Легкое дыхание лжи - Татьяна Гармаш-Роффе

Побег должен был состояться через несколько дней, но Мила пока точно не знала, когда именно. Сказала, что уточнит через пару дней. Каким образом она собирается сбежать из охраняемого дома, я не спросила: какая мне разница, собственно? Меня попросили поработать в качестве такси, я согласилась – вот и все.

Перезвонила она в среду вечером.

– Завтра, Насть. Завтра вечером, в одиннадцать. У тебя навигатор есть в машине, надеюсь?

– Конечно, – ответила я.

Я вожу машину уже целый год, так что вполне грамотный и опытный водитель. И навигатором умею пользоваться. Даже родители перестали за меня бояться.

– Тогда пиши адрес. Записала? До дома не доезжай, встань на въезде в деревню, чтобы не светиться. Мне придется выключить на время телефон, так что если меня не будет, то просто жди. Я приду. Да, к слову, я переночую у тебя на даче. Ты не против, надеюсь.

Вопросительной интонации в последнем предложении не наблюдалось, просительной тем более. Мила просто констатировала факт: ты за мной заедешь, я у тебя переночую. А ты, если наберешься нахальства, давай, возрази!

Хорошо, что теперь я ясно вижу все ее уловки. Больше я не впаду в детскую любовь-обожание к сестричке.

В четверг в одиннадцать вечера я была на условленном месте. Милу прождала полчаса, слушая музыку и любуясь отблесками заката. Этот светлый край неба будет сиять до самого утра – конец мая, до летнего солнцестояния осталось меньше месяца…

Кажется, я замечталась. Когда Мила плюхнулась на пассажирское сиденье, я вздрогнула.

– Ну, привет, Настюня, – она чмокнула меня в щеку. – Ишь, какая ты стала взрослая! Красавица прямо.

– Привет, – ответила я и завела машину. – Едем на нашу дачу?

– Слушай, – вдруг озабоченно проговорила она, – а родителей твоих там нет?

– Нет. Приедут в субботу.

– Ты им ничего обо мне не говори. Ни слова.

– Хорошо.

– Это очень серьезно, Насть…

Я посмотрела на кузину. Кажется, она не шутила.

– Я тебя никогда не выдавала, если помнишь.

– Папан ведь будет меня искать… И вам позвонит, и всем знакомым.

– Ты хочешь, чтобы я повторила? Хорошо, повторяю: могила.

– Тогда едем! – Мила сразу повеселела.

Мы поужинали, вспоминая детство, – вопросов о ее бегстве я не задавала, и Милу это, похоже, очень устраивало. Я смотрела, как она округляет губы, когда говорит; как укладывает их в сердечко – такое мясистое розовое сердечко, – когда улыбается; и все пыталась понять, в чем ее секретное оружие. Я слушала ее легкую болтовню, с налетом юмора в собственный адрес – типа самоирония. Удивительное дело, Мила казалась доброй, неглупой и забавной – тогда как я точно знала, что она не добра и не умна. Разве что забавна… Как у нее это получается?! Что же за секрет такой, что за тайное знание, благодаря которому она восхищает людей? И ладно б только мужчин – с ними проще, у них тестостерон, – но ведь даже я, знающая кузину с малых лет, снова нахожусь под ее обаянием!

Я понимала, что секрет этот не разгадать. Что тут природа постаралась. Что искусство обольщения на самом деле не искусство (в смысле, не отточенное умение), а талант на генном уровне. И что мне надо прекратить забивать себе голову подобной ерундой…

Рано утром я отвезла Милу, по ее просьбе, в Москву и высадила у одного кафе. Зачем ей это кафе, я не знала и знать не желала. Уехала я с легким сердцем: подальше от колдовских чар моей сестрицы! Время детских шалостей – то время, когда я находилась под абсолютным влиянием моей кузины и безропотно разделяла все ее затеи, – прошло. Теперь у Милы шалости отнюдь не детские, и я не хотела не только их разделять, но даже быть в курсе…

– Настя, спаси меня!!!

Я с удивлением посмотрела на трубку: я-то думала, что вчерашнее появление Милы в моей жизни лишь эпизод. Ну, попросила отвезти туда-сюда, и все. И вдруг этот крик в мое ухо.

Рано я радовалась. От Милки не так-то просто избавиться…

– Меня хотят убить, Настя!

Ага, так я и поверила. Вчера побег, сегодня покушение, – сестричка моя еще в детстве любила приключения и страсть к ним до сих пор сохранила. Ее жизнеописание в Фейсбуке выглядит как приключенческий роман – Мила даже утреннюю чистку зубов способна превратить в детективный сюжет о поисках укатившейся крышечки от тюбика с пастой.

– Настя, ты меня слышишь?!

– Да. Надо сообщить в полицию, Мил. Я-то чем могу помочь?

– Спрячь меня!

– Где? – не поняла я.

– У себя на даче! Я к тебе уже еду, поймала машину!

