Урок - Эдвин Поляновский

И общественный обвинитель, и прокурор требовали этой меры – и зал дружно аплодировал. Председательствующий вынужден был сделать замечание: «Это не концерт!» И все-таки, когда объявили приговор – к расстрелу! – зал снова дружно зааплодировал.

Только конюх Антонина Васильевна Смирнова не аплодировала. «А мы разве не виноваты. Аукаемся, а людей-то нет».

Двое детей председателя колхоза Степанова остались сиротами: Тане – десять лет, Ире – пять. Накануне похорон к ним в дом шел народ, и Ира сказала: «Если так много людей – неужели папа умрет?»

Аукаемся..

Нина Ивановна и сама не сразу осознала, что произошло. Она отнесла паспорт мужа, потом военный билет. А когда понесла сдавать партийный билет, поняла вдруг: Жени больше нет.

Похоронили Степанова хорошо. Могила его – у самого входа на кладбище, на виду. На могиле – букет хлебных колосьев, первые колосья первой, без него, августовской жатвы. И рядом – гроздья яркой красной калины, не потерявшей цвет.

Рядом – еще свежий холм. Здесь, по соседству, лежит колхозный бригадир Уханов, скончавшийся от рака. Он только на три месяца и пережил своего друга, председателя.

Ругать милицию сейчас уже не время, меры, как говорят в таких случаях, приняты. Через день после ЧП состоялось внеочередное заседание коллегии УВД облисполкома. Начальнику Белозерского райотдела милиции подполковнику Сысоеву оставалось «до выслуги» всего несколько месяцев, однако, несмотря на все его просьбы, обещания, заверения, из органов внутренних дел он был уволен. Освобождены от занимаемых должностей, привлечены к строгой дисциплинарной ответственности ряд сотрудников райотдела и УВД облисполкома. Васюкова судили: за преступную халатность он был приговорен к году исправительных работ.

Белозерский райотдел возглавил капитан милиции А. Бакланов – молодой, энергичный. С его приходом подскочили показатели преступности, правонарушений – это понятно: ни один факт правонарушения не остается без внимания. По любому поводу к начальнику можно зайти и получить поддержку. «Главное, надо сейчас вернуть милиции авторитет»,– так он считает.

Новый начальник повел решительную борьбу с пьянством. Сейчас надо уже не ругать милицию, а помочь ей. Но как?

Мне удалось познакомиться с уникальной перепиской райотдела милиции с райисполкомом. Вот райисполком шлет распоряжение:

«В связи с нереализованными товарными запасами водочных изделий разрешить их продажу с 16 по 30 июня в магазине № 21 во улице Свобода. Зам. пред. райисполкома Н. Попов». В ответ, на второй день, милиция шлет в райисполком суточную информацию: «Доставлены в дежурную часть РОВД 1. Шершнев Н. Н. – пьяный находился у магазина на улице Свобода. Наложен штраф 15 руб. 2. Никифоров В. Б.– пьяный находился в гост. «Русь». Предупрежден. 3. Карпуничев В. И.– пьяный оправлялся по-легкому в кафе...» И так далее, список большой. Следующее распоряжение райисполкома: «В связи с нереализованными товарными запасами водочных изделий разрешить...» В ответ, этим же числом, милиция шлет суточную информацию: «1. Занин Д. И. – пьяный учинил мелкое хулиганство. 2. Романов Г. С. – пьяный управлял автомашиной. 3. Казаков Г. А. – пьяный был на земснаряде...» И т. д. и т. п.

Истоки распоряжений просты. «В связи с тем, что по отделению ОРСа недовыполнение общего плана товарооборота за 9 месяцев составило 80 тыс. рублей, разрешить в магазине № 21 продажу водки до 31 декабря...» Отдельным распоряжением заместитель председателя райисполкома обязывает магазины продать в майские праздники 250 «залежавшихся», нереализованных ящиков водки. Люди говорят – не надо, не хотим. Зампред говорит – надо, план горит. Человек говорит – я выпил, мне хватит, а зампред говорит – пей еще. В Белозерске – где-то около 3500 семей. Получалось, за два дня праздников они должны были выпить 5000 бутылок водки!

Эти цифры и факты относятся к месяцам, предшествующим трагедии в Белозерском районе. Спустя несколько недель после убийства в Бечевнике райисполком принимает уже масштабное решение: «Разрешить повсеместно на территории района торговлю всеми видами алкогольных напитков в понедельник с 11 до 19 часов (раньше это было запрещено.– Э. П.). Торговлю вином виноградным, плодово-ягодным (в просторечии – бормотуха, или плодово-выгодная.– Э. П.), шампанским, коньяком проводить с 11 до 21 часа (раньше было – до 19.– Э. П.) во все дни недели. Разрешить общепиту продажу сухих виноградных вин в пивном баре по Ул. Комсомольская. Предложить райпотребсоюзу определить дополнительный павильон по продаже виноградных, плодово-ягодных, шампанских вин и коньяка во все дни недели с 11 до 21 часа. Пред. райисполкома Грузинский М. Ф.».

