Народные русские легенды А. Н. Афанасьева - Александр Афанасьев

Повесил солдат голову и побрел куда глаза глядят. Шел-шел и повстречал Господа. «Куда идешь, служба?» — «И сам не знаю!» — «Ну, куда я тебя дену? послал в рай — не хорошо! послал в ад — и там не ужился!» — «Господи, поставь меня у своих дверей на часах». — «Ну, становись». Стал солдат на часы. Вот пришла Смерть. «Куда идешь?» — спрашивает часовой [130]. Смерть отвечает: «Иду к Господу за повелением, кого морить мне прикажет». — «Погоди, я пойду спрошу». Пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла; кого морить укажешь?» — «Скажи ей, чтоб три года морила самой старой люд». Солдат думает себе: «Эдак, пожалуй, она отца моего и мать уморит: ведь они старики». Вышел и говорит Смерти: «Ступай по лесам и три года точи самые старые дубы» [131]. Заплакала Смерть: «За что Господь на меня прогневался, посылает дубы точить!» И побрела по лесам, три года точила самые старые дубы; а как изошло время — воротилась опять к Богу за повелением. «Зачем притащилась?» — спрашивает солдат. — «За повелением, кого морить Господь прикажет». — «Погоди, я пойду спрошу». Опять пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла; кого морить укажешь?» — «Скажи ей, чтоб три года морила молодой народ» [132]. Солдат думает себе: «Эдак, пожалуй, она братьев моих уморит!» Вышел и говорит Смерти: «Ступай опять по тем же лесам и целых три года точи молодые дубы [133]; так Господь приказал!» — «За что это Господь на меня прогневался!» Заплакала Смерть и пошла по лесам. Три года точила всё молодые дубы, а как изошло время — идет к Богу; едва ноги тащит. «Куда?» — спрашивает солдат. — «К Господу за повелением, кого морить прикажет». — «Погоди, я пойду спрошу». Опять пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла; кого морить укажешь?» — «Скажи ей, чтоб три года младенцев морила». Солдат думает себе: «У моих братьев есть ребятки; эдак, пожалуй, она их уморит!» Вышел и говорит Смерти: «Ступай опять по тем же лесам и целых три года гложи самые малые дубки». — «За что Господь меня мучает!» — заплакала Смерть и пошла по лесам. Три года глодала самые что́ ни есть малые дубки; а как изошло время — идет опять к Богу, едва ноги передвигает [134]. «Ну теперь хоть подерусь с солдатом, а сама дойду до Господа! за что так девять лет он меня наказует?» Солдат увидал Смерть и окликает: «Куда идешь?» Смерть молчит, лезет на крыльцо. Солдат ухватил ее за шиворот, не пускает. И подняли они такой шум, что Господь услыхал и вышел: «Что такое?» Смерть упала в ноги: «Господи, за что на меня прогневался? мучалась я целых девять лет: все по лесам таскалась, три года точила старые дубы, три года точила молодые дубы, а три года глодала самые малые дубки… еле ноги таскаю!» — «Это всё ты!» — сказал Господь солдату. — «Виноват, Господи!» — «Ну, ступай же за это, носи девять лет Смерть на зако́ртышках! (на плечах. — см. Словарь Рос. Акад.).

Засела Смерть на солдата верхом. Солдат — делать нечего — повёз ее на себе, вёз-вёз и уморился; вытащил рог с табаком и стал нюхать. Смерть увидала, что солдат нюхает и говорит ему: «Служивой, дай и мне понюхать табачку». — «Вот те на! полезай в рожок да и нюхай, сколько душе угодно». — «Ну, открой-ка свой рожок!» Солдат открыл, и только Смерть туда влезла — он в ту ж минуту закрыл рожок и заткнул его за голенище [135]. Пришел опять на старое место и стал на часы. Увидал его Господь и спрашивает: «А Смерть где?» — «Со мною». — «Где с тобою?» — «Вот здесь за голенищем». — «А ну, покажи!» — «Нет, Господи, не покажу, пока девять лет ни выйдет: шутки ли ее носить на закортышках! ведь она не легка!» — «Покаж, я тебя прощаю!» Солдат вытащил рожок и только открыл его — Смерть тотчас и села ему на плеча. «Слезай, коли не сумела ездить!» — сказал Господь. Смерть слезла. «Умори же теперь солдата!» — приказал ей Господь и пошел — куда знал.

