Невинная для бандита - Дина Данич

— Она болеет, и я хотела…

— Да плевать, — бесцеремонно оборвал он меня, делая шаг навстречу. — Ты, девочка, решила, что вправе ставить мне условия? Так?

— Нет, но…

— Ты заикнулась про условие, — жестко припечатал мужчина. — Ты с чего решила, что можешь что-то диктовать? Думаешь, будто у тебя волшебная вагина, да, детка?

Мне стало нехорошо от его жестоких слов. Ведь подобного у меня и в мыслях не было. Я просто надеялась, что если подойду к делу практично, как и сам хозяин дома, то мы быстрее договоримся. А вышло…

— Нет…

— Нет… Вот именно, что нет, — криво ухмыльнулся он. — У тебя между ног то же самое, что у всех. Единственное, что тебя отличало от большинства — ты была нетронутой. Но теперь… — еще одна гадкая ухмылка в мой адрес. — Теперь ты такая же, как остальные — продажная шлюха, которая будет удовлетворять того, кто больше заплатит.

— Неправда, — сорвалось с моих губ, а слезы уже жгли глаза.

— Неправда? — обманчиво мягко уточнил он, подходя практически вплотную. Его рука коснулась моих волос, а затем я ощутила крепкую хватку на затылке. — На колени, Кудряшка, — раздался жестокий приказ.

Я сдавленно охнула, не веря тому, что происходило.

— Мне стоит повторить? — тихо спросил Герман. — Или ты намеренно решила мне перечить? Хочешь наказания похуже?

— Я… Я не… — в голове творился полный сумбур. А еще было до чертиков страшно. Потому что в глазах Германа была настоящая темнота. Темнота и равнодушие. И это пугало до ужаса. Ведь такой человек способен сотворить что угодно. — Не хочу, — прохрипела я.

— Ты знаешь, что делать.

Был ли у меня выбор? По-настоящему, был ли он? Из двух зол выбирают меньшее.

И я послушно опустилась на колени. Мои волосы по-прежнему были в кулаке у Мороза. А в глазах у него промелькнуло не просто пренебрежение — брезгливость.

Другая рука оказалась рядом с моим лицом, а большой палец весьма ощутимо надавил на губы, заставляя приоткрыть рот. Это было унизительно и гадко. Что сама поза, что то, о чем говорил Герман.

Слезы уже невозможно было сдерживать, и я ощутила, как на щеках появилась влага. Но разве это могло удержать монстра? Нет. Он продолжал издеваться.

— Видишь, Кудряшка? Ты снова на коленях. И пожелай я — откроешь рот и отсосешь, как миленькая. Еще и проглотишь все, что я тебе дам. Так разве ты не шлюха? — Он резал меня без ножа. Каждое слово впивалось в сердце, заставляя слезы катиться все сильнее. — Молчишь? Вот именно. Ты сама выбрала этот путь. И нечего строить из себя благородную леди, раз уж решилась раздвигать ноги за деньги.

Наконец, хватка в волосах ослабла, и я смогла опустить голову, чтобы больше не видеть равнодушного, холодного взгляда, в котором не было ни капли сострадания.

— Не тебе ставить мне условия. Ты — всего лишь моя вещь. И только мне решать, когда у тебя выйдет срок годности. Я определяю, когда ты будешь использована по назначению. Это ясно?

Закусила губу, чтобы не заплакать в голос. Я даже представить не могла, что человека можно было унизить вот так — просто словами и безразличием.

— Ясно… — едва слышно ответила я, боясь, что иначе экзекуция продолжится.

— Ты здесь только потому, что я так захотел. И если я предложил тебе что-то, то лишь потому, что это — знак моей доброй воли.

Сидя на полу, я видела, как Мороз обошел меня и направился к лестнице.

— Тебе стоит запомнить свое место, чтобы не было напрасных ожиданий. Иначе разочаруешься.

Холодные, равнодушные слова, после которых я осталась одна, на полу. Заплаканная и униженная. Опять.

18. Есения

Очередной урок от Германа оказался жестоким. Хотя могло быть и хуже — он мог бы заставить меня и правда сделать минет. А мог взять прямо там, мог воспользоваться условиями контракта…

Это я осознала, только когда слезы закончились, а сама я не смогла отогреться даже в горячем душе.

Так и лежала, завернувшись в одеяло, и дрожала. Стоило закрыть глаза, как я снова видела этот холодный, равнодушный взгляд, полный отчужденности и безразличия.

И никак не могла понять — как это могло сочетаться в одном человек. Я же видела, слышала его слова в детской. Неужели ту, другую сторону, он не показывал никому? Неужели никто не был достоин человеческого отношения?

Я этого не понимала…

Промаявшись полночи, задремала ближе к утру. Так что настроение у меня, естественно, на следующий день было поганое. Во-первых, к маме я так и не смогла отпроситься. Во-вторых, слова Германа меня очень сильно задели. В-третьих, мне и самой было гадко от того, на что я собиралась согласиться.

Поэтому когда мне принесли еду, а охранник заговорил со мной, я даже не сразу поняла, что он мне сказал.

— Что? — переспросила я.

— После завтрака велено вас отвезти в городскую больницу.

Я неверяще смотрела на того и не понимала — это очередная жестокая шутка от Германа? Решил меня так проучить? Или наказать?

— Это правда?

— Приказ хозяина.

— Точно? — еще раз переспросила я.

Мужчина посмотрел на меня, как на идиотку, но ничего не сказал. Только кивнул.

— Хорошо, — растерялась я окончательно. — Мне нужно минут, чтобы двадцать поесть и собраться.

— Машина будет ждать у ворот, — бросил скупо охранник и вышел их комнаты.

Наверное, я еще никогда так быстро не кушала. Да и собиралась я как метеор. Боялась, что вот-вот придет Мороз и посмеется. Скажет — ну что, Сеня, поверила, дурында такая?

Спускаясь вниз, я опасалась, что это окажется очередным наказанием или насмешкой. Но машина и правда ждала меня. И охранник тот самый стоял рядом. Он молча сел за руль, едва я подошла, и вот в этот момент я начала верить, что все это происходило по-настоящему.

В самом деле.

Но окончательно убедилась я, только когда автомобиль въехал во