Тайный узел - Евгений Евгеньевич Сухов

Найда даже как будто поняла меня… отвернулась. И в этот момент я ее прямо по самому темечку ударил. Сразу померла, только задними ногами два раза дрыгнула.

— Увести арестованного, — приказал Щелкунов. — Поместите в отдельную камеру. Опасаюсь, что до суда может не дожить, уголовники придушат.

Глава 8. Лопнувшее алиби Нины Печорской

Перед тем как навестить подругу Нины Веру Круглову, Валдис Гриндель решил провести почерковедческую экспертизу предсмертной записки Печорского. Если окажется, что записка — фальшивка, это явится еще одним доказательством причастности Нины к убийству мужа. Ведь она заявила, что записка якобы написана рукою мужа. Равно как и признала его подпись под текстом. Выходит — врала.

«А подержу-ка я ее и дальше в камере, — решил для себя Валдис Давидович. — Одиночество располагает к долгим вдумчивым размышлениям, в том числе здравым, и когда обнаружится, что записка и подпись под ней не принадлежат руке Печорского, ей ничего не останется, как признаться в содеянном преступлении и назвать имя сообщника. Если она, конечно, не полная дура.

— Впрочем, такового впечатления она не производит, — сам себе сказал старший следователь.

Сказать, что Валдис Гриндель обрадовался экспертному заключению относительно предсмертной записки Печорского и подписи под ней, — это ничего не сказать. Более точно будет описать его состояние следующими словами: он возликовал! Удовлетворенно потирая руки, Валдис Давидович дочитал почерковедческое заключение до конца, после чего отложил его и посмотрел вдаль. Его взор был ясен и чист. Теперь-то этой дамочке Печорской никак не отвертеться, и он непременно вырвет у нее признание в совершенном деянии. Даже неважна степень ее участия в убийстве коммерсанта Модеста Печорского: исполнитель она или просто соучастница, а может, не участвующая в насильственном удушении, но как-то опосредованно связанная с ним. Все равно ей кранты!

Нина Александровна стала неприятна Валдису Давидовичу с первого же взгляда, причина такого отношения была ясна: Печорская была прехорошенькой молодой женщиной, нравящейся мужчинам. Гриндель, следует признать, частенько заглядывался на хорошеньких и молоденьких женщин. А вот взаимностью они ему не отвечали — они на него не только не заглядывались, но практически никогда даже не смотрели в его сторону. Ну, разве что во время допросов. Вот здесь он царствовал по-настоящему!

Такое пренебрежение со стороны женского пола болезненно ранило Валдиса Давидовича, оскорбляло его мужское достоинство и порождало неприязнь ко всем симпатичным женщинам без исключения. Как же так, что его, такого умного, видного (как он полагал) и перспективного мужчину, обходят своим вниманием красивые девушки и миловидные женщины? И что такого было в покойном старике Печорском, что эта самая Нина вышла-таки за него замуж? Чего же такого нет в нем, Валдисе Гринделе, с его-то должностью, местом службы и статусом советника юстиции?

Кроме того, старшему следователю хотелось еще раз показать себя деятельным работником прокуратуры, которому по плечу самое запутанное дело. А там как знать, может, и в должности повысят… Взять хотя бы нынешнее непростое дело, которое он сумел распутать в самые кратчайшие сроки. Доказать виновность Нины Печорской было где-то и приятно — Гриндель в ее лице как бы наносил пощечину всем миловидным женщинам, не пожелавшим взглянуть на него — и полезно, поскольку раскрытие непростого преступления в несколько дней вполне могло приблизить его к желаемой цели: сделаться одним из заместителей прокурора республики.

Что такого важного было в заключении почерковедов? А то, что предсмертная записка была написана отнюдь не рукой Модеста Вениаминовича Печорского, а кем-то другим. Равно как и подпись была подделана.

Взяв лист с результатами почерковедческой экспертизы, Гриндель уже в который раз не без удовольствия перечитал:

«Почерк на документах гр-на Модеста Вениаминовича Печорского имеет некоторую схожесть с оставленной предсмертной запиской, что обнаруживается при визуальной оценке, — отмечалось в заключении. — Это указывает на то, что тот, кто писал предсмертную записку и расписался за потерпевшего Печорского, был знаком с его почерком и имел возможность неоднократно практиковаться в его подделке. Установлено: почерк написания предсмертной записки крупнее почерка потерпевшего Печорского. Крупнее и подпись в записке. Динамические особенности движений руки, написавшего предсмертную записку, и руки Модеста Печорского в исследуемых письмах, написанных им, — различны, в чем не имеется никаких сомнений. Разнятся и иные частные особенности нанесения текста на бумагу. Нажим на бумагу пером ручки в предсмертной записке значительно сильнее, чем в документах. Исходя из этих и прочих несоответствий в двух сверяемых почерках, которыми написаны письма потерпевшего Печорского и предсмертная записка, однозначно можно констатировать следующее: записка написана мужчиной, но не рукой Печорского. Подпись под запиской также исполнена не рукой потерпевшего.

Эксперт-почерковед, мл. лейтенант Сазанов Р. С.».

* * *

Важнейшим следственным действием в деле убийства предпринимателя Модеста Печорского Валдис Гриндель считал допрос подруги Нины — Веры Кругловой. Он не стал вызывать свидетельницу повесткой в прокуратуру, чтобы Круглова не опасалась разговора и не была бы зажата, что не предполагало бы искренней беседы. Поэтому, выгадав время, когда Круглова уже пришла с работы домой, старший следователь сам заявился к свидетельнице, посчитав, что допрос будет более продуктивным, а может, и задушевным, если допрашиваемая будет находиться на своей территории. И Гриндель не прогадал. Представившись Вере Кругловой, он очень серьезным тоном, чтобы подчеркнуть значимость своих слов, заявил следующее:

— Я к вам, Вера Николаевна, по неотложному делу. Причина, с которой я к вам пришел, является очень важной и серьезной. И нам с вами необходимо установить истину, от которой, возможно, зависит судьба, а может быть, даже жизнь человека…

Валдис Давидович считал — и в этом он был по большей части прав, — что следователь должен быть в известной степени актером. То есть, оставаясь все время эмоционально стабильным, в нужные моменты надевать на себя личину доброго, злого, прямодушного, искреннего, проницательного и любого иного человека, если это будет полезно для дела, в частности, для продуктивного ведения допроса. И у Гринделя неплохо получалось лицедействовать…

Вера, похоже, прониклась сказанным и уставилась на следователя, как прилежная ученица на строгого учителя.

— У меня к вам практически один-единственный вопрос, — начал Валдис Гриндель. — Нет, пожалуй, два, если вы, конечно, не возражаете, — поправился он. — Первый: заходила ли к вам тридцать первого декабря прошлого года ваша подруга Нина Печорская?

— Заходила, — прозвучал конкретный ответ.

— Во сколько она к вам пришла? — поинтересовался Валдис Давидович.

— Где-то в районе часа дня, — последовал незамедлительный ответ.

— А когда она ушла от вас? — спросил старший следователь, хотя вопрос этот был уже третьим по счету. Впрочем, где два вопроса, то там вполне может быть и четыре…

Круглова на мгновение