Испытатели - С Вишенков

Зажав коленями ручку управления, летчик уже довольно долго копался в тесной для него кабине, всячески пытаясь вытолкнуть из крыла застрявшую там по неизвестным причинам вторую ногу. Стало жарко. Он выпрямился, чтобы отдохнуть.

В воздухе нередко из-за какой-нибудь мелочи происходят крупные неприятности. И если во время испытаний обнаруживается беда и на лету ее исправить нельзя, то летчик-испытатель постарается донести эту беду до земли в нетронутом виде. Здесь ее изучат, предупредят завод, и одна беда поможет избежать многих.

Самолет кружил над аэродромом. Летчик снова согнулся. И не всякий, возможно, кто был внизу, понимал, что там, в воздухе, в узкой кабине истребителя, человек упорно борется с машиной. Нога не выходила. Последние капли горючего исчезали в прожорливом горле мотора. Надо было садиться, пока крутится винт и воздух является опорой. Но как сесть? На посадочной скорости в сто пятьдесят километров не так просто это сделать. Машину на пробеге развернет и может приложить к земле с такой силой, что и щепок не соберешь. Летчик отжал ручку и низко пролетел над зеленой гладью аэродрома. Он мчался над самым краем огромного поля, подыскивая ровную площадку, в стороне от посадочной полосы, чтобы в случае аварии не загромоздить ее обломками, не мешать посадке других машин.

Многие десятки глаз напряженно провожали истребитель. Он снова набрал высоту. Внимательно и хладнокровно, как снайпер, Краснокутнев прицелился в избранное место и направил на него машину.

Он теперь слился с ней воедино, и машина, которую летчик достаточно хорошо изучил, знал все ее повадки и капризы, должна была делать все то, что было его ясной и чеканной мыслью. Еще за какое-то мгновение до того, как земля нанесла свой удар, летчик точно рассчитанным движением рулей отпарировал его. С огромной скоростью самолет ровно катился по земле на одном колесе. Это было похоже на цирковой трюк, на виртуоза-конькобежца, делающего «ласточку» на льду, но значительно сложнее и опаснее. По мере того как земля замедляла свой встречный бег и машина все меньше слушалась рулей, безопорное крыло клонилось к земле, чиркнуло по ней. Самолет медленно развернулся, как вокруг ножки циркуля, и замер.

Одним прыжком летчик соскочил вниз. На самолете не было ни одной царапины. Летчик снял шлем, вытер вспотевшее лицо и весело сказал примчавшемуся на машине врачу:

— Все в порядке, доктор! Мы с машиной отделались легким испугом.

Техники торопились к самолету. Полеты временно прекратились, но работа над машиной продолжалась.

Шасси наладят, и летчик снова пойдет в воздух искать слабые места в машине, чтобы сделать ее в конце концов отличной.

Как покорить сердце летчика

Это был разбор полетов — летное производственное совещание на земле.

Участников пять: высокий, массивный, как памятник, Стефановский, темпераментный Супрун, остряк Евсеев, уравновешенный, добродушный Преман и самый молодой и горячий — Рахов.

Вся эта пятерка желает одного: чтобы все летчики-истребители уверовали в эту новую машину, так же как уверовали они, летчики-испытатели.

Новый самолет-истребитель не завоевал еще всеобщего доверия. Он был короткий, тупоносый, и вид у него был сердитый и драчливый. Летал он по горизонтали в полтора раза быстрее своих предшественников и значительно скорее их набирал высоту. Зато управлять им было значительно труднее. Ловкий, увертливый и в то же время очень строгий, он серьезно наказывал за те ошибки, за которые другие машины прощали. И когда из-за неумелого обращения с ним произошло несколько аварий, его стали бояться еще больше.

Но самолет, — Стефановский и Супрун знали это на своей практике, — не имел себе равных. То, о чем еще только мечтали зарубежные летчики, наши уже получили. Поэтому надо было возможно быстрей преодолеть боязнь летчиков к этой машине, превратить боязнь в любовь, а любовь — в страсть. Но как? Личным примером! Показом! Над этим-то и трудились летчики-испытатели.

Вся пятерка каждый день тренировалась, а после полетов тщательно разбирала их. Летчики уже многое выжали из этих машин, но знали, что можно было взять еще большее. Об этом и велись разговоры на послеполетных разборах.

Наступил судный день. На испытательный аэродром из строевых частей съехались сотни опытных летчиков. Это были командиры полков, эскадрилий, звеньев.

