Шесть голов Айдахара - Ильяс Есенберлин

– А разве там легче жить? – тихо спросила Сакип-Жамал.

Старик поднял на нее усталые за долгий век глаза:

– Там не легче, но дошел слух, что они перебили всех, кого приставил к ним правитель, и теперь свободны. Я хотел бы пожить свободным, без страха за свою жизнь…

– Кто возглавляет этих людей? – волнуясь, спросила Сакип-Жамал.

– Я не видел этого человека, дочка, ни разу. Но, говорят, он умный и смелый джигит. Это он несколько лет назад повел за собой рабов Ургенча.

Сакип-Жамал и Бубеш переглянулись.

Утром они засобирались в путь, и старик ни о чем не стал их спрашивать. Не имеющий своей юрты волен идти туда, куда ему вздумается. Он дал женщинам в дорогу немного сушеного творога – курта и пожелал, чтобы аллах хранил их в дороге.

На исходе лета, когда пожухли, выгорели степные травы, а стебли синей полыни стали ломкими и жаворонки уже не пели своих песен, не поднимались к самому солнцу, Сакип-Жамал и Бубеш оказались невдалеке от тех мест, куда они так упорно стремились.

Много воды утекло в желтой реке Или за это время. Есен-Темир успел зарезать Жекинши-хана, сойти с ума и умереть от удушья в сундуке, куда его запрятал Али-Султан. Сюда, в Семиречье, доходили невеселые новости о расправах над неугодными в Мавераннахре. Знающие люди рассказывали, что по приказу Али-Султана мусульмане разрушали в Алмалыке христианские церкви, забивали на базарных площадях и на улицах тех, кто не следовал учению пророка Мухаммеда, а дома их и имущество брали себе. В городе были вырезаны миссионеры, прибывшие из Авиньона.

Совсем близко была заветная цель, но ноги уже не слушались женщин: истомленные, высушенные ветром и зноем тела требовали хотя бы небольшого отдыха. И снова Сакип-Жамал и Бубеш приютил случайно встреченный на пути аул.

Хозяин юрты, где они остановились, еще не старый горбатый мужчина, велел жене сварить для гостей мяса. Это была неслыханная щедрость. За долгую дорогу, за многие дни пути, привыкшие к сухому творогу – курту да к кислому молоку – айрану, которыми угощали их сердобольные пастухи, женщины впервые увидели мясо.

– Ешьте, дорогие гости, – сказал горбун. – У меня три овцы, и сегодня я зарезал одну из них. Последнее время в степи появляется слишком много воинов Али-Султана, и сердце мое чует, что это не к добру. Однажды они заберут все, а если я попытаюсь им помешать, меня объявят врагом нашего повелителя и зарубят на том месте, где я буду стоять. Так не лучше ли съесть этих овец самому и поделиться их мясом с гостями, которых прислал мне аллах?

Сакип-Жамал и Бубеш не знали, радоваться им такому щедрому угощению или печалиться вместе с хозяином. Они ели мясо, стараясь не показать своего голода. Хотелось расспросить, что делается сейчас в Алтын-Эмеле, но осторожность, которой они научились за долгие месяцы пути, заставляла выжидать удобного момента.

Хозяйка юрты налила им в деревянные чаши – кисе жирного, наваристого бульона – сорпы. Сакип-Жамал увидела в глазах женщины печаль и жалость человека, который сам много испытал в жизни невзгод и лишений.

– Пейте, милые…

Мужчина вдруг поднял голову и прислушался. Лицо его сделалось напряженным и встревоженным. И тут все уловили далекий и неясный топот копыт – неведомые всадники промчались по степи в стороне от аула. Некоторое время стояла тишина, потом до слуха донесся едва уловимый слитный гул, словно за краем земли заворочался ленивый и медленный гром.

Хозяин юрты схватил висящий у входа соил – тяжелую, с утолщением на конце дубину – и выскочил на улицу. Кочевнику, привыкшему к постоянным опасностям, слишком о многом говорили звуки, доносящиеся сейчас из степи, – в сторону аула двигался враг.

Женщины, бледные от сраха, бросились из юрты вслед за мужчиной. Но это было не нападение. Скоро они различили блеяние баранов, ржание лошадей, гортанные, злые стоны верблюдов. И над всем этим, словно разбуженные среди ночи птицы, носились тревожные и надрывные человеческие голоса – кричали женщины, плакали дети, ругались невидимые во тьме мужчины. Неведомое кочевье словно разделилось на два рукава и начало обтекать аул. Вдруг прямо из тьмы надвинулся на стоящих у юрты огромный черный всадник.

– Добрые люди, – попросил он хрипло. – Дайте напиться. Внутри все горит от пыли и криков…

Женщина-хозяйка метнулась в юрту и сейчас же появилась с большим деревянным ковшом в руках.

Человек наклонился с седла, бережно взял ковш и жадно, словно одним глотком, выпил воду.

