Отказать мистеру Совершенство - Шэрон Кендрик

– Кто? – спросила Ливви. – Кто мог спасти?

Саладин удивленно покачал головой.

– Неужели, непонятно. Конечно, я.

– Как ты мог ее спасти, Саладин? Что ты мог сделать?

Он до боли сжал кулаки.

– Если бы я думал о ней, а не о собственных амбициях, если бы не торжествовал победу, потому что связал Гурах важным договором, то понял бы, насколько серьезна ситуация. Надо было отложить поездку, позвать доктора – он успел бы приехать до того, как у нее начались спазмы. Мне надо было быть рядом с ней, а я узнал о случившемся, пересекая пустыню.

– Почему ты так решил? – запротестовала Ливви. – Это всего лишь домыслы.

– Это факт, – рявкнул Саладин. – Я бы отвез ее в больницу.

– Вся медицина мира могла оказаться бессильной, – сказала Ливви. – Но ты этого никогда не узнаешь, потому что жизнь непредсказуема. Бывают ситуации вне нашего контроля. Храни прекрасные воспоминания о том времени, когда вы были вместе, но в них не должно быть горечи и самобичевания.

– Вот как? – горько засмеялся Саладин. – С каких пор ты стала экспертом в человеческих отношениях, моя маленькая заклинательница лошадей?

Ливви нахмурилась, услышав в словах издевку.

– Иногда со стороны легче увидеть проблему и оценить ее, – сдержанно заметила Ливви. – Полагаю, ты рассказал мне все это потому, что хотел услышать мое мнение.

Саладин и сам не понимал, зачем посвятил ее в свою тайну. Что толкнуло его раскрыть ей душу и темное сердце? Возможно, хотел пресечь нежность, закрадывающуюся в их ночной секс, хотя в самом начале предупреждал Ливви о нетерпимости к подобным эмоциям. Саладин горько сожалел о проявленной слабости. Жаль, что нельзя повернуть время вспять. Если бы он мог вернуть слова, Ливви оставалась бы еще одной анонимной женщиной в его списке. Однако внутренний коварный демон заставил его задать вопрос:

– Каково же твое мнение?

Ливви глубоко вздохнула. Чтобы ответить Саладину, ей требовалось мужество, которого она не ощущала, поеживаясь под его враждебным взглядом. Однако она верила, что жизнь надо прожить честно: смотреть опасности в лицо, а не прятать голову в песок. Саладин был шейхом процветающей страны, но иногда ему полезно выслушать человека, которого не смущает его статус и власть. Кто расскажет ему все, как есть, а не так, как он хочет услышать? Она покачала головой.

– Однажды ты обвинил меня в том, что я разрушила свою жизнь из обиды на предавшего меня человека. Ты был прав. Но не сделал ли ты то же самое из-за Алии?

Саладин зло прищурился.

– О чем ты говоришь?

Ливви облизнула губы.

– Не кажется ли тебе, что ты используешь смерть жены, чтобы оправдать разочарование в жизни здесь и сейчас? Она умерла вскоре после того, как вы поженились… – Ее голос прервался, когда она заметила сверкнувшую в черных глазах ярость, но Ливви заставила высказаться до конца. – Она была молода и прекрасна, и время не запятнало ваших отношений…

– Хочешь сказать, что все бы изменилось? – горячо возразил Саладин. – Любовь неизбежно заканчивается болью и разочарованием? Так на Западе представляют брак?

– Я совсем не это хочу сказать. Никто не знает, как бы все повернулось, – настаивала Ливви. – Жизнь нельзя предсказать. Для меня очевидно, что ты позволяешь сомнительному чувству вины тянуть себя назад.

– Моя вина не вызывает сомнений. Мне предстоит нести это тяжкое бремя до конца дней.

– Тогда это твой выбор, Саладин. Никто не заставит тебя думать по-другому, если ты сам не хочешь. – Ливви колебалась, потому что должна была произнести жестокие слова. – Возможно, тебя это устраивает. Твоя красавица жена умерла в расцвете лет, и никто не сможет равняться с ней, не так ли? Она остается для тебя образцом совершенства, потому что ты воздвиг ее на пьедестал. Ни одна живущая женщина не достойна сравнения с Алией.

В глазах Саладина вспыхнуло подозрение, и он кивнул.

– Ага, – прошипел он. – Теперь я понимаю.

Мрачная интонация насторожила Ливви.

– Что именно?

Он коротко засмеялся:

– Даешь совет ради своей выгоды? Разве не так?

– Боюсь, не понимаю тебя. Никогда не умела разгадывать загадки.

Саладин цинично скривил губы.

