Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 4. - Мурасаки Сикибу

Он по-прежнему соблюдал строгое воздержание и целыми днями творил молитвы. Как ни молода и ни далека от житейских волнений была Третья принцесса, но и она в конце концов встревожилась.

— Увы, «не так уж и много…» (450) — сказала она. — Но я бы не хотела оставлять вас до тех пор, пока ваше положение не упрочится. Не мне запрещать вам отрекаться от мира, но знайте, что смятение, в которое вы повергаете мою душу, неизбежно станет препятствием на моем будущем пути.

Тюнагон устыдился и с тех пор, не желая огорчать мать, старался по крайней мере в ее присутствии казаться спокойным и беззаботным.

Тем временем Левый министр, приказав со всей мыслимой роскошью убрать Восточный флигель дома на Шестой линии, ждал принца Хёбукё. Уже вышла на небо луна Шестнадцатой ночи, а принца все не было. Зная, что душа его с самого начала не лежала к этому союзу, министр, охваченный беспокойством, послал к принцу гонца.

— Вечером принц Хёбукё покинул Дворец и сейчас изволит находиться в доме на Второй линии, — доложил тот, вернувшись.

Министр почувствовал себя уязвленным, да и было от чего — в такой день принцу не следовало растрачивать свое внимание на других. Опасаясь, что люди станут смеяться, если он всю ночь проведет в тщетном ожидании, министр отправил к принцу сына своего То-но тюдзё, велев ему сказать следующее:

«Даже луна.По бескрайнему небу плывущая,Приют обрелаВ нашем доме, тебя же не видно,Хоть близится ночь к концу».

Надобно сказать, что принц, не желая огорчать Нака-но кими, поехал сначала во Дворец, откуда послал ей письмо, она же ответила, и, видно, было что-то в ее письме такое, что взволновало его. Во всяком случае, он поспешил тайно вернуться в дом на Второй линии, и теперь ему вовсе не хотелось расставаться со своей прелестной супругой. Когда пришел То-но тюдзё, они вдвоем любовались луной, и принц снова и снова клялся ей в верности, тщетно пытаясь ее утешить. Немало печалей довелось изведать Нака-но кими за последнее время, но она хоронила на дне души свои чувства и никогда не показывала супругу, что страдает. Глядя на ее нежные, кроткие черты, принц едва не плакал от жалости. Однако, услыхав о приходе То-но тюдзё, почувствовал себя виноватым и перед дочерью министра, а потому собрался уходить и сказал Нака-но кими на прощание:

— Я скоро вернусь. Не смотрите без меня на луну.[26] О, если бы вы знали, как мне не хочется оставлять вас!

На душе у него было неизъяснимо тяжело, и он прошел в главные покои, стараясь никому не попадаться на глаза.

Госпожа проводила его печальным взглядом, и, как ни силилась она сдерживаться, потоки слез готовы были унести изголовье (123). Теперь она знала, как жестоко человеческое сердце.

С малых лет и она и сестра ее принуждены были влачить безотрадное существование. Единственной их опорой и утешением был отец, которого помышления давно уже не принадлежали этому миру. Долгие годы прожили они в горном селении, где дни тянулись унылой, однообразной чередой, но даже тогда жизнь не представлялась Нака-но кими столь тягостным бременем. Однако очень скоро и отец и сестра покинули ее, и так велика была горечь утраты, что ей хотелось одного — немедленно последовать за ними. Казалось, не бывает на свете большего горя. Но, увы, она осталась жить и даже — неожиданно для себя самой — сумела занять в мире довольно высокое положение. Разумеется, она понимала, что все это ненадолго, но принц был так нежен и добр, могла ли она не верить ему?.. А теперь… О, теперь рухнули все надежды. Нака-но кими понимала, что увидится с принцем снова, что расстается с ним на короткое время, вовсе не так, как расставалась когда-то с отцом и сестрой… Но ей было так горько, когда, оставив ее, он ушел к другой! Мысли о прошедшем и будущем теснились в ее голове, и мучительная тоска сжимала сердце. «Я сама виновата во всем, — говорила себе Нака-но кими. — Как знать, может быть, со временем…» Как ни старалась она отвлечься от мрачных мыслей, слезы душили ее, и она проплакала до поздней ночи, пока на небе не появилась светлая, словно над горой Обасутэ, луна (307). Легкий, нежный ветерок играл ветвями сосен, казалось, он должен быть приятен слуху, привыкшему к диким стонам горного ветра, но в ту ночь ничто не радовало Нака-но кими. Она предпочла бы оказаться в Удзи и слушать, как ветер шелестит в саду листьями дуба…

Даже в горах,Под сенью могучих сосен,Ветер осеннийНикогда такою тоскойДушу мне не пронзал…

Увы, как видно, прошлые печали были преданы забвению…

— Не соблаговолите ли войти в дом? — забеспокоились наконец дамы постарше. — Дурно сидеть здесь одной и смотреть на луну. Отведайте хотя бы плодов. Подумайте, что будет с вами, если вы и впредь станете отказываться от самой легкой пищи?

