Направить в гестапо - Свен Хассель

Тут из трескучих громкоговорителей прозвучал приказ всем командирам отделений пятой роты явиться в оружейную для получения оружия. Старик выколотил трубку и встал.

— Нам пора, — сказал он. — Кто поведет Штайнера?

Мы потянулись к двери, все пребывали не в лучшем настроении. Малыш злился на Порту, Порта на всех нас. Барселона с Легионером поддерживали Штайнера. Хайде, казалось, спал на ходу. Когда мы проходили мимо стойки, откуда-то внезапно появилась голова Герды, ее светлые глаза сузились от ярости, длинные зубы были оскалены.

— Чтоб вам всем гореть в аду! — прошипела она.

Так закончился приятный вечер за кружкой пива.

IV. В карауле

— Послушайте, пусть они делают, что хотят, — тщеславно провозгласил самоуверенный парень. — Плевать на них! По мне, пусть они все сдохнут!

Он сидел на сушке, опустив ноги в раковину, и ел из банки маринованные огурцы. Окружающие, слушая его, с важным видом выражали кивками согласие и одобрение. В доме было полно молодежи, парней и девушек, очень громогласных и очень уверенных в себе; уверенных в своей способности противостоять власти и готовности скорее умереть, чем сражаться за дело, в которое не верят. Сидевшие на столах и стульях, растянувшиеся на полу, примостившиеся в углах на корточках в кухне, в гостиной, в спальне и ванной, эти юные бунтари криками выражали согласие.

— Это не наша война! — раздался из-под стола чей то голос. — Мы не начинали ее, мы ее не хотим и не будем на ней сражаться!

— Люди ежедневно гибнут тысячами и — жалкие дурачки! — даже не знают, за что.

— В гестапо пытают. Люди уже боятся раскрыть рот, — заявила юная девица, не столь юная, какой выглядела, и старавшаяся всеми силами соблазнить одного нервозного парня, все еще девственника.

— А я не боюсь! — завопило хрупкого вида существо, сидевшее на незажженной плите. — Когда придет время моего призыва, я без обиняков скажу, что думаю о них!

— Правильно, правильно, — забормотали окружающие; тем временем этот нервозного вида парень снял очки и принялся старательно их протирать, слегка испуганный собственной смелостью находиться в таком окружении.

— А что, если появятся гестаповцы? — спросил некто малодушный, сидевший в проходе.

— Пусть появляются! — Сидевший на кухонном столе парень, любитель декламировать мелодраматические стихи, широко развел руками и вызывающе оглядел всех. — Пусть появляются. Мы способны на многое — и эта земля наша, потому что мы будущее. Они не могут заставить нас сражаться и тем самым погубить себя!

Однажды воскресным вечером, пять месяцев спустя, их еженедельное собрание было прервано внезапным появлением трех человек. В кожаных пальто, с кобурами под мышкой.

Они встретили небольшое ядро упорного сопротивления, но с большей частью гордой молодежи Германии разделались быстро.

Нервозный парень, встретивший их появление пронзительными истеричными воплями, от хлесткой пощечины затих.

Юная девица, которая была не столь юной, как выглядела, и так не сумевшая соблазнить его, получила пинок в живот и отлетела к стене.

Парень, который монополизировал раковину, занимался любовью со своей подружкой на полу ванной. Их разделили несколькими точными ударами рукояткой пистолета и отвели вниз к остальным.

Поэт намочил в штаны, едва появились незваные гости. И не оказал никакого сопротивления.

Длинной шаркающей колонной по одному пятьдесят два представителя молодежи, парни и девушки, вышли, понурив головы, из дома и сели в две ждущие зеленые машины. Они были способны на многое, но страх был неизведанным чувством, и они впервые познали его. В течение трех дней арестованных содержали в Штадтхаусбрюке № 8. Обращались с ними не особенно сурово, но достаточно было просто оказаться там; достаточно было узнать, что такое страх, понять, что для смелости в их жизни не было места. Смелость — удел тех, кто обладал силой.

Через три дня их одели в мундиры и отправили в учебное подразделение. Во время первых занятий несколько человек погибло; одни от несчастных случаев, другие покончили с собой. Остальные продолжали овладевать солдатской наукой, старались освоиться со своим новым положением и новыми «я», пытались смириться с тем, что когда дошло до дела, они ничем не отличались от тех жалких идиотов, которых так искренне презирали.

Они не хотели сражаться. Это была не их война. Они ее не начинали и не верили в ее цели. Но тем не менее сражались.

Мы видели, как они поднимались по ступеням, подталкивая с боков старушку. Оба унтершарфюрера, Шульц и Паулюс, были самыми неутомимыми охотниками за головами у криминальрата Пауля Билерта.

