Автономка - Сергей Самаров

– Капитан Твердовский?

– Да, кажется. Я тебе рассказывать все не буду, поскольку через пять минут пойдем на доклад к командующему. Ждем, когда лингвист прибудет. Он уже звонил, что выезжает. Вот-вот появится. Сразу все и услышишь. Готов?

– К тому, чтобы услышать? Или к тому, что€ услышать?

– Хорошо, что разницу видишь. Не вертоголовый, значит. Но, извини уж, забыл, что ты вообще не в курсе большинства дел. Вернее, не в курсе сути и целей. Но это тоже у командующего. Сейчас рассказывать долго. Что там будет неясно, я потом отдельно растолкую.

В это время полковнику позвонили.

– Да. Понял. Иду. Да-да. Мы вместе идем.

Полковник встал, этим приглашая и старшего лейтенанта.

– Наш лингвист прибыл. Он уже у командующего. И нас зовут.

Кабинет командующего был очень большим и больше напоминал учебный класс, но имел только один письменный стол, а также необычайно длинный стол для заседаний, полностью заваленный картами – как с первого взгляда определил Василий Иванович, в основном Северного Кавказа. Впрочем, как он сразу себя поправил, обозначения горного рельефа могли иметь отношение не только к Северному Кавказу. Просто интерес силовых структур и карты, на которых обозначены горы, в любой голове сразу начинают ассоциироваться с Северным Кавказом.

– Старший лейтенант Арцыбашев, – представился Василий Иванович полковнику Мочилову, который год назад приезжал к ним в бригаду, но, естественно, старшего лейтенанта не помнил.

– Присаживайся, Василий Иванович, – пожав руку, показал полковник на стул. – Нас сейчас ознакомят с данными лингвистической экспертизы, проведенной по фотографиям клинка. Майор Стрекалов – наш единственный специалист в этой области, и даже доктор наук во всем, что не касается войны, – кажется, тоже единственный в ГРУ, поскольку оно не является научным учреждением. И потому мы можем опираться только на его выводы. Пожалуйста, Марк Анатольевич. Мы готовы вас выслушать.

Майор в неуклюже сидящей на нем форме сначала прокашлялся в кулак, потом начал говорить, но говорить начал с большой важностью и с сознанием превосходства человека ученого перед военными:

– Вообще-то это не моя специализация. Я занимаюсь вычислительной лингвистикой. Еще ее называют машинной или инженерной лингвистикой. Применяется она, скажем, для составления компьютерных программ-переводчиков, программ для шифровки и дешифровки криптограмм и в некоторых аналогичных прикладных дисциплинах…

– То есть вы хотите сказать, что мы с таким же успехом могли бы отнести фотографии в дешифровальный отдел? – сказал полковник Морозов.

– По большому счету, да, – согласился Стрекалов. – Но это вам ничем не смогло бы помочь. Ну, конечно, если загрузить этим текстом главный сервер ГРУ, а это очень мощная машина, он, возможно, через месяц и справится с работой… Только с одинаковым успехом сможет выдать в качестве текста и то, что там написано, и гимн России, посчитав их идентичными по лингвистическому содержанию. А если от темы не отвлекаться, могу вас обрадовать, поскольку нам с вами чрезвычайно повезло.

– Мы очень рады, – сказал полковник Мочилов. – Просто чрезвычайно… Объясните только, чему радоваться.

– Я объясню. – Марк Анатольевич сохранял чуть высокомерное спокойствие. – Дело в том, что все люди, когда учатся, когда обретают профессию, видят перед собой разные пути и имеют разные увлечения. У меня тоже было увлечение – этнолингвистика. К сожалению, мне не позволили заниматься ей всерьез.

– Кто не позволил? – спросил Мочилов.

– Мой отец. Он был моим преподавателем и диктовал свои жесткие условия. Отец видел перспективу в занятиях вычислительной лингвистикой и заставлял меня заниматься именно ей в ущерб тому, что мне нравилось. Этнолингвистика, сообщу для справки, изучает особенности функционирования языка у разных народов. Вот так. Но, в общем-то, кое-какие знания у меня все же и по этнолингвистике остались, да и вообще я в свободное время почитываю специализированную литературу по этому вопросу. К сожалению только, такой литературы выпускается мало, и в основном это зарубежные авторы.

– Но вы же специалист по машинному переводу, – не преминул заметить Морозов.

– Машинный перевод с трудом справляется с простыми текстами. А со специфическими ему разобраться не дано. Приходится самому корпеть над иностранными языками. Но дело не в этом. Дело в том, что мое увлечение не осталось простым увлечением, а пригодилось в такой плоской с точки зрения науки деятельности, как военная разведка.