— Ах, как жаль госпожу, — украдкой вздыхали они. — Право же, не к добру… Стоит только вспомнить…

— Какое несчастье! — вторили им молодые прислужницы. — Можно ли было предугадать?..

— Но он же не оставит ее вовсе?

— Вряд ли… Союз, который с самого начала казался столь прочным, не может так быстро распасться.

Как же неприятны были эти разговоры Нака-но кими! О, если б могла она заставить дам замолчать! Но, увы… «Я должна смириться и ждать», — думала она. И все же ей не хотелось, чтобы другие дурно говорили о принце, право судить его она оставляла за собой.

— А господин Тюнагон при всей своей преданности… — шептались дамы, прислуживавшие Нака-но кими еще в Удзи.

— Увы, столь прихотливы судьбы человеческие…

Как ни жаль было принцу Нака-но кими, желание поразить своим великолепием домочадцев министра победило, и, выбрав лучшее платье, он долго пропитывал его изысканнейшими благовониями. Итог усилий превзошел ожидания.

В доме на Шестой линии принца давно уже ждали. Року-но кими, всегда представлявшаяся его воображению существом слабым, хрупким, оказалась вполне зрелой особой. Но, может быть, она надменна, сурова или чопорна? Этих недостатков у нее тоже не было, так что принцу она пришлась по душе, и длинная осенняя ночь пролетела слишком быстро. Правда, он поздно пришел…

Возвратившись домой, принц прошел в свои покои и лег отдохнуть. Поднявшись, он написал письмо дочери министра.

— Судя по всему, он доволен, — перешептывались дамы, подталкивая друг друга локтями.

— Бедная госпожа! Хоть принц и способен объять сердцем Поднебесную, ей нелегко будет соперничать с этой особой.

Все они давно прислуживали Нака-но кими и принимали близко к сердцу все, что ее касалось, поэтому негодование их было естественно.

Принц хотел дождаться ответа Року-но кими в своих покоях, но, понимая, сколь тяжким испытанием была для госпожи прошедшая ночь, поспешил перейти во флигель. Как прекрасно было его разрумянившееся после сна лицо!

Госпожа еще лежала, но, завидя супруга, приподнялась. Веки ее покраснели от слез, но это сообщало лицу какое-то особенно трогательное выражение, и принц все смотрел и смотрел на нее, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Смутившись, она отвернулась, и на платье блестящей волной упали редкой красоты волосы. Желая скрыть замешательство, принц немедленно принялся говорить о вещах совершенно посторонних.

— Чем все же объясняется ваше дурное самочувствие? — озабоченно спросил он. — Вы говорили, что тому причиной жара, и все мы с нетерпением ждали, когда она наконец спадет. Но настала осень, а вам не становится лучше. Я теряюсь, не зная, что еще предпринять. Молитвы вам не помогают, но прекращать их тоже опасно. Я слышал, некоторые монахи способны творить чудеса. Вот бы найти такого! Все хвалят одного настоятеля, может быть, пригласить его, чтобы молился ночью в ваших покоях?

Недовольная тем, что принц старается увести разговор в сторону, Нака-но кими тем не менее принуждена была ответить:

— О, со мной и раньше такое бывало, не беспокойтесь, все пройдет. Очевидно, я просто не похожа на других женщин.

— Вы не должны пренебрегать своим здоровьем, — улыбаясь, попенял ей принц.

Право, в целом мире не нашлось бы женщины красивее и милее его супруги. Однако принца влекло и к той, другой… Вместе с тем чувства его к Нака-но кими не переменились, он по-прежнему любил ее, а потому снова и снова клялся ей в верности не только в этой, но и в будущей жизни.

— Наверное, мне недолго осталось жить, — отвечала она. — Но думаю, что за то время, пока «к концу приближается мне отмеренный срок» (161), я еще успею убедиться в вашем жестокосердии. Так что мне остается уповать на грядущую жизнь, «забыв горький опыт» настоящей…

Нака-но кими старалась сдержать слезы, но это ей не удалось. До сих пор она умело притворялась спокойной, не желая, чтобы принц узнал, какая боль живет в ее сердце, но за последние дни впала в совершенное уныние, и обычное самообладание изменило ей. Слезы безудержным потоком текли по лицу, и, не умея остановить их, Нака-но кими поспешно отвернулась. Принц обнял ее и притянул к себе.