Неужели председатель сам, лично принимает такие отчаянные решения? Нет, конечно: «Во исполнение решения облисполкома № 181 от 28.03.83 года». С решением № 181 я тоже, естественно, ознакомился, все то же, только масштабнее – «повсеместно на территории области». Против этого решения были заместитель председателя облисполкома, возглавляющий комиссию по борьбе с пьянством, заведующий облоно и, конечно, начальник УВД (он даже письменно объяснил свое категорическое возражение). Не помогло.

...15 февраля 1984 года в Доме культуры Бечевинки проходило колхозное собрание – подводились итоги прошедшего года. А в начале февраля облисполком, идя навстречу пожеланиям тружеников, принял решение переименовать колхоз «Авангард» в колхоз имени Степанова. Был, безусловно был на собрании повод поговорить – помимо всего прочего – и о пьянстве, о том, к каким трагедиям оно может привести и приводит.

Но что это? Магазин (он как раз напротив Дома культуры), обычно дающий дневную выручку 300 рублей, в день собрания выручил 701 рубль 40 копеек! Плохо, когда пьют, еще хуже, когда опохмеляются,– 16, 17 и 18 февраля выручка соответственно составила уже 1002, 1002 и 1100 рублей.

Кстати, имя Степанова на том собрании даже не упомянули. Оказывается, о решении облисполкома ни в районе, ни тем более в Бечевинке не знали. Директивы области о расширении продажи водки подхватываются на местах моментально, а о переименовании колхоза Нине Ивановне Степановой сообщили – первой в деревне – лишь спустя более половины месяца. Ей позвонил председатель... соседнего колхоза, который соревнуется с «Авангардом».

Но надо назвать, наверное, секретаря парткома колхоза, в котором опохмелялись после собрания три дня. Иванова Татьяна Павловна – бывший председатель исполкома сельского Совета, которая так правильно умеет говорить. После гибели Степанова ее повысили, прежде получала 140 рублей, теперь 220.

Человек хуже зверя, когда он – зверь. Шипунову оправдания нет, но я пытаюсь хоть как-то понять, объяснить самому себе, как все это могло случиться. Как могло случиться, что сильное, могучее государство отказалось от перевоспитания этого человека. Зверь? Но ведь он не родился зверем, ведь в утробе матери он не был зверем? Он мог родиться глупым или умным, сильным или слабым, больным или здоровым, мог родиться жадным, пусть – злым, пусть был предрасположен к чему-то. Но он был маленьким, невинным человеком и потом, дальше жил среди нас. И если человек уходит от нас в расцвете сил и здоровья, разве и мы не имеем отношения к этому? Мы и зверя, хищника с вековыми инстинктами, научились ставить на задние лапы, он берет корм из наших рук.

Если сегодня, сейчас мы не возьмем часть вины на себя, не разберемся до конца – как все это могло случиться,– завтра в другой деревне, другой Шипунов появится и станет хозяином.

В Бечевинке меня спрашивал чуть не каждый:

– А его точно расстреляют?

– А убежать он не сможет?

– Где справедливость, Степанова уже больше года как нет, а убийца жив?

И правда, тень его еще витает здесь, и дом его многие обходят. Я в этом доме сидел долго. Спросил мать Шипунова – тоже Нина Ивановна,– как ей в селе, как относятся хоть к ней-то.

– Поодиночке-то – хорошо, а как все вместе-то – плохо.

Досталось ей в жизни. «Три девки у меня, всех надо было отдать. Всех и отдала, запасов-то никаких. А Коля...»

Николай был младший в семье, единственный заступник – за бабушку, за мать, за всех сестер. Отец пил по-черному, бил нещадно всех. Однажды он стал душить мать, и Николай, схватив топор, ударил отца по плечу – выше не достал. Было ему тогда двенадцать лет. В другой раз вступился за бабушку – ударил отца поленом по ногам. Один раз отец запер их всех, а дом поджег, они разбили окна, Коля вылез последним (сестра порезалась, крови натекло целый валенок). В тот страшный день он побежал за помощью... в милицию.

Я рассматриваю его детские фотографии – вот он на крыше дома, с одноклассниками, на детском велосипеде – всюду улыбается. А вот повзрослев – забрался на дерево, вот еще взрослее. Я всматриваюсь в лицо, пытаюсь мысленно вставить в его руку нож – нет, никак не сходится, нож выпадает.