– Спасибо, добрые люди…

– Почтенный, – подал голос горбун, сжимая в руке соил, – скажи, как это случилось? Откуда и куда бежите, словно спасаясь от врагов?

– Да вы что, ничего не знаете, что ли? – в голосе незнакомца звучало неподдельное удивление. – Разве нукеры Али-Султана не приезжали сегодня днем в ваш аул и не говорили, что в Алтын-Эмеле среди тех, кто добывает золото, появилась чума? Нукеры уже подняли людей во всех близлежащих аулах и под страхом смерти велели идти в сторону Кегеня и Нарынкола. Тех, кто не подчиняется, рубят на месте. Еще они предупредили, что если к нашему кочевью прибьется хотя бы один человек из Алтын-Эмеля, мы погибнем от этой страшной болезни. Любого чужака велено убивать. Сегодня ночью загорятся алтын-эмельские аулы, чтобы огнем очистилась земля от кары аллаха.

– Так что же ты нам сразу об этом не сказал?!

Вокруг юрты горбуна собрались все немногочисленные обитатели аула.

– Откуда я мог знать, что вам неизвестно об этом? – растерянно сказал всадник. – Разве я нукер Али-Султана, чтобы возить людям дурные вести… Скоро нукеры будут здесь. Они идут вслед за нашим кошем. Они и скажут…

И, в подтверждение его слов, к юрте приблизилось сразу несколько всадников. Один из них поднял над головой плеть и со всего размаха хлестнул гор-буна.

– Вы почему до сих пор не сняли юрты?! – закричал он. – Или для вас слово нашего Али-Султана подобно лаю собаки?! В Алтын-Эмель пришла чума, и, если вы немедленно не уберетесь отсюда, завтра вас некому будет хоронить и оплакивать! Эй! – всадник обернулся к сопровождающим его воинам. – Помогите этим ленивым волам, свалите их грязные юрты! Быть может, после этого они станут проворнее!

Не дожидаясь повторного приказа своего предводителя, нукеры помчались по аулу, рубя юрты саблями, протыкая их копьями. Слышно было, как с сухим хрустом ломались остовы бедняцких жилищ.

Сакип-Жамал и Бубеш помогали хозяину и его жене связывать в узлы нехитрые пожитки, вьючить их на верблюда. Зажгли большой костер, и в ауле стало светло. Шум сделался тише. Аул готовился к кочевке.

Кто-то тронул Сакип-Жамал за плечо, и она выпрямилась, испуганно оглянулась. Рядом стоял спешившийся молодой нукер и пристально всматривался в ее лицо.

– Сакип-Жамал-апай, я узнал вас, – негромко сказал он, – помните…

И она вспомнила. Ставка Кутлук Темира.

Мать джигита прислуживала в ставке, а она, Сакип-Жамал, часто угощала мальчишку сушеным урюком и сливами, дарила ему бараньи асыки… Потом его мать умерла, и ребенка увезли к родственникам в Бухару.

– Я тоже узнала тебя, – с грустью сказала Сакип-Жамал.

– Вы так исхудали… С вами случилась беда? – в голосе нукера послышались тревога и искреннее сочувствие.

– Долго обо всем рассказывать… Скажи лучше мне, что произошло в Алтын-Эмеле? Мы ведь шли туда, а теперь люди говорят, что там чума.

Джигит взял ее за руку и отвел в сторону от юрты, за черту, где встречались ночь и отблески багрового костра.

– Не надо бояться… В Алтын-Эмеле нет никакой чумы… Но то, что ожидает живущих там, хуже всякой чумы. Люди, которые мыли золотой песок, восстали и сегодня ночью должны погибнуть. Таков приказ Али-Султана. Будут убиты те, кто помогал им пищей из ближайших аулов. Вас прогоняют отсюда, чтобы никто не увидел того, что произойдет, и не вздумал помочь несчастным…

– О создатель, за что ты обрушиваешь на людей свой гнев?!

– В Алтын-Эмеле не знают о грозящей беде, – торопливо сказал нукер. – На рассвете воины окружат их и предадут их жилища огню, а тех, кто попытается бежать…

– Почему же ты не предупредил людей?! Разве у тебя нет сердца?

Джигит опустил голову:

– Я не мог этого сделать… Сотник следит за каждым нашим шагом…

Лицо Сакип-Жамал побледнело и заострилось.

– Я сделаю это сама, – сказала она. – Ты сможешь достать мне лошадь?

Джигит обрадовался:

– Конечно! Только придется взять еще один грех на душу. Я отберу ее у кого-нибудь из ваших аульных и привяжу в кустах, в двухстах шагах от родника…

– Иди, – сказала Сакип-Жамал, – да благословит тебя аллах за твое доброе сердце…

Вернувшись к костру, она позвала Бубеш и пересказала ей разговор со знакомым джигитом.