Далекий светлый терем (сборник 1985) - Юрий Никитин

Он резко остановился, взглянул на часы.

— Ого! Пора возвращаться. Наш повар в чине капитана уже колдует над клейстером. Надо бы съесть с аппетитом, вот расстроится!

Он представил себе огорченное лицо Макивчука. Вот так, капитан, с аппетитом! А если еще и похвалить его стряпню?

— Совсем запечалится, — решил он. — Пошли обратно, поэт!

Женька послушно повернулся, потом спохватился:

— Постой! Вон цветы, прихвачу один для капитана.

— Нужны ему твои цветы, как… — сказал Тролль. — Давай, но только мигом!

Женька ухватил обеими руками облюбованный стебель. Чашечка цветка оказалась на уровне его груди. Троллю цветок показался зачуханным подсолнухом.

— Быстрее, — торопил он.

Женька отчаянно сражался с туземным растением. Жилистое, волокнистое, оно не давало свернуть себе голову, коричневый сок сразу же забрызгал руки и скафандр, на ноги живописно приклеились ободранные рассвирепевшим Женькой огромные листья.

— Ну в чем дело? — осведомился Тролль нетерпеливо.

Курсант остервенело дергал измочаленный стебель, яростно сопел от стыда и злости. Не сорвать паршивый цветок? Речь идет о репутации!

Тролль взирал на битву насмешливо. Эти с виду хрупкие растения бывают гибче шелковых ниток и прочнее легированной стали. Салажонок не знает. Что ж, убедится на — опыте — лучше усвоит.

Вдруг в нескольких шагах впереди листья шевельнулись, стали раздвигаться. В руках у Тролля мгновенно появился автомат. Женька, выпучив глаза, видел, как в образовавшемся просвете появилась… девушка! Настоящая, живая. И настолько прекрасная, что у Женьки сжалось сердце, и он до боли закусил губу. Нет, не для них такая одухотворенная красота, это для небес, для высших существ, а сюда попала случайно, он и смотреть на нее недостоин; она вся из солнечных лучей, из звезд и лунного света…

— Принцесса, — прошептал он, обмирая от счастья и нежности. Принцесса…

Она медленно пошла к ним. Глаза ее смотрели пристально, изучающе. Огромные глаза, загадочные и немного печальные… А длинные золотые волосы падают почти до самой земли.

Измочаленный стебель выскользнул из ослабевших пальцев Женьки. Он ощутил, что деревянно шагнул ей навстречу. Тролль нахмурился, дуло автомата смотрело в их сторону.

Она приближалась медленно, словно плыла. В звездных глазах появилась теплота, сказочно прекрасное лицо чуть изменилось, проступила радость, во взгляде при виде звездных пришельцев возникло изумление, которое тут же уступило место надежде…

— Мы с Земли… — сказал Женька.

Собственный голос показался ему грубым и отвратительным, скафандр грязным, а себя он представил в виде страшной лохматой обезьяны. А девушка — существо из света и утренней росы…

Незнакомка подошла вплотную. Женька видел в ее глазах мрак, затаенную боль, тоску по угасшей древней цивилизации, но видел и надежду, что могучий Звездный Пришелец спасет ее народ.

— Мы это сделаем, — пообещал Женька хриплым голосом.

Она положила ему на плечи прекрасные руки и привлекла к себе. Обалдевший от счастья Женька видел краем глаза, что Тролль шагнул быстро в сторону, словно намеревался держать их на прицеле.

И вдруг Женька ощутил резкую боль. Кости его затрещали, грудь сдавило так, что сердце остановилось. Колени подогнулись, и он бы упал, но руки теперь уже превратившиеся в лапы — держали крепко. Прекрасное лицо теряло прежние очертания, тело незнакомки расплывалось и обволакивало курсанта.

Глухо пророкотал автомат. Женька почувствовал, что валится на землю. Сверху рухнуло тяжелое, больно придавило ноги. Над головой прогремел еще одиночный выстрел, и курсант ощутил, что его тянут за ногу.

Сильные руки подхватили, встряхнули.

— Цел?

— Вроде бы, — прошептал Женька.

Тело вопило от боли, словно побывало в объятиях чудовищного питона. Ребра при вздохах задевали одно за другое.

— Что это было? — спросил он.

Тролль стоял спокойный и чуть грустный. Его широкие ладони по-прежнему крепко держали автомат, ноги расставлены на ширину плеч. Живое олицетворение космической мощи и мужества.

— Посмотри, — ответил он.

Женька, с трудом ворочая шеей, оглянулся. В двух шагах подрагивал в конвульсиях коричневый, слабо пульсирующий мешок. Гладкое тело блестело, как у раздувшегося дождевого червя. Медленно закрывался огромный — в треть туловища — красный перекошенный рот, полный блестящих, как алмазы, и длинных, как ножи, загнутых зубов. Скользкую кожу прочерчивал ровный пунктир пулевых отверстий, из которых сочилась черная жидкость.

— Что это? — повторил Женька тихо.

— Хамелеон. Хищный хамелеон-пиявка. В регистр войдет видимо, под названием Хамелеона Евгения Медведева обыкновенного. В смысле хамелеона обыкновенного, не тебя. Ты у нас существо уникальное! Говорили — не верил.

Он, не торопясь, принялся дозаряжать автомат, отыскал в траве оружие курсанта. Двигался он медленно, давая Женьке прийти в себя. Курсант слышал, как старший товарищ бормотал, нещадно перевирая слова, стих про дурака, который растранжирил столько, что и не счесть, но леди вдвое могла бы съесть, дурак на то дурак и есть…

Плечи курсанта вздрагивали. Тролль стоял в сторонке, старательно очищал автомат друга от налипшей слизи.

Женька глотал слезы, и, опустив голову, все тер шлем, не понимая, что слезы слезами, а сквозь правую сторону шлема в самом деле ничего не видно. Там расплылось большое матовое пятно.

— Тролль…

— Ну и желудочный сок у этой твари! — восхитился Тролль. — Да-а, леди вдвое могла бы съесть…

— Да что ты о желудочном соке, — сказал Женька тоскливо.

Его плечи снова затряслись. Тролль подошел вплотную, его тяжелая пятерня опустилась на плечо курсанта. Женька ощутил тепло, идущее от ладони друга. Скафандры экранировали любые виды излучений, но Женька тепло все равно ощутил.

— Это мимикрия, — сказал Тролль с сочувствием. — Не воображай невесть что. Разумом и не пахнет! Эта тварь уступает даже земным моллюскам. Где-то на уровне чуть ли не простейших… А чтобы заманить жертву, прикидывается наиболее привлекательным объектом. Понял? Эта тварь, видимо, умеет улавливать зрительные образы. Ты ведь такими представлял себе инопланетянок?

Женька с ужасом и отвращением смотрел под ноги. Губы дрожали, а слезы все бежали и бежали по щекам, оставляя блестящие дорожки.

— Ну и вкус у тебя, — сказал Тролль. — Это же надо такое… А еще стихи пишешь. Идти сможешь?.. Как там сказано: но дурак не приставил к виску ствола, впрочем, как вы и я, хотя жизнь ему не мила…