Круг невинных - Валентен Мюссо

Однако в случае с Александром, если верить его бывшей учительнице, одаренность была настоящей.

Камилла же придерживалась более мягких взглядов, чем я; институт ее очаровал. Но она была согласна со мною, что в профессиональном жаргоне, которым пользовалась наша собеседница, есть что-то смешное.

На длинном подъеме, ведущем в Котре, Камилла в конце концов задремала. Но как только смолкло успокаивающее гудение мотора, она вышла из забытья. Выходя из машины, я заметил, как побледнела моя спутница.

– Что с тобой, Камилла?

– Ничего страшного, – ответила она. – Все хорошо.

– Ты такая бледная…

– Я просто устала и к тому же слишком мало спала.

Но чтобы поверить в такую отговорку, следовало быть совершенно слепым. Мы поспешили вернуться в шале. Я сразу же устроил Камиллу на кушетке и накрыл ее толстым одеялом, так как она категорически отказалась последовать моему совету и улечься в кровать. У нее был сильный жар. Я предложил ей срочно вызвать врача, но она в ответ начала бурно протестовать и попросила просто приготовить ей травяной настойки. Я как будто услышал голос своей матери, которая постоянно советовала нам, когда заболеем, выпить ее священной настойки с ложечкой меда, как будто это была панацея от всех хворей. Я попытался снова настаивать, но бесполезно. В последние несколько дней я имел возможность убедиться, насколько твердый у Камиллы характер.

Она очень быстро уснула, даже не допив настойку, которая остывала на низком столике. Я устроился в своем любимом кресле рядом с ней: температура стерла с ее лица насмешливое и немного строптивое выражение, которое Камилла часто демонстрировала.

В конце концов я тоже уснул, утомленный напряжением и переживаниями последних дней, даже не успев как следует обдумать прошедший день. Из дремоты меня вырвал звук церковного колокола: металлический, удивительно чистый, будто молотом по наковальне, он очень далеко разносится в горах. Я чувствовал себя совершенно разбитым. Надо сказать, что это кресло и вправду уже сделалось старым. Камилла все еще пребывала в лихорадочном забытьи.

Мне захотелось выйти. Я был совершенно как вареный и чувствовал себя еще более усталым, чем до того, как задремал. Моим самым большим желанием было подышать свежим воздухом.

Площадь казалась почти пустынной. Справа крутилась под мелодию вальса карусель, украшенная олеографиями. Чуть дальше сверкал нежным влекущим светом светло-желтый фронтон казино.

Ноги привели меня к залу видеоигр и бильярда, расположенному в конце огромной железной конструкции, окаймляющей площадь. Из разноцветного музыкального автомата на полную громкость раздавалась песня Джеймса Бланта. Я поздоровался с управляющим залом и несколько минут поболтал с ним обо всем, кроме смерти моего брата, а затем устроился возле бильярдного стола. Мне часто случалось приходить сюда с Рафаэлем вечерами после работы. Я никогда не был таким искусным игроком, как он, и чаще всего игра заканчивалась для меня впечатляющим разгромом.

Часом позже на кухне я застал Камиллу, она пила воду из стакана. Лихорадка чуть отпустила ее, но лишь ненамного, поэтому Камилле пришлось улечься в кровать, которую она больше не покидала ни вечером, ни ночью. Я же едва уснул в два часа ночи на кушетке.

На следующий день Камилле стало немного лучше, но я уговорил ее остаться у меня еще на день.

Около одиннадцати утра я получил вызов из жандармерии. Вскрытие уже произвели; моего брата можно было похоронить в один из ближайших дней. Мне хотелось, чтобы вся эта печальная процедура поскорее закончилась и Рафаэль смог бы упокоиться с миром. Следствие шло своим чередом, заключения эксперта еще нельзя было обнародовать, но меня это совсем не волновало. Самое главное мне было известно с того самого дня, как обнаружили тело: брат подвергся ужасным мучениям. Ничего больше мне не хотелось узнать. Разумеется, хотелось выяснить, что побудило убийцу сотворить все это и кто он. Внутренний голос твердил мне, что я узнаю правду, лишь отыскав Юлию и Александра.

Капитан жандармерии, который находился на другом конце провода, оказался скуп на подробности, касающиеся самого расследования. В то же время он сообщил, что хочет снова допросить меня как можно скорее, чтобы дополнить мои показания и, может быть, осветить некоторые моменты, которые, по его словам, остались «проблематичными». Насколько я понял, в данный момент у него не имелось никакого более-менее серьезного следа. Я ответил, что смогу быть на месте минут через сорок.

