Последние Врата - Мартин Райтер

— Так вы боитесь, что я вас сожгу? — Генрих рассмеялся. — Перестаньте! В Большом Мидгарде не принято сжигать противников. А тем более если бы я хотел вас убить, так мог сделать это уже тысячу раз! Вы ведь не ярл, зачем мне перед вами хитрить?

— Все равно, — буркнул старик Эйвинд. — Многомудрый Один нас учит:

Прежде, чем в дом

войдешь, все входы

ты осмотри,

ты огляди,

ибо как знать,

в этом жилище

недругов нет ли [2].

— Одна морока с вами, — вздохнул Генрих. — Пойдемте в ванную, сами увидите, что там костер негде развести, разве что весь дом поджечь.

Генрих первым вышел из комнаты, старик задумчиво почесал бороду, потом обреченно махнул рукой и сказал:

— Учтите, я не герой, и, если вы вдруг измыслили коварство, я буду громко кричать и осыпать вас проклятиями. Вы боитесь проклятий?

— Еще бы! Как любой современный человек, — серьезно ответил Генрих. Олаф Кауфман при этих словах только хмыкнул.

Лекция по поводу откручивания и закручивания кранов длилась не меньше получаса. Все это время Эйвинд из Норддерфера непонимающе заглядывал то под ванну, то под умывальник. Когда газовая колонка включалась — в доме Олафа было не электрическое, а газовое отопление, старик испуганно вздрагивал и бормотал заклинания.

— А кто качает воду? спросил он, разобравшись наконец с системой кранов. — Рабы?

Объяснять жителю Малого Мидгарда принцип водопровода было занятием совершенно бесполезным, поэтому Генрих кивнул головой. Старик успокоился.

— Не вздумайте кушать мыло, а главное, когда будете мылить голову, плотно закрывайте глаза — шампунь щиплется. Потом лицо быстренько ополосните.

Через полчаса разрумяненный Эйвинд из Норддерфера — чистый, аккуратно причесанный — живо уминал теплые, только что из духовки, чесночные булочки. При этом он качал головой с видом ценителя и размышлял вслух:

— Хм. Хлеб, начиненный снадобьем. Кто бы мог подумать, что это так вкусно?

Генрих тоже жевал булочку, но не потому, что был голоден, а потому, что старик Эйвинд из опасения быть отравленным заставил его проглотить кусок. Свободной рукой Генрих меланхолично листал атлас мира. Питер Бергман свернулся калачиком на диване.

— Я тут отбросил все эти запутанные нагромождения кеннингов, драконов и карликов, а оставил, на мой взгляд, самое существенное, — сказал вдруг Олаф, направляясь к Генриху. — Посмотри, что осталось.

На листке бумаги довольно корявым почерком было написано:

«Имеем:

— Пересечения трех рек.

— Одна река бурная и быстрая, другая тихая и медленная, третья — неясно.

— Цвет двух рек в месте слияния заметно отличается друг от друга.

— В месте слияния рек находится город или поселок.

— Там. же возвышается гора или холм.

— На вершине горы должно быть что то вроде замка или крепости.

— Из крепости виден город, а из города, наверное, видна крепость.

— Возле горы или по горе проложена «лестница».

— Следует подняться на сто пятьдесят три ступеньки.

— В землю должна быть врыта «дверь» или что- то вроде этого.

— Летом, в определенное время суток, на эту дверь падает свет, но, возможно, дверь светится и сама по себе».

— Тут ошибка, — сказал Генрих. — В последнем пункте. Не в «определенное время суток», а только ночью.

— Да, верно, — согласился Олаф. — Исправь.

— Теперь все правильно, — возвращая ручку, заключил Генрих. — Описание довольное подробное, хотя пользы от этого нам не прибавилось. У тебя случайно нет еще атласов?

— Атласов нет, но есть карта мира, — ответил Олаф. — В другой комнате на стене висит.

— Тогда ты поищи там города на пересечении рек, а я в этом атласе гляну. Ты возьми себе обе Америки, я же поищу в Европе. Потом надо будет просеять Африку и Азию...

— Эй, Питер! А ты что скажешь? Вот послушай... — Генрих собрался было прочесть составленный Олафом перечень, но, услышав Питера, обреченно махнул рукой.

— Вы что, решили замучить меня? — жалобно простонал Питер, пытаясь накрыть декоративной подушечкой голову. — Я всю ночь не спал. Совесть имейте...

— Придется искать вдвоем, — пожал плечами Олаф. — После Америки и Европы примемся за Россию, Австралию, Восток... Эх, дай бог, чтоб хоть за неделю управились...

— Одного я боюсь, — сказал Генрих. — Вдруг искомый нами город окажется даже не селом, а деревушкой в пару дворов. Такую мелочь ни на одной карте не отыщешь...