Мы стояли у входа в здание и смотрели, как они входят.

— Интересно, что эта несчастная старушенция должна была сделать? — пробормотал Порта.

Я пожал плечами и не ответил. Что я мог сказать? Откуда мне было знать, каким образом жалкая старушка в пропахшем нафталином пальто могла прогневать гестапо? Для меня было вечной загадкой, как средний, невлиятельный гражданин ухитрялся не вызывать их гнева.

Проходя мимо нас, старушка повернулась к нам с улыбкой. Раздвинула губы, но Паулюс подтолкнул ее, и они вошли в двери. Мне стало любопытно, что она хотела сказать нам, двум незнакомым солдатам, стоявшим под дождем, ежившимся от сбегавших за шиворот с касок струек воды.

Мы повернулись и смотрели, как они идут к лифтам. Старушка не поспевала за двумя широко шагавшими мужчинами. Шульц снова подтолкнул ее.

— Пошевеливайся, бабуся. Времени у нас мало. Ты не единственная приглашена на эту вечеринку.

Они нажали кнопку и ждали, когда спустится кабина лифта. Паулюс внезапно заметил, что мы с Портой смотрим на них, стоя в дверях, и раздраженно махнул рукой.

— Чего таращитесь? Вы на посту, и в любом случае это не пантомима. А ну, пошли вон!

— Полегче, — угрожающе прорычал Порта. — Ты не вправе отдавать нам приказы, голубчик!

— Это тебе так кажется! — Паулюс широким шагом подошел к нам, сузив светлые глаза. — Ты, похоже, забыл, что я унтершарфюрер…

— Скорее вонючее дерьмо.

— Смеешь так разговаривать со мной? — спросил Паулюс, ошеломленный едва ли меньше меня.

— А почему нет? — ответил Порта со зловещей улыбкой. — Ты не можешь сделать мне ничего такого, чтобы я не проболтался о налете, совершенной тобой на дом номер семь по Гербертштрассе. Не забыл еще о нем, а? Я, уверяю тебя, нет. Собственно говоря, Паулюс, я думал, что у нас в полку есть место для такого, как ты. Как тебе понравится покинуть СД[25] и присоединиться к нам? Ребята попадали в наш полк и за меньшие провинности.

Глаза Паулюса расширились, потом сузились снова.

— Что ты знаешь о Гербертштрассе?

— Начнем с того, что ты ворюга…

Паулюс надменно вскинулся и холодно приподнял брови.

— Ты позволяешь себе называть унтершарфюрера СД вором?

— Совершенно верно, — весело ответил Порта. — И при желании скажу это снова — когда захочу и где захочу. Почему бы нет? Есть у тебя какие-то возражения?

Паулюс услышал, что пришел лифт. Сжал губы в тонкую линию и широким шагом ушел, не оглядываясь в нашу сторону. Порта с довольной ухмылкой на губах смотрел ему вслед.

— Несколько бессонных ночей этому гаду обеспечены!

— Почему? — спросил я. — Что произошло на Гербертштрассе?

Мы вернулись на дождь.

— Честно говоря, — признался Порта, — я знаю только, что они несколько дней назад забрали там двоих шлюх. Тех, которые прятали нескольких дезертиров. Видимо, совершили налет на этот дом, и то, что произошло там, заставило старину Паулюса задуматься, разве не так? Видел, как он побледнел?

— Но ты явно знаешь еще что-то?

Порта пожал плечами.

— Только по слухам. Одна живущая в седьмом доме шлюха — не из тех, что забрали. Этот дом кишит ими — так вот, она сказала мне, что Паулюс и другой тип стянули продовольственные карточки этих девочек и унесли их сбережения. До настоящего времени я не был уверен в этом.

— Значит, ты блефовал? — поразился я.

— Почему бы нет? Как говорится, риск — благородное дело.

— И что теперь? Донесешь на него?

— Пока все из него не выжму, нет, — бессердечно ответил Порта. — А когда он станет мне больше не нужен, позабочусь, чтобы его отправили в Фульсбюттель — и когда он окажется в штрафной части, устрою такой загул, какого ты не еще видел!

— Если только доживешь до этого, — проворчал я. — Переоценишь как-нибудь свои возможности. Наткнешься на кого-нибудь, кто пошлет тебя к черту.

— Ерунда! — сказал Порта. — Думаешь, я не знаю, что делаю? Эти типы все одинаковы, начиная с Гиммлера. Как только начнешь их шантажировать, они тут же начинают трястись от страха. Им всем есть что скрывать, понимаешь? Нужно только разузнать, что именно.