«Ну, солдат! — говорит Смерть, — слышал — тебя Господь велел уморить!» — «Что ж? надо когда-нибудь умирать! дай только мне исправиться». — «Ну, исправься!» Солдат надел чистое белье и притащил гроб. «Готов?» — спрашивает Смерть. — «Совсем готов!» — «Ну, ложись в гроб!» Солдат лег спиной кверху. «Не так!» — говорит Смерть. — «А как же?» — спрашивает солдат и улегся на́ бок. «Да всё не так!» — «На тебя умереть-то не угодишь!» — и улегся на другой бок. «Ах, какой ты, право! разве не видал, как умирают?» — «То-то и есть, что не видал!» — «Пусти, я тебе покажу». Солдат выскочил из гроба, а смерть легла на его место. Тут солдат ухватил крышку, накрыл поскорее гроб и наколотил на него железные обручи; как наколотил обручи — сейчас же поднял гроб на плечи и стащил в реку. Стащил в реку, воротился на прежнее место и стал на часы. Господь увидал его и спрашивает: «Где же Смерть?» — «Я пустил ее в реку». Господь глянул — а она далеко плывет по воде. Выпустил ее Господь на волю. «Что ж ты солдата не уморила?» — «Вишь, он какой хитрой! с ним ничего не сделаешь». — «Да ты с ним долго не разговаривай; пойди и умори его!» Смерть пошла и уморила солдата.

b. Жил да был один солдат, и зажился он долго на свете, попросту сказать — чужой век стал заедать. Сверстники его понемногу отправляются на тот свет, а солдат себе и ухом не ведет, знай себе таскается из города в город, из места в место. А по правде сказать — не солгать: Смерть давно на него зубы точила. Вот приходит Смерть к Богу и просит у него позволения взять солдата; долго-де зажился на свете, пора-де ему и честь знать, пора и умирать! Позволил Бог Смерти взять солдата.

Смерть слетела с небес с такою радостью, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Остановилась у избушки солдата и стучится. «Кто тут?» — «Я». — «Кто ты?» — «Смерть». — «А! зачем пожаловала? я умирать-то не хочу». Смерть рассказала солдату все, как следует. «А, если уж Бог велел, так другое дело! против воли Божией нельзя идти. Тащи гроб! Солдат на казенный счет всегда умирает. Ну, поворачивайся, беззубая!» Смерть притащила гроб и поставила посреди избы. «Ну, служивый, ложись; когда-нибудь надо же умирать». — «Не растабарывай! знаю я вашего брата, не надуешь. Ложись-ка прежде сама». — «Как сама?» — «Да так. Я без артикула ничего не привык делать; что начальство покажет: фрунт — что ли там, аль другое что, — то и делаешь. Уж так привык, сударка моя! не переучиваться же мне: старенек стал!» Смерть поморщилась и полезла в гроб. Только что расположилась она в гробу, как следует, — солдат возьми да и нахлопни гроб-то крышкой, завязал веревкой и бросил в море. И долго, долго носилась Смерть по волнам, пока не разбило бурей гроба, в котором она лежала.