По дороге, спускавшейся от Котре в долину, я ездил больше тысячи раз. Она очень извилистая, довольно узкая и даже может быть опасной, если не принять меры безопасности. Местные имеют склонность ездить слишком быстро; без сомнения, потому, что считают, будто знают ее как свои пять пальцев. И сам я здесь не исключение.

Накануне шел дождь, поэтому дорога стала скользкой. Мне почти не встретилось машин – ни поднимавшихся, ни спускавшихся. На развороте перед самым мостиком через стремительную Гав внедорожник потерял сцепление с землей, и я уменьшил скорость. Но голова у меня была настолько занята недавними событиями, что я не обратил внимания ни на что другое. Продолжил ехать по знакомой местности, не замечая ничего вокруг.

Еду по туннелю, устроенному после схода лавины. Зажигаю фары, чтобы меня было хорошо видно. После поворота машина продолжает катиться по чересчур прямой траектории. Пытаюсь затормозить, сперва осторожно, затем обрушившись на педаль тормоза всем своим весом. Но тормоза не слушаются. Не понимаю, что происходит. Стараюсь выровнять машину. Шины издают пронзительный звук. Выполняю первый вираж, но внедорожник движется слишком быстро. Если навстречу мне сейчас попадется другая машина, столкновение обеспечено. Продолжаю со всей силы нажимать на педаль тормоза, но безрезультатно. Машина продолжает нестись на сумасшедшей скорости. Надо действовать во что бы то ни стало… Но что делать? Затормозить о перила? Но тогда я рискую съехать в кювет.

Метров через пятьдесят, даже меньше, впереди показывается новый вираж.

Внезапно на крутом повороте появляется голубой спортивный пикап. На этот раз все кончено. Я еду еще быстрее: внедорожник совершенно вышел из-под контроля, невозможно вообще ничего сделать. Другая машина тоже приближается на полной скорости. Мигаю фарами, чтобы предупредить об опасности.

Помедленней, черт тебя подери! Ты же видишь, что у меня не все в порядке. Мы сейчас врежемся друг в друга.

Две машины сталкиваются на полной скорости. На сотую долю секунды закрываю глаза. Но я все еще здесь, в своем внедорожнике, который едет все быстрее и быстрее.

Новый вираж. Теряю всякий контроль над машиной.

Удар об перила… Он просто ужасен. Машина погружается в пустоту, и я больше не воспринимаю ничего, что происходит вокруг меня.

Больше ничего не вижу.

Больше ничего не слышу.

Я мертв.

Я называю тебя Левиафан, Зверь Глубин.

Спрячься в горько-соленом море, не хочу больше тебя видеть, чудовище из морской пучины. Я долго считал, что могу заставить тебя замолчать, помешать вновь подняться на поверхность.

Твое присутствие жжет меня, будто горящие факелы; мои вены расширяются, мои поры набухают под теплотой дыхания, исходящего из твоей ужасающей чешуйчатой глотки. В каждое из мгновений моей печальной жизни я хотел бы оттолкнуть тебя, и, однако, я прекрасно вижу, насколько похож на тебя. Я сейчас перечитал отрывок, где Мальдорор смотрит в глаза самке акулы, а затем совокупляется с нею в бескрайнем морском пространстве; они будто две прилипшие друг к другу пиявки и дышат только испарениями груды сине-зеленых водорослей. Когда я говорю, что перечитал, это не совсем точно; я скорее воскресил это в памяти, так как половину книги знаю наизусть. Конец этого отрывка звучит в моей голове, последние строки после омерзительного совокупления. Наконец-то я обнаружил кого-то, похожего на себя! Отныне я больше не один в своей жизни! Я стою перед своей первой любовью!

Я тоже похож на тебя, Дракон Бездны… Да, я прогоняю тебя, но признаю тебя единственным, кто может меня понять. Я в твоей власти, не в силах убежать от тебя и еще более не способен нанести тебе вред. Моя усталость бесконечна, силы покидают меня. Я мог бы, как сын земли Уц, отказаться выступить против тебя и вручить себя в руки Божьи. Но я предпочту снова лицезреть вспышки твоих огней, твой ужасающий лик, чем покориться Ему.

С этого мгновения я больше не буду упоминать тебя, Владыка Бурь, омерзительное существо из пучины морской. Я позволю тебе выполнять твою зловещую работу, не пытаясь ни понравиться, ни бороться с тобой. Но я больше не желаю, чтобы твое имя оскверняло мой рот и мои уши.