Смерть по фэн-шуй - Ирина Комарова

– Да никогда в жизни! – страстно поклялся он. – В смысле в первый раз! Бес попутал! Толик как-то сболтнул, что у его отца скрипка из Госколлекции в сейфе лежит, а через пару дней я этого чудика заметил, что под колеса кидается. Все как-то так сошлось… эта скрипка просто сама в руки плыла, понимаете? Ну разве можно было отказаться?

– Вполне, – равнодушно пожала я плечами. – Не вижу никаких проблем.

– То есть вы все-таки хотите стукнуть ментам, – помрачнел Леня. – А может, договоримся? Я, конечно, не Абрамович, но все-таки…

– Вы меня неправильно поняли, Леня, – мягко упрекнула я. Он съежился и втянул голову в плечи. – Мы не собираемся никуда стучать. Мы частные лица и работаем на конкретного клиента. А клиент хочет только одного – получить назад скрипку, подробности его не интересуют.

О том, что выносить эти подробности на всеобщее обсуждение не в интересах клиента, я упоминать не стала. Но посчитала своим долгом припугнуть Леню:

– Тем не менее не советую вам, молодой человек, повторять что-либо подобное в дальнейшем. Ничего, кроме неприятностей, вы не получите, это лично я вам гарантирую. Причем неприятности будут, поверьте, достаточно серьезными.

– А сейчас что? – Похоже, мне не удалось пригрозить достаточно убедительно. Леню волновал текущий момент, будущее было далеко и не слишком его заботило. – Сейчас – все? И к ментам вы не пойдете?

– Сейчас, – я многозначительно выделила это слово, – не пойдем.

Гошке надоело молча топтаться на крыльце.

– Одним словом, иди, сын мой, и больше не греши, – с серьезной миной заключил он. – А если согрешишь, не удивляйся, когда тебя настигнет Божья кара. – И он показал оторопевшему парню внушительный кулак.

Я бережно уложила скрипку на заднее сиденье.

– Пристегнуть ее, что ли, на всякий случай? Нет, давай ты, Гошка, веди машину, а я буду держать это сокровище на вытянутых руках.

– Лучше на коленях, – посоветовал напарник, послушно устраиваясь за рулем. – И нежно прижми к груди, закрывая собственным телом от всех возможных опасностей.

– Как ты себе представляешь эту позу? – хихикнула я, тоже забираясь на сиденье и устраивая футляр на коленях. – Ладно, что теперь? Едем к Александру Анатольевичу? Представляю, как он сейчас обрадуется!

– Он, конечно, обрадуется, но не сейчас, – возразил Гоша. – Сейчас мы вернемся в офис и сделаем красивый доклад шефу.

– Почувствуем себя умными, ловкими и оч-чень крутыми. – Я мечтательно подняла глаза к небу. – А Сан Сергеич скажет: «Хорошая работа. Молодцы».

– Именно так, – кивнул Гошка и продолжил: – А потом он позвонит Лосеву и вежливо попросит его приехать, чтобы обсудить вновь открывшиеся обстоятельства.

– А когда тот приедет, шеф торжественно вручит ему скрипку…

– С приложением счета за выполненную работу!

– Клиента надо брать тепленьким! – закончила я одним из афоризмов напарника.

Должна признаться, что хотя я уже год не работаю в школе, я все еще продолжаю скучать. Я вспоминаю своих учеников – сколько крови они мне попортили, оболтусы, и все равно они были самыми лучшими; вспоминаю коллег-учителей, пусть никто из них даже не подумал встать на мою защиту (разве что только Тамара, да и та не столько заступалась, сколько выражала мне сочувствие), вспоминаю то неповторимое чувство, с которым входишь в класс, ту радость, которую чувствуешь, когда объясняешь, объясняешь, объясняешь – и вдруг проняло: поняли! В общем, я скучаю по школе. Но и моя новая работа, работа частного детектива, пришлась мне по сердцу. И я знаю: если случится так, что мне придется ее оставить, я тоже буду скучать. Скучать не только по моим друзьям-партнерам, но и по самой работе. Мама моя, педагог почти с тридцатилетним стажем, не верит в это. Она считает, что я рождена для педагогической деятельности, что именно в этом мое призвание, и рассматривает работу в «Шиповнике» как досадный эпизод, неприятное отклонение с прямого жизненного пути. Она искренне верила, что я незатейливо пересижу в агентстве до начала нового учебного года, просто чтобы рабочий стаж был непрерывным (о прерванном педагогическом стаже она до сих пор вспоминает едва ли не со слезами), подыскивая себе работу в хорошей школе, а первого сентября, под звон серебряных колокольчиков, вернусь на благородную педагогическую стезю.

