Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 3 (СИ) - Токсик Саша

Понимаю, как мне повезло, что они не вызвали такси. Сели бы в машину, и поминай как звали.

Почему мне не пришёл в голову такой вариант? Привычка, что вся номенклатура живёт в центре. В шаговой доступности от горкома и обкома, парков, фонтанов, ЦУМа и прочих благ.

Куда им ехать на такси? В спальные районы, которые только начинают в это время строиться? Коттеджные посёлки за городом придумают только лет через тридцать. До этого все стараются селиться плотно.

Так и есть, пройдя прогулочным шагом минут пятнадцать, пара сворачивает во двор четырёхэтажного дома, чья крыша, с парой странных полукруглых башенок, заметно выше окрестных пятиэтажек.

Сталинка, потолки в ней метра под четыре. Без стремянки лампочку не вкрутишь. В то время архитекторы ещё верили, что трудящиеся должны жить во дворцах.

Позже стало понятно, что дворцов на всех не хватит. Просто надо где-то жить.

Пара замирает у подъезда. Они о чём-то спорят, женщина повышает голос, жестикулирует. В тихом и пустом дворе я буду как клоп на потолке, так что не решаю приблизиться и ничего не слышу.

Издалека делаю несколько снимков, понимая, что это «ниочом». Два человека рядом. Ругаются. Не компромат, а так… Тфу, и растереть.

С чего я вообще взял, что между ними что-то есть? Игнатов мог на яхте с кем угодно встречаться. С секретаршей, например. А у Грищука они оказались благодаря Силантьевой. И тот и другая имели отношение к Берёзову, вот она и постаралась посадить меня в лужу.

Всё имеет объяснение, простое и логичное. А не то, что я сам себе надумал.

В этот момент женщина разворачивается и растворяется в темноте подъезда. Игнатов, украдкой оглянувшись, делает шаг и пропадает следом за ней.

Прижав к груди фотоаппарат, я бегу что есть сил, но всё равно едва не опаздываю. Зайдя в прохладное нутро парадной, я слышу: «ну всё, иди», сказанное всё тем же волнующим голосом, отчётливый звук поцелуя и щелчок дверного замка.

А после чечётку шагов, быстро спускающихся вниз по ступеням. Эхо гулко разносит их по пустому подъезду.

Быстро назад, на улицу и бегом до угла. Игнатов выходит задумчивым, с мечтательной улыбкой. Разве что под нос себе не напевает.

Тоже мне, Ромео. Или Дон Жуан, или кто он там в классической традиции? Сюжет и правда мелодраматичный до оскомины.

Наблюдать за ним дальше нет никакого смысла. И так на вокзал опаздываю. Прибегаю на перрон перед самым отправлением. А вот в вагоне появляется время, чтобы всё осмыслить.

Фактов на меня свалилось — вагон и маленькая тележка.

То, что Игнатов спит с женой своего друга Молчанова, для меня теперь очевидно. Говоря интеллигентным языком, совершают адюльтер.

О том, когда и по каким причинам возник этот любовный треугольник, я могу только гадать. Советская мораль вообще интересная штука. «Друг ответил преданный, друг ответил искренний. Была тебе любимая, а стала мне женой».

На моральный облик этой компании мне наплевать. Хотя из всего происшедшего напрашивается довольно интересный вывод. Молчанова из областного центра отправили в ебеня под названием Берёзов.

Жена за ним не последовала. Оттуда и злая шутка Силантьевой про декабриста. Их жёны отличались в такой ситуации большей преданностью, следовали за мужьями в ссылку. Нюся не поехала.

Самое логичное объяснение такой опалы — какая-нибудь карьерная возня. Возможно, Молчанов так и думает. Надеется, победить в каком-нибудь соцсоревновании, выделиться, выслужиться и вернуться в областной центр на волне своих успехов.

Его единственный близкий друг, Владлен Игнатов, служит главным источником информации о том, что творится на областном уровне. Утешает, поддерживает, даёт советы.

Только отсутствие Молчанова в Белоколодецке в первую очередь играет на руку самому Владлену. Можно сказать, что тот устранил конкурента в делах сердечных.

Напрашивается вопрос. Не Владлен ли стал причиной немилости, в которую попал Молчанов у областной номенклатуры? Не Игнатов ли старается, чтобы Молчановская ссылка, никогда не закончилась?

