Литературная Газета 6334 ( № 30 2011) - Литературка Литературная Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё это в порядке вещей по нынешнему «нравственному закону». Вслед за нормами морали и юридический закон обретает те же контуры. Бога нет – всё разрешено.
Про постмодернизм на конференции калининградцам рассказывал христианский публицист Владимир Семенко. Излагал теорию, поскольку практику все и так ощущают на себе. Каждый день и час. Но идеи, «проговорённые» философами и литераторами, шли в авангарде. Для постмодернистов «нить традиции оборвана, и мы не будем в состоянии восстановить её. Что утрачено, так это непрерывность прошлого. То, с чем мы оставлены, всё то же прошлое, но уже фрагментированное». Так утверждала Ханна Арендт, философ, чьё детство, кстати говоря, прошло в Кёнигсберге (с 14 лет она посещала могилу Канта).
Как видим, всё в мире взаимосвязано, несмотря на то что «нить традиции оборвана»… Простой смертный постмодернист не способен собрать воедино целостность мира, а у Бога всё в ажуре – апокалипсис неизбежен.
Обществу, где рушатся устои, не только Господь Бог обещает недолгую жизнь. «Как бы то ни было, история закончена», – предрекал Александр Кожев, французский интеллектуал русского происхождения. Страна, живущая по заветам постмодернизма, не имеет будущего – из-за демографического упадка. «Когда мы закрываем глаза на растление наших детей, то должны быть готовы к тому, что вместо ценностей семейной жизни наши дети приобретут гедонизм, эгоцентризм, стремление жить только для себя», – пророчит Л. Рябиченко.
Россия сегодня – территория борьбы традиции и постмодернизма, смысла и симулякра, человека природного и биоробота. Постмодернизм – продукт не только разума, но и в определённом смысле физиологии человека. Это философия «расчеловеченного» (расчленённого, лишённого цельности) индивидуума. Плюрализм для такого человека естественен, поскольку обладатели «управляемого интеллекта» легко, под давлением внешних обстоятельств (указаний начальников, моды, давления СМИ) меняют «убеждения» (привязанности, интересы).
Действительно, для «человека машинного» нет бессмертия, да, собственно говоря, и Бога тоже. Разве есть «жизнь вечная» для пылесоса или холодильника?! Или даже для ноутбука и айфона? Техника всё более «очеловечивается», а человек – машинизируется. Он ищет комфорта, а не высшего смысла. У человека машинного нет чувства исторического времени, нет патриотизма – любви к родине, нет и вообще любви – «по причине умножения беззакония» она охладевает. Но зато есть информированность – обо всём и ни о чём.
Постмодернизм как философия, мировоззрение, концепция и даже образ жизни описан многими. Но никто не указывал на его причины: что именно в человеке должно было измениться, чтобы на место цели пришла игра, чтобы героя заменил мутант, а иерархия сменилась анархией. Постмодернизм – это даже не отрицание Бога, свойственное ярым атеистам, это невозможность веры в него по объективным, так сказать, причинам. Зомби-интеллект не способен верить, он может только выполнять «программу», заложенный алгоритм, сбоить от интеллектуальных «вирусов», перебирать «варианты». Мысль ещё развивается, но чувство уже не помощник разуму. Великие фигуры (в литературе, музыке, искусствах) не появляются не потому, что не рождаются великие таланты. Суть ещё и в том, что «обратная связь», т.е. чувственная отдача в читателе и слушателе, ослабела, иссякла; живая почва, соединяющая творца со своей паствой, истощилась. Дети перестают быть ценностью в обществе, лишённом иерархии. В царстве «расчеловеченных людей» вообще нет такого понятия, как «детство». Скорее, «загрузка», закладка «программ». Вот откуда отношение к образованию как к набору неких учётно-машинных «техник» – таких, как ЕГЭ, и «услуг» – таких, как сервисы со стороны тьюторов, т.е. «кураторов информационного обмена».
В эпоху «мёртвых душ» и бессмертных, напичканных консервантами неразлагающихся покойников главный враг постмодернизма – творческий интеллект. Специалист по раннему развитию профессор Галина Козловская отмечает, что за последние десять лет произошёл взрывной рост детского аутизма. Болезнь выбирает одарённых и чутких малышей, преимущественно мальчиков. Как правило, необратимые изменения в организме, перестраивающие мозг и превращающие ребёнка в «овощ», происходят через 2–3 недели после очередной вакцинации.