– Брось, Ливви, ты прекрасно понимаешь, о чем я. Похоже, ты неплохо устроилась в Джазратане. Даже мои советники похвально отзываются о тебе: скромная, незаметная и очень трудолюбивая – полная противоположность расхожему мнению о европейских женщинах как о распущенных созданиях, прожигающих жизнь в клубах. Никто, кроме нас, не знает, что мы проводим ночи в сексуальных утехах. Под покровом темноты ты становишься другой – превращаешься в источник чистого наслаждения. – Он прищурил глаза, глядя на нее. – Наверное, тебе не хочется лишаться здешних привилегий. Разве тебе не нравится мой дворец и все, что вокруг? Может быть, моя маленькая девственница уже представляет себя будущей королевой Джазратана?

Ливви замерла. Слова Саладина ранили ее как пущенные в сердце стрелы. В то время как она хотела помочь ему, он извратил высказанный от души совет, решил, что она заботится о своем будущем, представил ее эгоистичной, коварной… дешевой.

– Как ты смеешь обвинять меня в цинизме? – задохнулась она.

– Представь, смею! – с вызовом бросил он. – Что с тобой, Ливви? Угадал?

Откинув волосы с пылающего лица, Ливви через силу выговорила:

– Твое предположение я нахожу вздорным и возмутительным, но зато теперь многое стало понятным. – Она решительно отодвинулась от Саладина. – Я возвращаюсь в Англию.

– Нет, не сейчас.

– Мне не нужно твое согласие, Саладин. Решение окончательное – я уезжаю, и ты не в силах остановить меня.

Протянув под простыней руку, он обнял ее за талию. Ливви в отчаянии отметила, как ее тело мгновенно отреагировало на прикосновение.

– Послушай, может, мне не стоило говорить таких вещей, – начал он немного извиняющимся тоном, не переставая соблазнять Ливви. – Я обрушился на тебя, потому что злился на свою откровенность: никогда ни с кем раньше я не делился этим.

– Что бы ты ни говорил, не имеет значения: решение принято, я возвращаюсь домой, – повторила Ливви, отбросив его руку. – У меня больше нет причин оставаться. Ты подозреваешь меня в корыстных намерениях, но это твое право. А я больше не желаю, чтобы меня прятали, как грязный секрет. Ты меня понимаешь?

Саладин помрачнел:

– А что будет с Барханом?

Сердце Ливви упало, потому что его реакция подтвердила то, о чем она уже знала: скаковой жеребец значил для Саладина больше, чем все остальное. Какие могли быть сомнения? Когда же она усвоит урок и перестанет влюбляться в мужчин, не способных ответить взаимностью?

– С конем все в порядке, – сказала она. – Он не нуждается во мне – мы оба это знаем. У него проснулся аппетит, он больше не бросается на грумов, рентген показал хорошие результаты. – Ливви замолчала, осознав вдруг, как много теряет: она будет скучать без вороного коня, но не так сильно, как без его упрямого хозяина. – Ветеринар доволен его состоянием, а дальше выздоровление пойдет еще быстрее. Нельзя торопить его. Месяц Бархан должен только шагать, потом месяц – рысь. После этого можно поднимать в галоп…

– Ливви…

– Конечно, нет никаких гарантий, что он снова выйдет на скачки, – торопливо продолжала она, не давая возможность Саладину дальше искушать ее, потому что боялась уступить. – Но в будущем он может стать прекрасным производителем. А теперь, думаю, тебе надо уйти. Нет, не трогай меня, Саладин. Все только усложнится, сам знаешь.

Увидев изумление на его лице, Ливви пыталась представить, бывал ли случай, когда его выставляли из постели, противились его воле? Скорее всего, нет. Однако она не видела другого выхода. Между ними должна быть дистанция, потому что сила воли покидала ее, когда Саладин был рядом. Несмотря на уверения, что у них нет будущего, разве не об этом она втайне мечтала? Чем ближе она узнавала этого сложного и харизматичного мужчину, тем сильнее желала оставаться рядом с ним. Если бы он позволил, она могла бы любить его. Ливви подозревала, что ему нужна любовь.

Но что могло быть безнадежнее, чем привязанность к шейху пустыни, все еще любящему покойную жену?

Саладин сел в постели, откинув простыню.

– Все еще хочешь, чтобы я ушел? – спросил он.

– Да. – Ливви выдавила улыбку. – Способствует стойкости характера.

Ярость и отчаяние терзали Саладина, когда он смотрел в упрямое лицо Ливви. О чем она думает, навязывая свою волю? Она оставит место работы только с его разрешения и ни минутой раньше. Откуда это упрямство? Ливви с самого начала диктовала ему свои правила, не понимая, с кем имеет дело, и рассчитывала, что он будет беспрекословно подчиняться. Пора показать, кто здесь главный.

Надо признать, что, живя во дворце, она доставляла ему удовольствие, а как иначе? Кроме того, Ливви принесла много пользы, вылечив любимого жеребца. Но все рано или поздно заканчивается. Саладин не мог представить, какое будущее ожидало их, пусть даже она ему нравилась. Ее упорное нежелание смириться, признать его статус, подчиниться власти вызывали все большее раздражение.