Вовка-центровой - Александр Санфиров

После этого сам закрепил резец в креплении суппорта и скомандовал:

— Ну, давай закрепляй болт в кулачках.

Вовка схватил ключ и начал зажимать в кулачках передней бабки головку болта.

Семенов проверил, как закреплен болт, включил станок и, легонько постукивая молотком, убрал видимое на глаз осевое биение болта, после закрепил его другой конец коническим центром задней бабки.

— Понял, а теперь сними этот болт и повтори с другой заготовкой, — сказал он своему ученику.

Тот быстро снял болт, закрепил новый и повторил всю нехитрую процедуру центрования.

— Смотри, центруй лучше, — предостерег Семенов, — хоть тут и допуски большие на отливке, если промахнешься, всё в брак пойдет. А высчитают из нашего с тобой кармана.

Он еще раз проверил, как закреплена деталь, вновь включил станок и начал протачивать ее на ручной подаче.

— Пока рука не набита, автоматическую подачу включать не будешь, мне пятого класса чистоты не надо, как получится, так и хорошо, — сказал он, — главное, вот видишь деление, чтобы резец дальше ни на микрон не выходил.

— Прямо уж на микрон? — переспросил Вовка.

— Шучу, — коротко ответил Семенов, заканчивая проточку болта, который сейчас своей блестящей поверхностью уже ничем не напоминал ту ржавую отливку, которую они только что закрепляли в станке, — если в сотке удержишься для начала и то отлично. А теперь давай при мне повтори все, что я показал.

Когда он увидел, что у его ученика, несмотря на легкий мандраж, всё получилось, то сказал:

— Давай работай, а мне надо своим делом заниматься. — Пошел к своему станку. Вокруг все уже давно работали, забыв про домино.

Вовка старательно работал, у него с каждым болтом получалось все лучше. Все же навыки, где-то хранившиеся больше сорока лет, начали потихоньку подниматься из глубин памяти. Он уже подумывал, не увеличить ли скорость резания, которую Семенов сделал для него минимально возможной, когда его тронули за плечо.

Сзади стоял мастер.

— Эй, салага, — сказал он, — уже три часа, деткам пора баиньки. Убираешь свое рабочее место и можешь дуть домой. Я смотрю, Семенову понравилось, вон рожа довольная какая, с твоей помощью почти в полтора раза больше сделал, чем вчера, если бы я не увидел, ты раньше пяти не ушел. Где раздевалка и душевые, знаешь?

Вовка мотнул головой.

— Хорошо, уберешь станок, потом я тебе покажу, и свободный шкафчик найдем. Вот только с мылом у нас проблемы. Может, кто поделится, а вообще батя у тебя должен был сообразить. Да, станок хорошо убирай, а то Валька придет, начитает вам с Толиком. Она сменщика своего так допекла с чистотой, что тот от нее прячется. Да, и самое главное, звонил физорг, завтра у вас собрание, сразу после работы, что уж там будет, я не в курсе, но он просил взять с собой форму для игры, потому что для вас еще ничего не приобретали.

Тщательно убрав станок и выбросив стружки в железный ящик, Вовка протер руки масляной тряпкой и пошел в бытовку.

Затем вместе с мастером они прошли в раздевалку, сейчас народа в ней не было. Она представляла собой странное длинное помещение, по углам которого была свалена куча топчанов. А дальше рядами стояли шкафчики, явно сваренные из всякого хлама.

Увидев удивленный Вовкин взгляд, Ковшов сказал:

— В войну тут рабочие спали, некогда им было по домам ходить. Это вам, поселковским, почти рядом. Зимой, когда снега полно, куда пойдешь. Так что с завода, считай, и не выходили. А шкафчики мы только в этом году начали делать, и душевые тоже теперь у нас есть, — добавил он горделиво.

Они прошли дальше и вскоре обнаружили свободный шкаф с торчавшим в замке ключом.

— Ну, вот тебе и шкафец подобрали, — сказал Ковшов, — давай там робу свою пристраивай и не забудь номер табельный у табельщика забрать. Знаю я вас, пацанов, один ветер да девки в голове.

«Конечно, можно подумать, что у тебя там что-то другое, — подумал Вовка, — сам еще пацан пацаном».

Но вслух, конечно, ничего такого не сказал. Он повесил спецовку на крючок и поставил ботинки. Больше у него ничего не было.

«Щелоку, что ли, дома наварить, сюда принести, — подумал он, — даже соды кальцинированной нет, грязь оттереть. Хм, а чем батя моется, что-то я и не приметил?»

В душ он не пошел, по причине отсутствия полотенца и мыла. Но ему повезло, на полу около умывальников валялось два небольших обмылка, которые он использовал, чтобы хоть чуть-чуть отмыть руки. Потом, насвистывая марш авиаторов, бодро направился к окошку табельщика.

