероек, частенько ловят их, но проглотить не могут и выплевывают. Вот почему по утрам на лесных тропинках можно обнаружить нетронутые трупы землероек.

Однако моя популярная лекция не удовлетворила родственников. Мне же очень хотелось оставить у себя землеройку, и я стал ломать голову над тем, как облегчить домашним их участь. И тут в лежащей передо мной книге наткнулся на место, где говорилось, что полевые землеройки в годовалом возрасте достигают половой зрелости и что средняя продолжительность жизни их полтора года. Сперва я расстроился, что несчастные землеройки столь недолговечны, а затем мне пришла в голову спасительная мысль. «Это половозрелая особь, — объяснил я жене и теще, — ей, бедняжке, всего и жить-то осталось полгода, а до тех пор мы уж как-нибудь потерпим!»