Белый. История цвета - Мишель Пастуро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ГЛАВА 3
Цвет королей
(XV–XVIII века)
Долгое время средневековые авторы если и говорили о цвете, то редко и неохотно. Однако на закате Средневековья и в начале Нового времени все меняется. Не только энциклопедии и научные труды (по оптике, например), но также всевозможные травники и фармакопеи, сочинения о драгоценных камнях, книги по медицине, алхимические трактаты, своды богослужебных правил, – не считая, конечно, сборников рецептов красок для живописцев и для красильщиков – много говорят о цвете. Идет ли речь о растениях, о драгоценных камнях, о радуге, о мессе, о красителях или о моче – всюду присутствуют рассуждения о цвете. К вышеописанной литературе следует причислить также различные нормативные документы – законы против роскоши и предписания об одежде, а также дидактические сборники «княжеские зерцала» и руководства по придворному этикету, учебники хороших манер и поведения в обществе и ухода за собственным телом, проповеди священников и памфлеты моралистов, описания и свидетельства хронистов.
Та же тенденция прослеживается и в литературных текстах, авторы которых упоминают все больше хроматических терминов, а иногда пускаются в длинные рассуждения об иерархии и о символике цветов. В этой иерархии белый часто занимает первое место и всегда характеризуется положительно: теперь это не только цвет Христа, но, начиная с XVI века, еще и цвет королей, владетельных князей и аристократов, а позднее и представителей наиболее обеспеченных классов, которые все чаще и чаще могут позволить себе роскошь носить белую одежду, по-настоящему белую, а не беловатую, желтоватую, светло-бежевую или сероватую, как рясы цистерцианских или картезианских монахов.
В феодальную эпоху одни лишь рыцарские романы немного расцвечивали литературный пейзаж, где у света была гораздо более важная роль, чем у цвета. На заре Нового времени все стало по другому: поэты, романисты, хронисты с удовольствием рассуждают о различных цветах, об их красоте, о символическом значении каждого; тем самым они добавляют эстетическое и эмоциональное измерения к впечатляющему объему информации, которую несут в себе научные, технические и нормативные тексты. Благодаря этому историк, изучающий XVI–XVI века, располагает важными документальными свидетельствами, позволяющими ему изучить пристрастия, противостояния, различные иерархии и взаимосвязи. В прежние времена мнения о красоте или уродстве того или иного из цветов в значительной мере определялись соображениями морали, религии или общественной пользы. Красивым почти всегда признавалось то, что вписывалось в рамки приличия, умеренности, привычности. Конечно, люди испытывали и чисто эстетическое удовольствие от созерцания, но оно было связано исключительно с красками природы: лишь они были истинно прекрасными, чистыми, дозволенными и гармоничными, ибо они были созданы Творцом. Но теперь все по-другому: краски, изготовленные руками человеческими, тоже могут нравиться, и исследователю будет легче отличить те, что приятны для глаз или наделены положительной символикой, от тех, что считаются уродливыми и расцениваются как принижающие или опасные.
Рождение новой символики
Речь пойдет о символике, которая начиная с XV столетия, породила огромную массу литературы. Цвета больше не рассматриваются только как вещества либо разновидности света, они существуют еще и как абстрактные понятия, как вещи в себе, независимо от материальности и их носителей. Такое представление о цвете как абсолютном объекте, в отрыве от практического контекста было незнакомо людям Античности: римлянин мог сказать: «Люблю белых лошадей», «Люблю красные цветы», «Ненавижу синие одежды германцев», но затруднился бы осмыслить и произнести «Люблю красное» или «Ненавижу синее». А людям позднего Средневековья и раннего Нового времени это было легко и просто, тем более что поводы для подобных заявлений возникали достаточно часто, поскольку хроматические термины перестали быть только прилагательными, они использовались и как существительные: красное, синее, зеленое, белое.
То, что можно было бы назвать рождением цвета как абстракции, а следовательно и рождением полноценной цветовой символики, происходило поэтапно, в период между XII и XV веками, и, очевидно, было результатом влияния геральдики. Для того чтобы такая символика могла функционировать, цвет должен уметь дематериализовываться и сохранять свое или свои значения независимо от техники, которая его создала, от оттенков, которые ему присущи, от своего носителя и от средства, которое обеспечивает нам его восприятие. Это поистине грандиозная трансформация.
В изучении этой символики нам помогут не литературные тексты, не труды ученых с содержащейся в них богатейшей информацией, а энциклопедии, технические пособия, учебники хороших манер, но главным образом трактаты по геральдике. В XV–XVI веках появилось немало таких сочинений, но для нас сейчас наибольший интерес представляет одно из самых ранних – «Книга о гербах и цветах». Её автором считается знаменитый геральдист своего времени Жан Куртуа по прозвищу «Сицилийский геральдист»: он действительно одно время исполнял должность придворного геральдиста у Рене, короля Анжуйского, затем у короля Арагонского Альфонса V. Куртуа родился около 1380 года в графстве Эно, близ Монса, а умер в 1437 или 1438 году. В последние годы жизни он написал на французском языке трактат, почти целиком посвященный цветам. До нас дошло два десятка рукописных копий и почти столько же экземпляров печатного издания этой книги115. На самом деле Жан Куртуа написал только первую часть трактата, которая изначально называлась «Об описании цветов в гербах». Полвека спустя какой-то неизвестный автор, предположительно уроженец Лилля или Брюсселя, дописал к нему вторую часть, более подробную и развернутую, посвященную уже не цветам в геральдике и композиции гербов, а эмблематическим цветам и цветовой символике в одежде. Полное название трактата, который теперь был в двух томах, теперь гласило: «Книга о гербах, цветах, эмблемах и девизах». В таком виде он имел огромный успех: книга была впервые напечатана в Париже в 1495 году, затем еще раз в 1501-м; после этого ее перепечатывали еще несколько раз, вплоть до 1614 года. За это время вышло несколько ее переводов (или пересказов) на разные языки (сначала на венецианский, затем на тосканский, немецкий, голландский, кастильский)116. Влияние трактата сказалось во всех областях жизни, в частности, литературе и искусстве. Некоторые писатели (и художники-иллюстраторы) вдохновились им до такой степени, что стали одевать своих персонажей в полном соответствии с цветовым кодом, который предлагала эта маленькая книжка. Другие, напротив, потешались