В пятом часу он был уже дома, и радостный Мишка, спросив разрешения, тут же убежал на улицу. Ему, похоже, было до лампочки, что у родного брата был первый рабочий день.

Зато, когда через полтора часа появилась мама, то вопросам не было конца. Её интересовало всё, что сказала Марья Петровна, как его встретили на участке, и многое другое. Но больше всего её интересовало, какую он будет получать зарплату.

«Вот это да! — ахнул про себя Вовка. — Похоже, у меня в голове уже полная перестройка, ведь даже не вспомнил про неё, родимую».

— Ты знаешь, мама, — сказал он смущенно, — мне как-то неудобно было спрашивать про деньги, вот получу, тогда и узнаем.

Мать заулыбалась.

— Так и знала, что не спросишь, весь в отца, гордый. Я уже и без тебя узнала, двести пятьдесят рублей будешь получать, как ученик, как раз тебе на обеды хватит и, может, какая копейка в кармане останется.

«М-да, негусто, — скептически подумал Вовка, — через пятнадцать лет не в пример больше ученики будут получать». Тут он вспомнил свой костюм, купленный с первой зарплаты, после чего у него еще хватило денег проставиться своему наставнику и мастеру смены в какой-то забегаловке.

— Мама, я схожу на Волгу, искупаюсь до ужина? — спросил он.

— Иди, работничек, — улыбнулась та, — смотри только на ужин не опоздай, Мишку с собой возьми.

Вовка вышел из дома. Конец июля был жарким, солнце все еще пекло по-настоящему. Он быстро нашел брата, который в переулке болтал со своими друзьями, и уже вдвоем они отправились на реку. По дороге Мишка ругал цыган, которые сегодня несколько раз стучались в двери, и переживал, что из-за них все еще не обновлен новый мяч. На реке народа почти не было, но на берегу сидела стайка девчонок. Они, похоже, уже собирались домой. Увидев Фоминых, замолчали и ждали, когда они подойдут.

Мишка шепнул:

— Ну всё, Вовка, это девки из твоего класса, сейчас будут твою спину разглядывать. Может, смотаемся отсюда куда подальше?

— Ещё не хватало! — возмутился тот. — Будем еще от девчонок бегать.

Они расположились недалеко от девочек и начали раздеваться. Между тем две девчонки решительно направились к ним. Впереди шла Ирка Петрова, а сзади светила своими рыжими волосами Нинка Скобарева. Они подошли и глядели сверху вниз на сидящих на песке братьев.

— Вова, здравствуй, — громко сказала Ирка, — ты что, нас избегаешь, даже не подошел, как будто не учились столько лет вместе.

— И вам не хворать, — ответил Вовка. — Ира, ты же знаешь, что я память после молнии потерял, вот теперь и стесняюсь всего.

— Знаю, конечно, — ответила та, кидая взгляд на Вовкину спину, — так давай я тебя снова с девочками нашими познакомлю. — И, не дожидаясь его согласия, закричала: — Девочки, идите сюда!

Галдящие на берегу девчонки рванули к ним, как подстреленные. И вмиг вокруг братьев образовался круг из шести девчонок, с любопытством разглядывающих Вовку. Мишка затравленно озирался по сторонам.

— Вовка, я пошел купаться, а ты как хочешь, — сказал он и побежал к реке.

— Послушай, Вова, — необычайно ласковым голосом начала говорить Ирка, — я сейчас тебя познакомлю с девочками. Ну, Нину Скобареву ты уже видел.

Тут она начала перечислять имена, которые Фомин безуспешно старался запомнить.

«Интересно, к чему весь этот балаган?» — размышлял он. Девчонки в это время в открытую пялились на его спину со следом от молнии, но ничего не говорили. Но тут до его слуха кое-что донеслось.

— Оказывается, мы про тебя так много не знали, — говорила Ирка. — Ты хорошо играешь на гитаре и даже сочиняешь стихи, может, ты нам что-нибудь расскажешь об этом.

«А-а, вот откуда ветер дует, Климова уже рассказала, как я ей серенаду пел, — наконец догадался Вовка. — Ну всё, теперь эти любопытные сороки от меня не отстанут».

— Откуда вы взяли, — возмущенно заговорил он, — никаких стихов я не пишу.

— Ха! Не пишет он, рассказывай, — хихикнула Скобарева. — Мы вчера всего Есенина в библиотеке пересмотрели, нет у него таких стихов, как ты Ленке своей написал.

— А почему сразу и своей? — попытался он валять дурака.

Петрова скорчила презрительную гримасу.

— Фомин, не оправдывайся, мы всё знаем, и радуйся, что пока только хорошее.

Но тут Ирку кто-то ущипнул за бок, потому что она вздрогнула и замолчала. А Скобарева льстиво продолжила: