Калки - Гор Видал

В день моего возвращения из Азии мы с Арлен два часа занимались любовью. Я снова стала собой, хоть и слегка пошатывалась из-за разницы во времени. Я спустилась с гор.

Я никогда не понимала, почему мы с Арлен составили «дуэт», как выражались ведущие колонок сплетен. Арлен не интересовалась авиацией. Я не любила шоу-бизнес. Арлен за всю жизнь не прочитала ни одной книги, а я читала и читаю. По возрасту она годилась мне в матери. Что ж, на некоторые вопросы можно ответить, как только они отзвучали. Моя христианско-сайентологическая мать была чудовищем. Приведу строчку из своего бортового журнала. Это цитата из «Рыжика» Жюля Ренара: «Нет ничего тяжелее, чем смотреть в лицо матери, которую ты не любишь, а только жалеешь». Но я жалела не мать, а себя, ее единственного ребенка. Я сбежала в книги, полеты, технику, французскую литературу. Я не шла, а… неслась в школу. Делала все, чтобы уйти из дома.

В один прекрасный день, когда мне исполнилось двадцать пять лет, миссис Гехт тщательно убрала квартиру с двумя спальнями в Санта-Ане, купленную после смерти моего отца. Потом налила чашку чая и села в кресло напротив сломанного телевизора. С минуты на минуту должен был прийти мастер. За эту минуту она разложила на коленях газету, надела на голову целлофановый пакет и задохнулась.

Телевизионный мастер запоздал и обнаружил миссис Гехт только вечером. Заголовок газеты, лежавшей на ее коленях, гласил: «ТЕДДИ ОТТИНГЕР ВЫИГРЫВАЕТ МЕЖДУНАРОДНУЮ ПРЕМИЮ ХАРМОНА». Я убила ее. Ее убил мой успех. Сомневаться не приходится, она была ревнивой женщиной. Однажды во время бриджа она пыталась задушить своего партнера. У нее почти не было подруг.

Вскоре после смерти моей матери (в которую она не верила, а я верила) меня стало тянуть к немолодым женщинам. Эрл-младший ни о чем не догадывался. Впрочем, как и я сама. Я долго не понимала, почему мне так нравится бывать в компании Хильды Барфилд или Рене Дюбилье. Именно Хильда в конце концов соблазнила меня. Я никогда не жалела об этом. После выхода в свет книги «За гранью материнства» мы с Арлен жили вместе открыто. «Суррогатная» мать? А почему бы и нет? В конце концов, это именно она оплачивала счета.

— Надеюсь, ты сказала Майку Уоллесу, что я считаю его душкой. — Арлен сморщила нос, как когда изображала недовольство в своем знаменитом рекламном клипе с пылесосом до того, как ей приносили кофе «Джедда». Как ни странно, ее манера разговаривать никогда не выводила меня из себя.

— Я вообще не разговаривала с ним. Шоу уже показывали или нет?

— Ты же знаешь, мой ангел, я никогда не слежу за этим.

Я до сих пор не могу разложить по полочкам события прошлого марта. Лучше всего я помню ощущение постоянного страха. Мне регулярно снился один и тот же кошмар, чего не было ни до, ни после. Я стою в боковой театральной кулисе. Играю главную роль. Занавес поднят. Я жду своего выхода. И внезапно понимаю, что не знаю, о чем пьеса. Я не выучила свою роль. Пытаюсь ускользнуть. Но помощник режиссера возвращает меня. Выталкивает меня на сцену. Меня слепят огни рампы. Оглушают аплодисменты. А потом актер заканчивает свой монолог. Оборачивается ко мне и ждет. Моя реплика. Я пытаюсь говорить, но не могу выдавить ни звука. Молчание. Я вижу публику по другую сторону рампы. Она следит за мной и ждет. Молчание продолжается, и первыми нарушают его зрители. Они шепчутся друг с другом. Потом начинают злиться. А затем я просыпаюсь в холодном поту. До сих пор я ни разу не выступала на сцене. Должно быть, каким-то таинственным образом Арлен и ее друзья-актеры передали мне собственные страхи. На свете много заразных болезней; почему кошмарам тоже не быть заразными? События прошлого марта казались мне кусочками головоломки, которые я не могла сложить вместе, или пьесой с не разученными мною диалогами.

Я не видела ни Эрла-младшего, ни детей. Но несколько раз говорила со своей худшей половиной по телефону. Обычно беседа проходила так:

— Ты уже вернулась, Тедди. — Эрл-младший укорял меня. Подчеркивая слово «вернулась».

— Как дети?

— А разве тебя это интересует? — Эрл-младший дышал чаще, чем обычно. Дело объяснялось просто: я снова опаздывала с алиментами.

— Конечно, интересует.

— Ты не хочешь спросить о Ленор и операции?

— Как она себя чувствует?

