Враги - Ольга Резниченко

…

Удар, жесткий, сильный удар где-то сбоку, да так… что наша машина отлетела в сторону с проезжей части, к краю моста, как футбольный мяч. Мгновения — и замерли, застыли на месте.

Выскочила, испуганная Дани вмиг выскочила наружу и кинулась к Гееру.

— Прошу, Берн! Молю, перестань!

— Мы сами разберемся. Жако, не лезь. Один раз предупреждаю!

— Она не в себе. Ты что, разве не видишь…

— ЧЕРТ, ЛИВ! Что ты ДЕЛАЕШЬ???

(истерически завопил Геер и вмиг замер, побледнел от ужаса)

Спешно обернулась и Даниэль.

… а я, я уже залезла на перила моста, и, жадно раскинув руки в стороны, пыталась напиться свободою.

— НЕМЕДЛЕННО СЛЕЗАЙ!

(гневно завопила Жако и хотела, было, шаг ступить ближе, но я неистово завопила, закричала, протестуя, на мгновение утеряв свой больной смех)

— НЕ ПОДХОДИТЕ — СПРЫГНУ!

— Черт, что с ней? Она обдолбанная?

— А ты только заметил??? ИДИОТ!!!

— Мать твою, — нервно сплюнул Геер. Невольно обхватился руками за голову.

Тяжелые секунды — и снова выпрямился, посмотрел на меня. — Оливия, девочка, прошу… слезай оттуда.

— Я хочу полетать!

— Нельзя, родная… — попытка упрашивать,

усердие успокоить, усыпить бдительность — подойти ближе.

— Я все равно же не убьюсь.

— Лив, не надо. Прошу…

— Надо — не надо. Но знали бы вы, как мне уже вся эта чертова жизнь надоела.

Легкое, уверенное движение… шаг назад — и сорвалась, сорвалась вниз.

Схватил…

Успел схватить меня за руку. Мой Геер жадно уцепился, как клещ, за кисть мою и пытался вытащить.

— Лив! Дай мне вторую руку! Прошу…

А я улыбаюсь, смеюсь, едко хохочу ему в лицо…

Вишу, вишу… как тряпка на тремпеле, телепаюсь, как идиотка,

и вся опасность — побоку…

— А ты скажи…

… признайся…

(дразня махнула я рукой, провела подле его, но тут же отдернула — не успел ухватиться)

Признайся, что любишь меня.

(нервно сглотнул, молчит)

(рассмеялась, невольно рассмеялась я;

попытка дернуть, вырвать свою руку из хватки)

— Лив, перестань!

— Признайся!!!

(и снова тяжелые секунды, рассуждения и нервоз)

— Люблю. Безумно люблю…

Лив…

Захохотала, захохотала я громко, цинично,

захохотала на всю глотку.

А затем резко замерла.

— А я тебя — НЕ-НА-ВИ-ЖУ!

Четкое, дерзкое, неожиданное движение, усердие — и свободной рукой разжала его пальцы, вырвала, выдернула свою пленницу из спасительной хватки — и полетела вниз.

Глава Двадцать Седьмая

Не сразу… открыла глаза, не сразу пустила мир в свое сознание. Сонливость, усталость и ломка во всем теле… просто выводили из себя. Но еще мгновение за и против, и сдавшись несмелому шуму подле себя, — насильно подняла свои веки.

Черт, от солнца глаза вмиг заболели и налились слезами. Зажмурилась.

— Эээ, черт, уберите эту лампочку кто-нибудь!

— Оливия! Ты… ты слышишь меня? Ты как? — вдруг кинулась ко мне Дани, жадно припала к кровати, невольно игнорируя просьбу, мое раздражение.

— Ужасно. Такого похмелья у меня еще никогда не было.

— Какое такое похмелье?

Ты что… совсем ничего не помнишь?

— Нет. А что?

(виновато скривилась)

Я что-то ужасное вытворила?

Бог мой, сколько было крика, истерики, гнева вылито на меня в последующие несколько дней.

Как оказалось, весь этот больной сон был ничем иным, как реальностью: и совращение Геера, и побег, и прыжок с моста…

Да, да.

… именно поэтому следующие двое суток я провалялась без сознания, в лихорадочном бреду, пока регенерация вампирского тела окончательно не выполнила свой долг.

Берн уехал, как только я была доставлена сначала в морг, а затем тайно домой (спасибо, что хоть на части не рассыпалась, ведь спрыгнула я не в воду, а на проезжую часть), укатил мой Принц… забыв, и как кого звали. Обиделся. Сильно обиделся на мою "издевку".

Но это к лучшему.

Я сама была в шоке, узнав, осознав, что натворила…

… и не отдери Жако, не увези меня вовремя из клуба, было бы намного хуже. Я бы никогда себе не простила ту свою слабость, помутнение, то… свое чертовое признание.

Вот как Геер решил, так и я поняла, что наши встречи… с ним… более чем просто "нежелательны". Они — СМЕРТЕЛЬНО ОПАСНЫ!

А значит, как и все эти дурные афтепати, балы, развлечения, алкоголь и наркотики — под СТРОЖАЙШИМ запретом.

Никаких больше экспериментов, попыток забыться и расслабиться.

Работа, работа и еще раз работа — вот лучший антидепрессант. И точка.

Хех, до сих пор в моей голове стоят слова Даниэль:

— Черт, Лив! Я такого ужаса не переживала еще никогда! Мало того, что я кинула вызов самому Берну де Гееру, разъяренному и взбешенному, отобрав его любимое красное capote, так еще ты, в конце концов, посмеялась над его чувствами и спрыгнула с моста. Я вообще в шоке, что после такого мы еще все остались живы.

ВСЁ! С меня хватит! Еще раз выкинешь что-то подобное — и больше меня в твоей жизни не будет!

И разве я могу таким доводам сопротивляться?

Ни за что.

Глава Двадцать Восьмая

И вроде бы поставлены цели, выбраны приоритеты… И прошлое должно было вразумить, научить, что ничего, чем самый обычный, рутинный покой — прекраснее в жизни нет

(ведь за него… платить горем НЕ НУЖНО!)

Но — увы. Вновь захотелось чего-то нового, приятного. Захотелось ощутить себя живой…

Берна я не видела уже шесть с половиной лет, ШЕСТЬ! ШЕСТЬ, черт дери…

и… давно уже стало казаться, что ничего того и вовсе не было в моей жизни. Ни наших пылких чувств, ни желания друг друга, ни его самого. Всё было сном, и даже "послевкусие" — растаяло.

Несомненно, Геер уже нашел себе новый предмет воздыхания, увлечения, игры, а потому и не спешил вмешиваться в мою жизнь, не спешил ядом сладким отравлять душу и сердце.

Так я объясняла сама себе всё то, что со временем назвала причинами попыток "жить дальше", без него…

…

Черт, не знаю, какой именно момент в жизни стал переломным, что толкнуло меня… именно этого человека впустить в свою жизнь, но факт остается фактом: я уступила. Я уступила Мартину Фоксу. Мелкие, крохотные, ненавязчивые шажки, нападки, уловки… пробили брешь в моей обороне и дали возможность успешно захватить… тыл.