– Ну ладно… – опять я дала слабину, черт! – Хотя погоди, ведь завтра утром родители должны приехать. А ты просила им не рассказывать. Или ты собираешься сделать вид, что решила ни с того ни с сего навестить родственников, которых не видела лет десять?

– Отговори их, придумай что-нибудь!

– Что? Не представляю.

– Да скажи, что тебе надо вечеринку устроить, а они будут мешать!

– В нашей семье не принято так разговаривать.

– Как – «так»?

– Хм… Нагло.

– Что тут наглого-то?

– Долго объяснять.

– Да уж объясни, сестричка! – В голосе Милы слышалось раздражение. Не часто ей перечат, не привыкла.

– Хорошо. Если я в самом деле намерена устроить вечеринку, то это не «мне надо», а мне хотелось бы. И об этом я сообщаю родителям заранее. А не в тот момент, когда они собираются на дачу, где намерены отдохнуть после недели работы. Они постараются считаться с моими интересами, но я должна считаться с их. Уважение называется.

– Я попросила меня спрятать, а не умничать! Меня убить хотят! Ты, похоже, не врубилась!

– Погоди-ка… Ты сколько времени собираешься прятаться? Если утром уедешь, они тебя не застанут.

– Не знаю! Мне нужно обдумать ситуацию… Может, понадобится пара-тройка дней.

– Ну, тогда я могу тебя в сарае разместить. Пока предки не приехали, мы с тобой там все обустроим.

– В сарае?! Ты бы еще в хлеву предложила!

– Если все так серьезно, то почему ты торгуешься? Мил, у тебя только на одном Фейсбуке толпы поклонников и еще не знаю сколько в реале, – почему бы тебе их не попросить? Может, кто-то предоставит тебе дворец, – сухо ответила я.

Мила молчала некоторое время, а потом ответила неожиданно покладисто:

– Хорошо, в сарае. Даже лучше. Жди, я уже подъезжаю.

Что-то было странное во всем этом. Зачем кому-то понадобилось убивать Милу? Да и правда ли это? И почему она упорно хочет именно моей помощи, когда у нее и впрямь куча поклонников? Она им не доверяет? Или она… Она что-то натворила, вот в чем дело! И никому рассказать об этом не может… Мне тоже не расскажет всей правды, но хоть что-то, чтобы я посочувствовала и помогла – как в детстве, когда я принимала на себя шишки за ее проделки. И никогда не выдавала.

Да, наверняка так.

…За эти мысли мне стало мгновенно стыдно, когда я увидела сестричку. На щеке глубокая царапина, на руке тоже, часть ногтей обломана до крови, одежда измята и местами порвана. С шофером расплатилась я, – у Милы не было денег. Не было и большой сумки, с которой она вчера сбегала из дома дяди Влади и сегодня утром уходила с моей дачи, только маленькая.

Когда уехала машина, Мила бросилась мне на шею и разрыдалась. «Ты единственный человек в моей жизни, который никогда не предавал меня… Настена, спасибо, родная!» – твердила она, глотая слезы. Я обняла ее за плечи и повела в дом. Умыла, приготовила чаю и бутерброды – Мила оказалась голодна. «Со вчерашнего дня не ела», – проговорила она, впиваясь зубами в кусок хлеба с ветчиной.

И лишь после того как Мила наелась, я услышала ее исповедь.

– Ты помнишь, Настен, моих родителей. Так что первую серию моей мыльной оперы я могу опустить…

Конечно, я помнила. А что забыла или чего не знала – то Мила восполняла, широко освещая события своей жизни на Фейсбуке. Местами очень смешно, надо признать. Так что картина у меня была довольно полная.

Отец Милы (для меня «дядя Владя», а на самом деле Владислав Петрович) дочкой никогда не интересовался. Баловал, осыпал подарками, но время с ней не проводил, ничему ее не учил. Оно и понятно: дядя Владя деньги делал. Его представления о мире и жизни существовали исключительно в рамках этого процесса, за его пределами с ребенком поделиться нечем. (Лично я уверена, что у него грязное прошлое, но семейные предания об этом деликатно-опасливо умалчивают.)

Тетя Лена, мать Милы, родная сестра моей, – создание удивительное. Воздушная, мечтательная, ни к чему не приспособленная красавица – этакая нежная лиана, которой необходима опора-дерево. Дядя Владя на роль дерева очень подходил, как я понимаю. Типа дуба. И внешностью – большой, крепкий; и финансами, которые, как известно, могут радикально решить те самые жизненные сложности, к которым тетя Лена не была приспособлена. В число сложностей входило и воспитание ребенка, разумеется. Поэтому целый штат нянек, гувернанток, домработниц и еще каких-то приживалок обеспечивал вращение внешнего мира вокруг хрупкой красавицы. Единственный труд, выпавший на ее долю, – украшать своего мужа на выходах. Оно же единственное дело, с которым тетя Лена справлялась.