— Ей удалили правую грудь. А потом пришлось сделать вторую операцию и удалить все лимфатические узлы на правой руке. Три из них оказались злокачественными. Сейчас Ленор у меня. Живет в бывшей твоей комнате и проходит курс химиотерапии в больнице. Тедди, у нее выпали все волосы, ее прекрасные пышные волосы. — Если бы Мать-Природа замыслила классическую пару, состоящую из старой педерастической ведьмы и педераста-сына, то это были бы Ленор и Эрл-младший. Но Мать-Природа славится своим юмором. Эрл-младший был отъявленным гетеросексуалистом, а у Ленор не было времени на педерастию.

Я вышла замуж слишком рано. Это была дежурная отговорка и в то же время чистая правда. Наше с Эрлом-младшим счастье длилось от силы четыре недели. Я считала, что это только моя вина, пока Хильда не убедила меня, что выше головы не прыгнешь и что кем бы я ни была, первоначальный проект моей психики не предусматривал для меня участи жены и матери. Тут не может быть виноват только один. Мой отец всегда говорил, что мне нужно было родиться мальчиком. Не буду останавливаться на том, какие последствия имело это мнение. Отец был умным человеком. Он делал фиберглассовые яхты, пока не был вынужден продать свои патенты крупной компании. Умер он в бедности. Хотя я любила его, а он гордился мной, я никогда не могла простить ему, что он не женился на Амелии Эрхарт. Уверена, он мог бы сделать это. В то время он интересовался авиацией. И благотворительностью. Какое-то время он работал вместе с Амелией в бостонском Денисон-хаусе. Они имели дело с бедняками. Но он был слишком скромным, а она слишком беспокойной. В конце концов она ушла в авиацию, потому что это было веселое дело. «Веселое дело» — название ее лучшей книги. Однажды отец сказал мне, что Амелия была настолько светлой, что у нее были белыми даже ресницы. Смуглого отца тоже влекло к блондинкам.

Я сказала Эрлу-младшему, что жалею волосы Ленор, но рада, что операция прошла успешно. Пообещала заплатить алименты, как только получу первый чек от «Калки Энтерпрайсиз». Потом я поговорила с детьми. Они отвечали охотно. Я сказала, что увижусь с ними на Пасху, когда вернусь из Нью-Йорка. Отсюда следует, что я не принимала пророчество Калки всерьез. Именно я настояла на трехмесячном контракте — с первого марта до первого июня. Калки согласился. Но добавил с лукавой улыбкой:

— Не думай, что ты меня поймала.

На второй день моего пребывания в Лос-Анджелесе прибыл Брюс Сейперстин. По его словам, он прилетел на Побережье только для того, чтобы познакомиться со мной.

Я приняла его в библиотеке Арлен, единственной книгой которой была переплетенная в кожу подшивка «ТВ-гида» с первого до последнего номера. Само собой разумеется, что Арлен фигурировала в каждом номере; это было достойно Книги рекордов Гиннесса.

Брюс Сейперстин оказался высоким, смуглым и сутулым. Полностью противоречащим моему представлению. Телефон — великий обманщик. Я с грустью перекрасила в черный цвет придуманные мной морковные кудри, сбрила густые бакенбарды и смазала розовую веснушчатую кожу тестом для оладий «Загар Акапулько». Он был младше меня почти на десять лет. Окончил факультет журналистики Колумбийского университета. Работал в «Виллидж Войс», оттуда перешел в «Нейшнл сан». Статьи, которые он написал от моего имени, были похожи на худшие опусы Нормана Мейлера. Мне казалось, что это лучше любимого Г. В. Вейсом рубленого хемингуэевского стиля, но ненамного. Когда дело доходит до так называемых «обработчиков», чаша моего терпения переполняется.

— Тедди, в жизни ты намного лучше, чем на фотографиях. — Типичное начало беседы. Если я и не растаю, то, во всяком случае, холоднее не стану.

— Спасибо, Брюс. Я читала твои статьи. Я думала, что ты моложе.

— Спасибо, Тедди. — Как большинство журналистов, Брюс редко слушал то, что говорили другие. — Мы с тобой сделали большое дело. Моргану повезло; бум продолжается. Все вокруг следуют нашему примеру. Но нам придется еще здорово поработать, пока этот пузырь не лопнет.

— Пузырь?

— Калки говорит, что в «Мэдисон сквер-гардене» он назовет дату конца света. А когда та наступит, Калки выйдет из игры. Хочешь щепотку? — Брюс достал табакерку с кокаином. Я покачала головой. Он понюхал. Когда из порозовевшего носа потекло, Сейперстин начал просвещать меня. — Мы копнули тему торговли наркотиками. Сейчас этим вовсю занимается полиция. Скоро они дадут зеленый свет, и тогда нам придется взяться за дело.

— Какие у тебя доказательства?

Брюс открыл записную книжку.