Основы психозомбированного интеллекта закладывает в головы наших детей модель современной школы. «Свободное развитие» – это не механически заученные знания. Это сформировавшаяся в школе самостоятельность мышления – суждения», – совершенно справедливо замечает известный отечественный физиолог Владимир Базарный. Под его руководством был выполнен ряд диссертационных исследований. Установлено, что только за начальный трёхлетний период обучения в массовой школе базовые параметры свободного творческого интеллекта детей угасали в 2–4 раза (!). Соответственно во столько же раз возрастали характеристики инструктивно-программируемого интеллекта. «Декларируя одно, а делая совершенно противоположное, школа формирует поколения людей, которыми легко манипулировать», – подводит итоги Владимир Базарный.
Корни постмодернизма, безусловно, лежат в эпохе Просвещения, когда была заложена модель современной школы. «Нить традиции» оборвана именно здесь, что же касается мусульманского мира (с чётким полоролевым воспитанием), Китая (с избыточным мужским населением), Индии (с учителями-мужчинами и выбором между раздельными и смешанными школами), то в этих регионах и странах всё в порядке и с демографией, и с творческим воображением, и даже с экономикой – темпы её роста несравнимы с европейскими.
Постмодернизм – концентрированное выражение женственности нынешней европейской цивилизации. Кажется, что мужчины нынешнему мироустройству не нужны – территории освоены, войны отгремели, мир содрогнулся и «лишний» компонент героизма и самоотверженности у населения земного шара был уничтожен. Женская цивилизация – цивилизация комфорта, потребления, богатства, довольства, домовитости, порока и пресыщения. Цивилизация, в которой мужчины – неразумные мальчики, дети, блудные сыны, бестолковые существа.
Для освоения новых, виртуально-информационных территорий не нужны грубая мужская сила, благородство, отвага в бою и пассионарность; нужны устремлённость в «чёрные дыры» Интернета, устойчивость у компьютера, привязанность к айфону. Это новый аскетизм: люди с ноутбуками, погруженные в игровую среду, не требуют для себя дорогих яхт, самолётов, золотых пляжей и счетов в банках. Они просят только времени и покоя. Люди, экономящие ресурсы, молекулы информационной цивилизации.
Россия – страна, где мужчин, как показала последняя перепись населения, на 10,6 млн. меньше, чем женщин. Грустная статистика. Свято место пусто не бывает: на «обезмужиченную землю» устремились соседи – киргизы и таджики, китайцы и вьетнамцы, узбеки и курды, грузины и армяне. Это уже никакой не постмодернизм, а вполне очевидная перспектива – передовые отряды мусорщиков, строителей и продавцов, переселившись сами, везут за собой сестёр и братьев, жён и детей.
Пока постмодернисты утешаются тем, что «мы имеем дело не с миром в целом и даже не с истинными объективностями» (Жиль Делёз), земля у нас уходит из-под ног. Передовиком опять же была Европа, гостеприимно распахнувшая свои двери арабам, туркам, пакистанцам и другому избыточному мужскому населению. Изящная теория, оторванная от практики, поставила Европу и Россию на грань этнических противостояний. Человек – это, увы, ещё и животное (эту данность не переделать никаким постмодернизмом), а животному помимо философии нужен ареал обитания, и его утрата вовсе не является относительной – она вполне конкретна.
Подведём некоторые итоги. Постмодернизм – не просто этап развития философской мысли. Перед нами интеллектуальный продукт, разительно отличающийся от всего, что было прежде в истории человечества. Главное отличие – в нём нет смыслового центра, сплошной кисель «плюрализма». Это философия изменённого человека – человека «без стержня». Иерархия ценностей у него не сформирована потому, что «новые люди» были воспитаны в искажённой образовательной среде. «Оранжерея», построенная в эпоху Просвещения, во времена массовой бесполой школы дала больные и нежизнеспособные плоды.
Это сугубо европейская философия, «царство смерти, пытающееся осознать себя в формах жизни», как замечает Владимир Семенко. Вымирание Европы и России уже очевидно, белое население стремительно сокращается, замещаясь выходцами из Азии и Ближнего Востока. С другой стороны, нельзя не признать талант европейских постмодернистов – их скрупулёзный анализ дал очень точную картину происходящего, не указав, впрочем, ни причин, ни тем более способа изменения ситуации. Но это уже было бы нарушением жанра в эпоху «остановки времени» (Жан Бодрийяр).
