Кафе «Поющий енот» - Евгения Георгиевна Перова

– А я – сестрой. Но вместе мы научимся. Ты подумай, как здорово: у тебя будет близкий человек, которому можно позвонить посреди ночи и проболтать до утра. А можно встретиться и гулять целый день, не сказав ни единого слова, потому что все и так понятно. Человек, который всегда будет на твоей стороне.

Я затаил дыхание, сделав вид, что меня тут вообще нет. Анджей был смущен и растроган, а Иоланда вдруг взяла и обняла его. Мальчик помедлил, а потом тоже обнял «сестру» – так и вцепился. Подозреваю, хотел скрыть подступившие рыдания. Все-таки Анджей очень одинок. Я-то не в счет.

– Ну вот, видишь, это не смертельно, – улыбаясь, сказала Иоланда, когда они расцепились. – Со мной интересно, правда! А если ты будешь хорошо себя вести, я покажу тебе свою улитку.

– Улитку?! – изумился Анджей. – Надеюсь, это не что-то неприличное?

Иоланда захохотала:

– Улитка – это просто улитка! Я нашла ее в салате. Назвала Маней. А потом потеряла, представляешь? Она малюсенькая, но храбрая – как-то выбралась из банки. Я так расстроилась. Но она вдруг нашлась сама. Смотрю, а она ползет по подоконнику!

– Маня – вовсе не имя для улитки! – решительно заявил Анджей, а я с облегчением закрыл глаза и сказал:

– Идите, дети. Поговорите об улитках в другой комнате. Я отдохну немножко.

Я действительно задремал и очнулся от того, что Анджей присел на край дивана.

– Что, нам пора в аэропорт? – спросил я, беря чашку с чаем, которую он принес.

– Еще есть время. Но, может быть, вы решили задержаться? Я могу поменять билеты, если хотите.

– Задержаться… Я думал об этом. Но знаешь, какая странная вещь: раньше я всегда точно чувствовал, что следует делать, а сейчас, когда я взвешиваю на внутренних весах эти две возможности – уехать сейчас или задержаться, – ни одна не перевешивает. А что ты думаешь? Если хочешь, задержимся.

– Со мной та же история. Я одинаково хочу остаться и уехать. С одной стороны, Иоланда…

– Прости, что я так бесцеремонно навязал тебе подругу, – сказал я. – Словно вы с ней – два младенца в песочнице. Но у меня так мало времени…

– Ну что вы! Я очень рад. И благодарен. Сам бы я не осмелился, а Иоланда мне сразу понравилась. Удивительно теплое существо, правда? Хорошо, что она все правильно поняла.

– В ней я и не сомневался. А вот насчет тебя были опасения.

– Да уж, я мог и взбрыкнуть! Но вовремя почувствовал в ней… Не знаю, как сказать… Родную душу? Действительно, сестра. И пожалуй, старшая, хотя по возрасту мы, наверно, ровесники?

– Ты на два года старше.

– Но все равно! И еще я подумал, что она сможет в случае чего защитить меня…

– От Рэйвена?

– Да. Потому что намерение не влюбляться у меня есть, но…

– Человек слаб.

– Да! А она…

– Она хорошо понимает людей. Но не всегда это пока осознает. Да, она сможет тебя уберечь от необдуманных поступков. Так что, остаемся?

– Наверно, не стоит. Я и так уже переполнен чувствами и впечатлениями, мне надо покопаться в себе, разобраться, что к чему.

– Тогда давай бросим монетку. Положимся на Судьбу.

И Судьба решила, что мы уезжаем.

Интерлюдия

Троица, собравшаяся на маленькой кухне, пополнилась новым персонажем: девочкой лет двенадцати с двумя косичками. Она не казалась прозрачной, но слегка мерцала, как светлячок. Девочка с любопытством оглядывалась по сторонам, потом сказала:

– Ой, как у вас тут интересно!

– Будь как дома! – поклонился ей Светлый. – Угостить тебя чем-нибудь? Ты любишь какао?

– Никогда не пробовала!

– О, тогда сейчас сделаю.

– А она сможет его пить? – спросил Яркий.

– Сможет, – ответила Дама. – Он же сонное какао сварит.

– Да, теперь я понимаю, почему Старый заслужил покой, – задумчиво произнес Светлый, помешивая ложкой в кастрюльке. – Но справится ли Молодой?

– Справится, – уверенно ответила девочка. – Я мало его видела, но оценила.

И, вздохнув, добавила:

– Он такой красивый!

Троица переглянулась.

– Да ладно вам! – воскликнула девочка. – Могу же я просто любоваться им, как произведением искусства?

Выпив какао, девочка сказала:

– Рада была с вами познакомиться! Но я не смогу часто приходить, мне надо и наяву всем помогать. Особенно… Ну, вы знаете кому.

И исчезла.

Часть 3

Ник. Стоящий в стороне

Мы с Кваном проводили Теодора в аэропорт. Вернее, отвезли. Кван отвез. Я избегаю садиться за руль, но в качестве пассажира уже вполне неплох: никаких панических атак, никаких обмороков. Спасибо за это Теодору. Сколько он со мной возился! А ведь и сам был не в лучшей форме. Я отчетливо понимал, что сейчас наша последняя с ним встреча. Хотя, конечно, ничто не мешает мне самому навестить Теодора, но он не приглашал, а я не навязывался, понимая, что он не хочет никому демонстрировать свою немощь. Хорошо, что при нем есть этот Анджей. Странный юноша, но вроде бы искренне привязан к Диделю. Прощаясь, Теодор шепнул мне на ухо: «Иоланда» – и внимательно заглянул в глаза. Я рассмеялся:

– Да, да. Я знаю. Еще немножко, и я созрею, чтобы…

– Да ты уже переспел, – возразил Теодор, усмехнувшись. – Только на повидло и годишься.

– Как раз Иоланда и сварит!

Расстались мы весело, но какая-то неясная тревога все равно царапала мне сердце. Кто бы мог подумать, что оно вообще у меня есть? Вспоминая сейчас себя прежнего, я недоумеваю: неужели тот человек – я? И как только меня земля носила! Нет, я не был злодеем или подонком. Просто искренне считал себя центром мироздания. Самоуверенный, избалованный и эгоцентричный молодчик, который пер напролом – хорошо хоть не по трупам. Я умел добиваться своего вопреки обстоятельствам и всегда получал что хотел, а окружающих считал кем-то вроде статистов, призванных оттенять мои поистине королевские достоинства.

Началось это, я думаю, когда отец стал стремительно богатеть, потому что лет до двенадцати я был самым обыкновенным ребенком, как уверяет Кван. Мы с ним тогда дружили, даже сидели за одной партой. А потом понеслось: частные гимназии, репетиторы, поездки за границу, дорогие шмотки, автомобиль в восемнадцать, собственная квартира в двадцать, луна с неба! Хотя… Кого я обманываю? Мой младший брат, купавшийся в достатке с младенчества, вырос вполне приличным человеком. Так что, скорее всего, дело не в богатстве, которое ударило мне в голову, а в самой голове.

Мне было двадцать пять, когда мы с Аней поженились, ей – двадцать. Отец считал, что рановато, но я уперся. Аня… Я любил ее. Насколько вообще способен любить тип вроде меня.