Трон сломленных богов - Эмбер Николь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сглотнул и положил руку на лоб, в голове нарастала пульсирующая боль.
– Мы ее спасем. Мы сможем сделать и то, и другое. Спасти Неверру, Дианну и весь мир.
В отличие от меня, Логану удалось заставить себя улыбнуться.
8. Дианна
Большой палец коснулся холодного металла замка, застывшего в моей руке. Подняв глаза, я окинула взглядом несколько рядов металлических цепей, царапавших деревянную поверхность. Дверь дрогнула, с другой стороны раздались громкие удары. Я защелкнула замок, вытерла руки о штаны и отвернулась, направившись в коридор. Когда я завернула за угол, шепот за дверью стал едва слышен.
– У тебя мало времени.
Голос Габби разнесся по гостиной.
Я наклонилась и вытащила малярную кисть из ведра на полу. Окунув его в краску, я подошла к сестре.
– О чем ты? – спросила я, проводя кистью по стене.
Толстый белый слой краски покрыл тонкие, рваные обои.
Этот дом был слишком старым и определенно нуждался в ремонте, но он был наш. Наш первый настоящий дом после Эории и первое, на что я потратила деньги за убийство синдиката, который мешал Кадену.
– У нас почти не осталось времени на украшение дома.
Габби повернулась ко мне – ее лицо, руки и одежда были измазаны белой краской. Она опустила кисть и улыбнулась. Ее длинные косы весело болтались у плеч, лицо обрамляли выбившиеся локоны.
– Помнишь те месяцы, когда Онуна находится дальше всего от Солнца? Это мое любимое время. Я так люблю Праздник падения!
Я фыркнула, закатила глаза и наклонилась, чтобы окунуть кисть в краску. Мы уже привели в порядок пол и кухню. Последней задачей осталась покраска стен. Гостиная была самой большой комнатой в доме, и мы приберегли ее напоследок.
– Будь твоя воля, мы бы жили в вечном холоде.
– При чем тут холод? Я люблю гирлянды и музыку.
– М-м-м, значит, это не имеет никакого отношения к подаркам?
Я посмотрела на сестру, приподняв одну бровь.
Она улыбнулась, покачала головой и пожала плечами:
– Хорошо, хорошо, твоя взяла. Подарки я тоже люблю, но для меня это месяцы настоящего счастья.
Я легонько подтолкнула ее плечом:
– Знаю, знаю. Мне просто нравится тебя дразнить.
Габби наклонилась и подняла кисть, собираясь заняться противоположной стеной.
– Не могу в это поверить. Осталась одна стена, и все будет готово. У меня такое чувство, будто мы трудились над этим домом целую вечность, но, по крайней мере, он наш. Наш первый настоящий дом после… всего.
Она пожала плечами, отводя глаза.
– Да, наш. – Я улыбнулась в ответ. – И я позабочусь о том, чтобы никто не смог его отнять.
Габби улыбнулась, отложив кисть в сторону. Я сделала то же самое. Она положила руки на бедра, глядя на законченную стену. Я наклонилась и протянула руку, чтобы начертить буквы на влажной краске.
– Что ты делаешь? – спросила Габби.
– Хочу сделать это место действительно нашим.
Закончив, я отступила назад – на стене красовалась аббревиатура КРМЭ. Габби улыбнулась и уставилась на первые буквы наших имен – мамы, папы, меня и ее.
– Я думаю, родителям здесь тоже понравилось бы. Особенно учитывая смену времен года.
– И праздники, которые ты так любишь, – поддразнила я.
Она засмеялась, снова взявшись за кисть.
– Да, и это тоже. Нам нужно украсить дом к празднику в этом году. Если ты сможешь приехать.
– Смогу. Я хочу провести с тобой как можно больше времени, прежде чем ты поступишь в университет.
Габби на мгновение замолчала.
– Только если Каден позволит.
Я хмыкнула.
– Если Каден откажется, я просто сбегу. Ты знаешь, что я это умею.
Я подмигнула, пытаясь заставить ее улыбнуться. Она была не в восторге от моих текущих условий, но мы были здесь, живые и здоровые. Это единственное, что имело значение.
– Наверное.
– Эй, ты же знаешь, что я все для тебя сделаю.
Я подошла ближе, заставляя ее посмотреть на меня. На этот раз ее улыбка была пустой и грустной.
– Я знаю. А теперь возвращайся к работе, бездельница, потому что одна я не справлюсь, – сказала она, пытаясь ударить меня мокрой кистью.
Я фыркнула и закатила глаза.
– Жалкая попытка, Гэбс. В следующий раз старайся лучше.
Сестра показала мне язык, и я усмехнулась:
– Нужно больше краски. Жди здесь.
Я пошла на кухню и уставилась на пирамиду из банок. Она снова купила целую гору. Я рассмеялась и вернулась в гостиную.
– Ты действительно думала, что нам понадобится двадцать банок краски, Гэбс?
Позади послышался тихий гул, и я остановилась, сжав в руках банку. Я медленно повернулась. Дверь задребезжала, ручка завибрировала, из щелей пробивался красный свет. Он хлынул под дверь и, подобно щупальцам, потянулся ко мне, освещая комнату.
Я уронила банку, крышка отлетела, и краска разлилась по полу. Свет стал ярче, дверь затряслась с новой силой, и я попятилась.
– Берегись кровавой луны.
– Что?
Я повернулась к безжизненной, искаженной версии сестры. Передо мной стояла выцветшая тень Габби. Ее белесые, пустые глаза смотрели сквозь меня. На шее образовалась темная дорожка синяков, раздался ужасный треск.
Она вновь посмотрела на меня, ее кожа была серой и болезненной. Моя грудь отчаянно вздымалась, когда она шагнула вперед. Дом затрясся, на потолке образовалась трещина, со всех сторон посыпались обломки. Она рванула вперед и схватила меня за плечи.
Я открыла глаза и села. Голос Габби эхом отдавался в моих ушах, но она больше меня не преследовала. Солнечный свет проникал сквозь полупрозрачные занавески элитного гостиничного номера.
Теплое тело прижималось к моему обнаженному боку, напоминая мне, почему я здесь. Я потянулась. Обнимавшая меня рука с тихим стуком упала на пол, отделившись от тела парня, который рискнул навестить меня в этом прекрасном номере. Я повернулась, окинув взглядом беспорядок в кровати.
Вебстер Мэлоун был одним из прислужников Кадена. Теперь же он был торговцем ручным оружием без рук. Вебстер казался вполне симпатичным – можно сказать, даже красивым, пока я его не поймала. Его светлые волосы разметались по подушке, а стеклянные зеленые глаза уставились в одну точку. Так же, как у нее.
Мне хотелось плакать, кричать, сделать хоть что-то, но ничего не получалось. Я чувствовала это в те редкие минуты, когда мне удавалось заснуть. Боль сжимала мою грудь, сдавливала горло, а затем просто прекращалась. После случившегося я не плакала – не пролила ни единой слезинки. Я чувствовала онемение. Возможно, я сломалась.
В комнате вспыхнул мерцающий изумрудно-зеленый свет.
– Ты ведешь