Первым делом Смерти, как только она получила свободу, опять была просьба к Богу, чтобы позволил ей взять солдата. Бог дал позволение. Снова пришла Смерть к солдатской избушке и стучится в двери. Солдат узнал свою прежнюю гостью и спрашивает: «Что нужно?» — «Да я за тобой, дружище! теперь не вывернешься». — «А врешь, старая чертовка! не верю я тебе. Пойдем вместе к Богу». — «Пойдем». — «Подожди, мундир натяну». Отправились в путь. Дошли до Бога; Смерть хотела было идти вперед, да солдат не пустил: «Ну куда ты лезешь? как смеешь ты без мундира… идти? Я пойду вперед, а ты жди!» Вот воротился солдат от Бога. «Что, служивый, правду я сказала?» — спрашивает Смерть. — «Врешь, солгала немного. Бог велел тебе прежде леса подстригать да горы ровнять; а потом и за меня приниматься». И солдат отправился на зимния квартиры вольным шагом, а Смерть осталась в страшном горе. Шутка ли! разве мала́ работа — леса постригать да горы ровнять? И много, много лет трудилась Смерть за этой работой, а солдат жил себе да жил.

Наконец и в третий раз пришла за солдатом Смерть, и нечем ему было отговориться: пошел солдат в ад. Пришел и видит, что народу многое множество. Он то толчком, то бочком, а где ружье на перевес, и добрался до самого сатаны. Посмотрел на сатану и побрёл искать в аду уголка, где бы ему расположиться. Вот и нашел; тотчас наколотил в стену гвоздей, развесил амуницию и закурил трубку. Не стало в аду прохода от солдатика; не пускает никого мимо своего добра: «Не ходить! вишь, казенныя вещи лежат; а ты может, на руку нечист. Здесь всякого народу много!» Велят ему черти воду носить, а солдат говорит: «Я двадцать пять лет Богу и великому государю служил, да воды не носил; а вы с чего это вздумали… Убирайтесь-ка к своему дедушке!» Не стало чертям житья от солдата; хоть бы выжить его из ада, так не йдет: «Мне, — говорит, — и здесь хорошо!» Вот черти и придумали штуку: натянули свинячную кожу, и только улегся солдат спать — как забили тревогу. Солдат вскочил да бежать; а черти сейчас за ним двери и притворили, да так себе обрадовались, что надули солдата!.. И с той поры таскался солдат из города в город, и долго еще жил на белом свете, — да вот как-то на прошлой неделе только помер.

(Записана в Нижнем Новгороде).

c. Служил солдат Богу и великому государю целых двадцать пять лет, выслужил три сухаря и пошел домой на родину. Шел-шел и крепко задумался: «Господи Боже ты мой! служил я царю двадцать пять лет, был сыт и одет; а теперь до чего дожил? и голоден, и холоден; только и есть что́ три сухаря». А навстречу ему убогой нищий и просит милостинку. Солдат отдал нищему один сухарь, а себе оставил два. Пошел дальше; немного погодя попадается ему другой нищий, кланяется и просит милостинку. Солдат подал и этому сухарь, и остался у него один. Опять пошел дальше своей дорогою и повстречал третьяго нищаго: кланяется ему старец и просит милостинку. Вынул солдат последний сухарь и думает: «Целой дать — самому не останется, половину дать — пожалуй, сойдется этот старец с прежними нищими, увидит у них по целому сухарю и обидится: лучше отдам ему весь, а сам обойдусь коё-как!» Отдал последний сухарь и остался ни при чем. Вот старец и спрашивает его: «Скажи, доброй человек, чего желаешь, в чем нуждаешься? я те́ помогу». — «Бог с тобой! — отвечает солдат, — с тебя, старичек, взять нечего: ты сам человек убогой». — «Да ты не смотри на мое убожество; только скажи, чего желаешь, — а я уж награжу тебя за твою добродетель». — «Мне ничего не надо; а коли есть у тебя карты, так подари на память». Старец вынул из-за пазухи карты и дает солдату: «Возьми, — говорит, — с кем ни станешь играть в эти карты — всякаго обыграешь: да вот на́ тебе и торбу: что ни встретишь на дороге, зверя ли, птицу ли, и захочешь поймать, — только распахни торбу и скажи: «Полезай сюда, зверь али птица!» — и все сделается по-твоему» [136]. — «Спасибо», — сказал солдат, взял карты и торбу и поплёлся в путь-дорогу.