Они подробно ознакомились с машиной в заводских цехах. Теперь они собирались посмотреть ее в воздухе.

Они обступили пятерку и с удивлением увидели, что летчики зачем-то связывают крылья пяти машин ярко-красными шелковыми лентами. Когда все пять оказались связанными, Стефановский подал знак.

Пять красных машин после короткого разбега взмыли в воздух.

Большими кругами они набирали высоту и шли, так тесно прижавшись одна к другой, что казалось, летчики могут при желании прикурить друг у друга.

С большой высоты они ринулись в отвесное пике. У самой земли вышли из него. Перешли на бреющий полет и, сотрясая воздух, с бешеной скоростью промчались над головами зрителей. У самой границы аэродрома пятерка вертикально взметнулась ввысь, потом снова вошла в пике и сделала затем одну за другой несколько петель.

Потом машины легли в глубокий вираж, сделали еще несколько разных фигур, выпустили шасси и немного погодя застыли у «Т».

Все бросились к машинам. Люди не верили своим глазам. Они щупали шелковые ленты. Ни одна из них не порвалась.

Летчики отвязали ленты и снова сомкнутым строем пошли в воздух.

Стефановский кивнул, и вся пятерка рассыпалась в стороны, как искры из-под молота кузнеца.

Летчики разразились целыми каскадами фигур. Они делали бочки, быстрые и замедленные, кувыркались в штопоре, лихо переворачивались с головы на ноги в иммельманах, восходящим штопором ввинчивались в небо и сорвавшимся листом падали вниз. Они сходились и, получив новую команду, становились в круг, завязывая в воздухе то веселую карусель, то воздушный «бой».

Потом они снизились почти до ангарных крыш и проделали такие номера, которые было бы рискованно выполнять и на простой и безобидной учебной машине.

Это был настоящий балет в воздухе, грациозный и стремительный, в котором каждое «па» было отшлифовано до предела, и выполнялось оно со скоростью сотен метров в секунду, а исполнители не видели горевших восхищением глаз своих зрителей.

Когда красная пятерка вторично приземлилась, то, взглянув на присутствующих, летчики-испытатели поняли: они сделали большое дело.

Всем стало ясно, что этот самолет, плод высокой инженерной культуры, требует такого же к себе отношения. Тогда он способен на чудеса.

Но это еще было не все. Летчики-испытатели долго летали на своих истребителях по строевым частям, пропагандируя и передавая свое искусство.

Покорив сердца многих летчиков, они вернулись домой в начале августа.

Здесь, в своей газете, они прочли следующую заметку:

Страна встречает день авиации. В этот день лучшие летчики страны на замечательных аэродромах нашей бесконечной Родины покажут свое искусство управления самолетом. Над красной столицей покажется традиционная пятерка скоростных самолетов, которую поведут самые бесстрашные летчики воздушного флота:

Летчик-испытатель, награжденный орденом Ленина и Красной Звезды, — В. Евсеев.

Летчик-испытатель, награжденный орденом Ленина, — С. Супрун.

Летчик-испытатель, награжденный орденом Ленина, — Э. Преман.

Летчик В. Рахов.

Эту пятерку будет возглавлять летчик-испытатель, награжденный орденом Красной Звезды, — Петр Стефановский…»

В праздничный день не одни москвичи любовались красной пятеркой.

Десятки тысяч пятерок во многих городах нашей страны показывали миллионам граждан свое ослепительное мастерство.

А в этом была немалая заслуга летчиков-испытателей.

Большое и малое

Доктор Шлайн много лет подряд пользует летчиков. Он отечески следит за их здоровьем везде и всюду, вплоть до посадки в самолет.

Представители медицины весьма суровы на летном поле. Они могут допустить или отстранить летчика от полетов. В случаях особо сложных испытаний самолетов они на время подвергают их участников научно разработанному режиму жизни, который кажется иным летчикам более строгим, чем воинская дисциплина.

Доктор Шлайн шел на аэродром с врачебно-инспекторской целью. Он двигался медленно, потому что времени у него было много, а погода была не такой, чтобы пренебрегать ею и сидеть в кабинете. Доктор степенно шел вперед, глядя вдаль и раздумывая о сложных перипетиях борьбы с гриппом. Он не расслышал, что его зовут. Но у Супруна был не такой тихий голос, чтобы он не мог остановить человека даже на дальнем расстоянии.