Генрих V - Кристофер Оллманд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Король подвергся критике на родине; Сигизмунд, король римлян, был не одинок в своем мнении, что неправильно почти одновременно вести дела с обеими сторонами в их гражданской войне. Генрих IV также рассчитывал добиться какого-то военного успеха во Франции, прежде чем соперничающие французские партии уладят свои разногласия. Он должен был сделать это без поддержки принца, который, учитывая его известную поддержку бургундцев и ведущиеся в тот момент переговоры о возможном браке между ним и Анной, дочерью герцога Бургундского, не стал бы принимать сторону врагов Бургундии[200]. На то, что принц преследовал те же дипломатические цели, что и его отец, сильно намекает часть содержания письма, запечатанного им в Лондоне 30 мая, в котором он сообщал герцогу Бургундскому, что его особенно волнует возможность вернуть герцогство Аквитанское вместе с его наследственными землями и правами на них. Это говорит о том, что разница между принцем и королем заключалась не столько в цели или политике, сколько в методе или подходе. Для принца лучшим способом достижения цели была поддержка бургундской партии во все более ожесточенном междоусобном конфликте во Франции. Кроме того, с 1411 года перспектива женитьбы, очевидно, стала важным вопросом, а это для наследника английского престола, которому скоро исполнится двадцать шесть лет, было фактором, который должен был занимать важное место в его жизни.
На данный момент принцу оставалось лишь отмежеваться от последствий соглашения, недавно достигнутого с арманьяками, хотя втайне он, возможно, надеялся, что взятое ими обязательство помочь в восстановлении Аквитании принесет свои плоды. Однако, не оказывая открытой поддержки планам своего отца, он рисковал быть неправильно понятым. Недовольство, которое это могло вызвать при дворе, наиболее четко прослеживается в решении, принятом, вероятно, в начале мая, еще до заключения договора с арманьяками, о том, что Томас должен возглавить английские войска во Франции; в его назначении герцогом Кларенсом 9 июля; и в его назначении, несколькими днями позже, королевским лейтенантом в Аквитании, возможно, "намеренном оскорблении принца"[201], который носил титул герцога Аквитанского почти со времени коронации его отца почти тринадцать лет назад.
Условия договора были таковы, что побуждали короля действовать быстро. События во Франции шли своим чередом: примирение витало в воздухе. 21 июля, чтобы гарантировать, что его противники не воспользуются английской помощью (эта помощь высадилась в Нормандии десятью днями ранее и медленно продвигалась на юг), герцог Бургундский издала указ от имени Карла VI (которого он контролировал), обязывающее всех французских принцев, включая его самого, объявить недействительными любые соглашения, которые они заключили с королем Англии. В то время как герцогу Бургундскому было относительно нечего терять от таких действий, его противники теряли многое. Однако они не могли игнорировать указ, изданный от имени их короля. 22 июля герцоги Беррийский, Орлеанский и Бурбонский вместе с сеньором д'Альбре и герцогом Бургундским написали королю Англии и его сыновьям письмо, в котором объявили об одностороннем разрыве всех заключенных между ними обязательств и освобождении англичан от любых обязательств по отношению к ним[202].
Сохранился ответ Кларенса на их письмо, датированный 16 сентября и отправленный из окрестностей Блуа, пункта, которого достигли англичане. К тому времени, когда он писал его, Кларенс должен был узнать, что 22 августа враждующие стороны во Франции заключили мир друг с другом. Последствия этого мира и денонсации герцогами соглашений или договоренностей с англичанами, логически вытекающих из него, были очевидны для Кларенса: он больше был не нужен во Франции. По этой причине то, что он надеялся получить от соглашения — признание прав английского короля на Аквитанию и помощь в достижении эффективного контроля над ней — больше не будет предложено. Его гнев и разочарование от того, что его выставили дураком, проявились в вызывающем письме, которое он написал герцогам Беррийскому, Орлеанскому и Бурбонскому, отказываясь принять их односторонний отказ от торжественно принятого обязательства и требуя, чтобы они выполнили его, как положено. В конце письма (верный признак того, что он сожалеет о том, что пошел по ложному пути) он сказал, что, насколько он понимает, герцог Бургундский написал аналогичные письма об отречении, что очень удивило его, поскольку англичане отказались от союза с ним в пользу связей с его соперниками. Если бы они знали, что события будут развиваться именно таким образом, они бы с самого начала вступили с ним в прочные отношения. Это было признание того, что, оказывая помощь партии арманьяков, король и его армия поставили не ту лошадь[203]. После зимы, проведенной в Аквитании, Кларенс вернулся домой весной 1413 года[204].
Хотя руководители экспедиции, возможно, получили личную выгоду, их усилия не привели ни к каким реальным политическим или военным преимуществам, кроме полезного знания о том, что французские лидеры были разделены между собой. Принц, несомненно, принял этот урок близко к сердцу: он усвоил его так, как если бы ему самому пришлось участвовать в экспедиции, которая принесла Англии так мало непосредственной пользы. Но на данный момент он был оправдан из-за разногласий между ведущими членами королевской семьи, которые стали достоянием общественности. Об этом свидетельствует включение в хронику Сент-Олбанса оправдательного письма, написанного принцем в Ковентри 17 июня[205]. В этом тексте мы видим, как он, как это часто случалось впоследствии, апеллирует к общественному мнению; мы также видим ход событий его глазами и получаем представление о том, какими были проблемы. Становится ясно, что за последние месяцы двор, или, по крайней мере, некоторые его члены, ополчились против наследника престола. Видели ли они в нем угрозу трону его отца? Согласно оправданию, были "сыны беззакония", которые хотели представить принца именно таким. Были ли те, кто считал, что он не помогает усилиям по возвращению Аквитании? Он опровергнет это, сказав, что никто не желал достижения этой цели больше, чем он. Он был и останется верен своему отцу и короне.
Через две недели принц, "со множеством лордов и джентльменов", "в таком количестве, какого не раньше"[206], был в Лондоне и поселился в гостинице (или городском доме) своего старого союзника, Томаса Лэнгли, епископа Дарема. Количество и качество его последователей заинтриговали историков. Была ли это попытка устроить государственный переворот, чтобы добиться принудительного отречения его отца от престола? Почти наверняка нет, особенно если рассматривать это