– Значит, все-таки пригодилось в нашей плоской работе, – усмехнулся полковник Мочилов.

– Ну, не совсем пригодилось… Сразу предупрежу, что прочитать написанное полностью я не смог, но могу сказать только то, что там какая-то древняя поэтическая форма, причем, очевидно, несущая большую смысловую нагрузку. Там что-то говорится о точности в достижении цвета пламени и цвета стали. И я затрудняюсь даже сказать об общем смысле. И сомневаюсь, что кто-то из современных специалистов сумеет прочитать это…

– Насколько мне известно, кто-то прочитал, – тихо сказал старший лейтенант Арцыбашев.

– Мне с трудом в это верится, – сказал, как отмахнулся, майор Стрекалов. – И вообще не поверю, пока мне не покажут. И когда покажут, тоже не поверю…

– У нас в ДОСе, товарищ майор, один пьяный прапорщик ногой в унитаз провалился и четыре часа, пока жена с работы не пришла, на одной ноге стоял. Жена стала в службу спасения звонить – там смеются и не верят. А прапорщик даже протрезвел от своей беды. Так служба спасения и не приехала; пришли солдаты, разбили унитаз и только тогда ногу вытащили. А если бы и солдаты не поверили?

– Я вас понял, товарищ старший лейтенант. Но не советую соваться в области, в которых вы так мало понимаете. По большому счету эта сабля – находка для науки. Сенсация, с которой давно уже никто из лингвистов не встречался. На клинке и на ножнах мы встречаем как раз образец древней письменности, возможно даже арийской, от которой потом произошли все индоевропейские языки. Эти древние языки известны под названием пракритов, из которых, кстати, как некоторые авторитетные специалисты считают, произошел впоследствии санскрит. Но санскрит – это уже письменность. И когда она возникла, не знает никто – до Шумера, после Шумера… Есть вообще теория, что жизнь на Земле зародилась задолго до того, как первые цивилизации появились в Средиземноморье. И никто не знает, имели ли эти цивилизации свою письменность. А на клинке, на мой взгляд, мы встречаем письменность, которая вполне может относиться к пракритским языкам. То есть к древнеарийской письменности, о существовании которой крупные специалисты и заикнуться боятся, чтобы не прослыть невеждами. Потому я и буду утверждать, что расшифровать ее современными нам средствами и при современном уровне знаний невозможно.

– Предположительно, клинок изготовлен всего около тысячи лет назад, – сказал Василий Иванович.

– Это вовсе не говорит о том, что тогда уже забыли древние языки. Их только сейчас забыли, в более поздние времена. Может быть, что-то уничтожили умышленно. Когда талибы взрывали статуи Будды в Афганистане, они не были первыми. Вот был, например, в Китае, в третьем столетии до новой эры, такой император Цзин Ши Хуанди. Он объединил в империю несколько отдельных царств и почувствовал себя самым великим. И решил начать отсчет истории со времен своего правления. И потому приказал уничтожить все книги и документы, относящиеся к более ранним временам. И сколько таких императоров было, и в каких краях.

– Но что-то вы прочитать смогли? – спросил полковник Мочилов.

– Несколько слов, близких к санскриту. С другими я не справился. Что касается примитивного метода шифрования, то здесь все гораздо проще. На клинке есть насечки, до которых последовательно следует вытягивать клинок из ножен. Текст читается через прорези в ножнах и заканчивается на самих ножнах. Вот так. У меня все, товарищ полковник.

– К сожалению, это мало что дает…

– Обратитесь к специалисту, которого знает старший лейтенант, – недобро ухмыльнулся майор Стрекалов.

– Мы обратимся к нему, товарищ майор, – пообещал Василий Иванович…

– Если что-то получится, не сочтите за труд удовлетворить потом мое научное любопытство…

Майора Стрекалова отпустили, но, поскольку ни полковник Мочилов, ни полковник Морозов с мест не поднялись, остался сидеть и старший лейтенант Арцыбашев.

– Ну что, Василий Иванович, – сказал ему командующий. – Давай теперь наши задачи решать. И твои и наши. Поскольку они в единое целое вылились. Ты, насколько я понимаю, в курс дела еще не введен?

Мочилов посмотрел на часы. Старший лейтенант обратил внимание, что у полковника часы простые, «Командирские», и он их не демонстрирует, как делал это подполковник Елизаров. Просто командующий прикидывает, сколько времени прошло после прилета самолета в Москву.