— Не будем о плохом. Я пошел... — на пороге Олаф вдруг обернулся: Ой, дед... э... бражку будешь?

— Чего? — не понял Эйвинд из Норддерфера.

— Ну, эль, вино, брагу, хмель, мед, пиво — я не знаю, как у вас это называется...

— Пиво?

— Да. Будешь?

— На слюне готовили или как?

— При чем тут слюна? — растерялся Олаф.

— Ну как же, всем известно, что забродившая слюна — лучшее средство для изготовления хмельного питья.

У Олафа отвалилась от удивления челюсть, Генрих недоверчиво уставился на старика.

— То есть... вы хотите сказать, что делаете пиво из слюны?

— А вы из чего? Есть, конечно, и другие рецепты, — старик пожал плечами. — Но самый вкусный напиток выходит из забродившей слюны. Народ собирается и плюет в чан, потом слюна бродит. Что ж тут удивительного? Еще боги так делали.

— Боги? — переспросил Олаф.

— Хм. Какой забитый народ обитает в Большом Мидгарде! — поморщился Эйвинд, Скальд Ярлов. — Когда боги, асы, помирились с ванами, они собрались и наполнили огромный чан слюной. Потом, когда дела были улажены, а слюны еще много осталось, боги сотворили из этой закваски Квасира.

— Это про него вы говорили «кровь Квасира»? — спросил Олаф.

Старик кивнул.

— А про кого ж еще? Квасир был один. Другого не было и быть не могло. Потому что в соединении мудрости двух величайших народов заключалась невероятная сила. Вот почему Квасир был наимудрейшим в мире — не существовало вопроса, на который он не мог бы дать ответ.

— Гений, — усмехнулся Олаф.

— Что такое гений, я не знаю, — сказал старик. — Но уверен, что Квасир был все равно умнее. Он занимался только тем, что странствовал по свету, и у него боги и люди спрашивали совета. Однажды мудрого Квасира пригласили к себе два карлика. Он пришел к ним, а они его убили.

— Зеленые? — спросил Генрих. — Зеленые карлики?

— Нет, обыкновенные, древние. Звали их Фьялару и Галару. Они слили кровь Квасира в чаши и котел Одрерир, добавили мед, и получился у них волшебный медовый напиток. Если хлебнет того напитка даже последний тупица, так он тут же сделается или великим скальдом, или редкостным мудрецом. Богам же карлики сказали, что Квасир захлебнулся в собственной мудрости. С тех пор поэзия и зовется «кровью Квасира» или «питьем карликов».

— Весьма занимательно, — сказал Олаф. — Так вы будете пить пиво? Мы сейчас пойдем купим.

— Что вы говорите? — Эйвинд почесал затылок. — А яд вы мне не подмешаете?

Прошло полчаса, час. Старик допивал пятую бутылку пива. Генрих, наклонясь над атласом, с ужасом чувствовал, что засыпает. В глазах у него уже троилось от речек и городов. Из другой комнаты вышел взлохмаченный Олаф.

— Ерундой мы занимаемся, — со злостью сказал он. — Там тысячи речек, и все они имеют притоки с оттоками, с ума можно сойти.

Генрих вздохнул:

— Я думаю, какая-нибудь информация имеется. Или поискать на компакт-дисках с картами. А так, «вручную», это то же самое, что искать иголку в стоге сена, — Генрих в сердцах повысил голос: — Три речки! А что, если они давно высохли или стали ручейками, которые ни на одну карту не нанесены. Вполне возможно, что из грех осталась одна или две речушки. А цвет воды мог от времени измениться. Во всем мире насчитается несколько тысяч городов, которые стоят на пересечении речек, возле гор, а на вершине гор — крепости. И эти проклятые ступеньки! Они что, ведут к крепостной стене?

— К ней, глухо, из-под подушки прозвучал голос Питера. — Дался нам этот Пассау. Нашли время географию обсуждать, нет, чтоб делом заняться. Спать своими криками не даете. Эх, просил же — тише.

— А почему ты решил, что мы говорим о Пассау? — осторожно спросил Генрих.

— Так вы ж заладили: гора, ступеньки к крепости тянутся, внизу город, реки... — Питер зевнул. — Красиво там... У меня дед Томас в Пассау живет. Старый уже совсем. Еле ходит... Вы дадите человеку поспать или мне в другую комнату перейти?

Олаф присвистнул.

— Ну и дела... Как сказал бы призрак господина барона: будь я проклят, если этот болван на диване не прав! — Олаф усмехнулся. — И реки там есть, и вода в них действительно разная по цвету, а на горе крепость стоит. Как же я сам не догадался?