Увы, я не оправдала ее надежд. Когда в середине августа мама поняла, что День знаний пройдет без моего участия, упрекам не было конца. Честное слово, я даже старалась меньше появляться дома, потому что мамочке моей время для подготовки не требуется. Как только я переступала родной порог, она начинала воспитательную беседу и продолжала ее, жертвуя сериалом (но с перерывом на программу «Время», новости – это святое!) до того момента, как я ныряла в постель, укрываясь одеялом с головой. Я не слишком надеялась, что ежедневные проработки закончатся после первого сентября, и оказалась права – мама человек ответственный и однажды начатое дело просто так не бросает. Я по-прежнему была вынуждена выслушивать тщательно подготовленные выступления, только тон их сменился с требовательного: «Ты просто обязана пойти и сделать!» – на печально-укоризненный: «Если бы ты послушалась меня и сделала так, как я говорю!» Я уже подумывала, не сбежать ли из дома, но тут на мою защиту встали папа с Маринкой. Папа потому, что вынужден был в мое отсутствие выслушивать мамины монологи о неблагодарных дочерях и требования, чтобы он «сказал, как отец» и «стукнул кулаком по столу». А Маринка – частично из сестринской солидарности, частично потому, что рикошетом попадало и ей. Мама всегда считала, что ее дочери все должны получать поровну – и подарки, и выволочки.

Как только Маринка с папой заявили маме протест, я тут же подняла голову и в очередной раз постаралась объяснить, что вполне довольна положением вещей и не собираюсь увольняться из «Шиповника», а в школу, хоть вспоминаю о ней с легкой ностальгией, возвращаться не хочу. Мама, под нажимом Маринки (папа, после того как поднял бунт и потребовал покоя в доме, посчитал, что выполнил долг главы семьи, и со спокойной совестью отправился спать), выслушала меня до конца, объявила, что не ожидала такого от своей дочери, высказала версию, что меня подменили в роддоме, и заключила тем, что я сама не знаю, чего хочу. Поскольку разговоры о подмене в роддоме мы с Маринкой слышим всю жизнь и возникает это предположение по самым разным причинам: от тройки по литературе до оставленной в раковине грязной посуды, я посчитала, что легко отделалась. Более прагматичная сестрица потребовала у мамы обещания, что тема моей работы в школе больше подниматься не будет. Я затаила дыхание. Поскольку мама собственным примером, с детства приучала нас держать данное слово (кто бы знал, как я в нежном возрасте ненавидела поговорку «Не давши слова – крепись, а давши слово – держись»!), обещание, данное детям, было для нее свято. Некоторое время мама «крепилась», но Маринка, когда хочет чего-то добиться, обладает бульдожьей хваткой, и мама сдалась.

– Все, закрыли тему, – пообещала она. – Слова больше не скажу ни про школу, ни про твою нелепую работу!

А мне эта нелепая работа нравится. И в частности, мне нравится смотреть, как преображают ся лица наших клиентов. Вот, например, Лосев. После того как шеф позвонил и попросил его приехать, Александр Анатольевич примчался минут через пятнадцать, не больше. Он вошел в приемную запыхавшись, видимо, по лестнице поднимался бегом.

– Здравствуйте, Ниночка! Тут меня Александр Сергеевич…

– Да-да, проходите, – приветливо улыбнулась ему Нина. – Александр Сергеевич вас ждет.

Тяжелой рысцой Лосев миновал приемную, открыл дверь в кабинет и замер на пороге, увидев скрипичный футляр, лежащий на столе у Баринова. Потом шумно, со свистом, перевел дыхание, сделал крохотный шажок вперед и вытянул к столу руки.

– Это, – он кашлянул и быстро облизнул губы, – это она?

– По нашим данным, да, – ответил шеф. – Рита, доложи.

– Эта скрипка изъята у человека, организовавшего дорожное происшествие с вашей женой, – коротко объяснила я. – На задней деке есть клеймо Паоло Маджини, и мы думаем, что нашли именно ту скрипку, из Госколлекции. Но лучше вам самому проверить.

– Да, конечно. – Лосев еще немного приблизился и посмотрел на меня с трогательно жалобным видом. – Вы не могли бы… я просто боюсь. Я вам верю, конечно, но… а вдруг я открою, а там ничего нет?!

Баринов, услышав это, даже глазом не моргнул, а вот из угла, в котором расположился Гошка, раздался невнятный сдавленный звук. Я кивнула и, открыв замки, откинула крышку футляра.

– Вот, посмотрите, пожалуйста.

– Я могу… я могу взять ее в руки?

– О чем вы говорите? – Даже наш невозмутимый шеф не смог сдержаться. – Это же ваша скрипка. По крайней мере, мы надеемся, что ваша. Существует, конечно, вероятность ошибки, и тогда мы…