И потому я уверен Игнатов, трясётся из-за этой информации ещё более серьёзно. Ведь здесь не только супружеская измена. Там можно сослаться на чувства, на «с глаз долой, из сердца вон», да и вообще история банальная до неприличия.

Это ещё и предательство в делах карьерных. Такое не прощается.

Другое дело, что фактических доказательств у меня нет.

Профиль за окном на яхте? Даже я сам не сразу сопоставил его с Игнатовым. А уж определить, что за женщина была там с ним, по силуэту и вовсе невозможно.

Снимки не годятся даже для того, чтобы немного припугнуть. Игнатов не дурак, он просто разозлится. А после этого предпримет что-нибудь в ответ. Как будто мне сейчас мало проблем.

Фотографии возле подъезда вообще не доказывают ничего. Что плохого в том, что он проводил свою знакомую? Развлёк разговором? Просто хороший друг и надёжный товарищ.

У меня нет ни одного козыря, значит, нет возможности разыграть ситуацию в свою пользу. Мог бы вбить клин между Молчановым и Игнатовым, развалив их коалицию. Или намекнуть самому Игнатову, чтобы тот ушёл в сторону и не лез в это дело.

Оба эти варианта имеют свои недостатки. Шантаж — дело грязное, и прибегать к нему стоит только в крайней ситуации. Легко перегнуть палку и закончить очень-очень плохо.

Если же рассказать обо всём Молчанову, получится изрядный скандал. Простит ли он когда-нибудь того, кто стал невольной причиной его позора?

Но если бы у меня было хоть что-то конкретное на руках…

А пока эти размышления напоминают делёжку шкуры неубитого медведя. Куда полезнее моё сегодняшнее знакомство с Грищуком. Теперь мне ничего не мешает зайти к нему и посоветоваться. Практически по-родственному.

Поискать с его помощью знакомств среди других фотографов областного центра. Узнать, как в профессиональной среде относятся к успехам Орловича.

Впечатление я произвёл правильное. Возможно, оказался первым гостем, сумевшим поставить на место его деятельную супругу.

Может, и Кэт помочь получится. А то затюкали девочку своими стереотипами того, что положено в благородных семействах, а что не положено.

* * *

— Сколько⁈ — мне кажется, что ослышался. — Восемьсот рублей⁈ Побойтесь бога, Людмила Прокофьевна, откуда у меня такие деньги⁈

— Я бога не боюсь, — жмурится Леман, — я атеист и член партии. Что мне его бояться?

Пускай я плаваю в строительных реалиях этого времени, но цифра кажется мне явно чрезмерной. Будь у меня такая сумма, я бы преспокойно её отдал. Но у меня такой суммы нет. И это совершенно меняет дело.

— Неужели кто-то способен отдать столько за листовое железо? — удивляюсь.

— Чего ты хотел? — как маленькому объясняет заведующая, — Начальнику базы дай, водителю дай, сторожу, грузчикам. Это тебе не мойка из нержавейки. Под мышкой не унесёшь.

Она посвящает меня в процесс. Перед тем как возникнуть у меня на крыше, железо должно быть списано на одном из складов. Точнее, уехать на какую-то стройку, но до неё не доехать.

Сумма определяется не столько себестоимостью самого металла, сколько количеством участвующих и заинтересованных лиц. Если верить Леман, воровать металл для меня будут практически всем строительным трестом.

— А его не хватятся, — изумляюсь.

— Кого? — не понимает заведующая.

— Ну, этого металла. — поясняю, — Вдруг он нужен, будет, а его на месте нет.

— Не переживай, — она улыбается, — там на базах этого металла столько, что можно весь Кадышев куполом накрыть. Так что в жизни не хватятся.

— Почему его тогда просто не продать?

— Ты что? — на меня смотрят, как на святотатца, — тогда у всех будут такие крыши.

Конечно, если у всех одинаковые крыши. Как тогда понять, у кого есть деньги и связи?

Взяв небольшую паузу на «подумать», я еду обратно. Леман хмыкает и смотрит на меня, как на нищеброда. Старая крыша полностью разобрана. Перед домом громоздится гора обрывков рубероида и старых досок.