Французская косичка - Энн Тайлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну конечно, я его уговорю, солнышко, – успокоила ее Мерси и произнесла эти слова очень уверенно.
Робин ни при каких обстоятельствах не захочет утратить контакт со своей любимой дочерью. Семья для него важнее всего на свете! Потому что слишком большую часть своей молодости он был одинок.
– Ему просто нужно, – объяснила она Лили, – чтобы Моррис рассказал о себе чуть больше, наверное. Понимаешь, ты застала папу врасплох. Давай вот как поступим: вы сегодня вечером загляните к нам, мы с тобой оставим мужчин в гостиной, а сами уйдем готовить закуски. И Моррис сможет пока побеседовать с папой, объяснить, что он осознает, какой это для него шок, что он и сам никогда не думал, что так получится, но просто потерял голову, едва тебя увидел, влюбился без памяти, и все. А потом скажет про ребенка: он, мол, понимает, что момент не самый удачный, но он так взволнован, так дорожит тобой и ценит тебя, хочет целиком и полностью посвятить себя тебе… Ну ты понимаешь.
Лили горячо закивала:
– Да, это он может. Моррис мастак в таких разговорах.
Мерси не сомневалась. Жаль только, никак не могла припомнить его лица.
В общем, план сработал. Робин сначала сидел с каменной физиономией, даже вообще пытался сбежать на кухню вслед за Мерси и Лили, однако Мерси строго приказала ему остаться в гостиной. И когда женщины вернулись с кофе, Моррис уже объяснял Робину, почему лучше покрывать крышу шифером, а не битумом, а Робин кивал, приговаривая:
– Точняк, парень. Ну точно, слушай.
В итоге Моррис пришел на День благодарения.
Он явился в коричневом костюме и с галстуком, а Лили – в модной блузе для беременных. Элис прочла Лили целую лекцию о естественных родах. Кевин рассказал Моррису и Робину о преимуществах специальных торговых центров. Малышка Робби отказалась сидеть в своем стульчике и ковыляла по столовой, вскинув высоко сжатые кулачки, – осваивала искусство прямохождения. А Мерси сидела во главе стола и улыбалась, улыбалась им всем.
* * *
На портрете дома Шепардов Мерси решила изобразить холл второго этажа, а точнее, дедовские часы, которые стояли в простенке между двумя дверьми в хозяйские спальни. Откровенно говоря, на часах она остановилась не сразу. Сначала хотела рисовать «будуар» – темный уголок комнаты для рукоделия Эвелин Шепард: видавший виды рундук, оставшийся со времен военной службы Кларенса, разбросанные повсюду лоскутки ткани всех возможных цветов, размеров и рисунков. Но все же ей хватило ума не выбирать дамское помещение в качестве натуры.
Часы были массивными, резными, медный маятник тяжело покачивался за прямоугольником толстого стекла, а циферблат из кремового фарфора был увенчан дугой из сверкающих латунных дисков, изображающих разные фазы луны. Кларенс рассказал Мерси, что очень дорожит ими, давая понять, что часы передавались в семье из поколения в поколение. Эвелин же поведала Мерси, что они отыскали часы в антикварном магазине в Нью-Маркете, штат Мэриленд, года полтора назад. Но, похоже, оба не заметили – или просто не хотели замечать, – что слева внизу, ровно над резным орнаментом, каким-то острым предметом были коряво нацарапаны буквы СТМ. Нечего и говорить, что Мерси не упустила этой детали в портрете.
Она долго спорила сама с собой, прежде чем показать Шепардам окончательный вариант. Если они попросят убрать буквы, надо ли отказаться? Глупо, конечно, – такая ерунда не стоит возвышенной дискуссии о свободе творчества. Но тем не менее… Она колебалась. И напрасно, как выяснилось. Эвелин Шепард картина понравилась, и Кларенс сказал, что очень мило. Казалось, на нарисованные инициалы они обращали не больше внимания, чем на настоящие.
Изначально Мерси возмечтала, что Шепарды пустят слух о ней и этот заказ приведет новых клиентов, когда их друзья увидят картину. Но нет. (Может, Кларенсы повесили картину в укромном месте, подальше от чужих глаз? У Мерси не было объяснений.) А вот кто на самом деле, к ее удивлению, занялся рекламой, так это Моррис Дрю. Через пару недель после Дня благодарения он позвонил ей в студию и спросил, нельзя ли принести несколько визиток в его офис.
– Люди, покупающие новое жилье, – пояснил он, – обычно очень гордятся своим домом. Я буду вкладывать открытки в папки с их документами, и, возможно, они решат заказать портрет.
Мерси была тронута. И его предложение имело результат: молодые супруги из нового многоквартирного дома позвонили ей с вопросом о цене и сказали, что подумают, а потом позвонила пожилая дама заказать картину для сына и невестки, которые только что купили очаровательный викторианский особняк по ту сторону Роланд-Парка.
Нет, на жизнь этим Мерси не зарабатывала по-настоящему. Но со временем, надеялась, получится.
На Рождество наконец приехал Дэвид. Он выглядел более уверенным в себе и спокойным; волосы так отросли, что падали на лоб пшеничным снопом, и у него появилась новая привычка повторять «Верно? Я же прав?» после почти каждой фразы. Но как же радостно было его видеть! Мерси под любым предлогом норовила его обнять или хотя бы мимоходом погладить по спине. Он много времени болтался бог знает где с приятелями, но она все равно чувствовала, что сын дома.
За те три недели, что Дэвид провел у них, Мерси ни разу не ночевала в студии и даже днем заскакивала туда лишь изредка. Она вынуждена была удовлетвориться той одеждой и косметикой, которая оставалась дома, и это заставило ее осознать, насколько основательно она, оказывается, сменила место жительства. Она фактически съехала. Дошло до того, что Робин спрашивал: «Ты сегодня здесь ночуешь?» – не принимая больше этот факт как должное, и если она отвечала «да», он радовался и вздыхал с облегчением. А когда Элис и Лили звонили матери, они сначала набирали номер студии, даже не задумываясь. Но ни одна из девочек не спросила напрямую, что происходит. Ни одна не удивилась: «Ты что, ушла? Вы с папой расстались?» Может, просто не хотели этого знать. Может, как Шепарды, предпочитали не замечать инициалы, выцарапанные на часах. А у Дэвида, разумеется, не было никаких причин задавать подобные вопросы, поскольку для него ничего не изменилось.
Ей вспоминался первый раз, когда Лили привела в гости Морриса, – как решительно дочь объявила, что выходит за него замуж, беспечно игнорируя тот факт, что она уже замужем, да и Моррис женат, и ни словом не упомянув о своей беременности. Неужели и в самом деле
