Психиатрические эскизы из истории. Том 1 - Павел Ковалевский

«Жители Великого Новгорода! Молите Всемилостивого, Всещедрого и Человеколюбивого Бога о нашем благочестивом царском державстве, о детях наших и о нашем христолюбивом воинстве, да дарует Он нам победу и одоление на видимых и невидимых врагов наших! Пусть будет Бог Судиею изменнику моему и вашему, архиепископу Пимену, и его нечестивым советникам и злоумышленникам. На них, изменниках, взыщется здесь пролитая кровь… Живите и благоденствуйте в сем городе. Наместником я оставлю вам князя Пронского».

Пимена Иоанн отправил в Москву.

Из Новгорода Иоанн отправился в Псков, намереваясь и с ним расправиться, подобно Новгороду. Но находчивый воевода, князь Юрий Токмаков, сумел отклонить гнев и грозу, носившуюся над Псковом. Говорят, что отклонению злодейства в Пскове много содействовал юродивый Никола, весьма грозно и строго встретивший Иоанна.

Так ли это или иначе, но Иоанн ограничился только грабежом церковной казны и частного имущества и не тронул жизни жителей.

Возможно и еще одно толкование спасения Пскова. На Иоанна, как и на всех подобных больных, ярость, гнев и кровожадность нападают приступами. Наступает подобный приступ зверства, и он губит все живое. Оканчивается приступ ярости, и убийства прекращаются. Если мы проследим жизнь Иоанна после смерти Анастасии, то и здесь мы увидим, что на общем фоне жестокости, зверства и кровожадности все эти явления по временам ожесточались до невероятных, чисто болезненных, размеров, в другой же раз они стихали и уменьшались. Так, по-видимому, было и теперь.

Весьма возможно, что необычное усилие кровожадности и убийства, возникшее в Иоанне и выразившееся в стремлении к уничтожению целых городов, с злодействами новгородскими, постепенно ослабело и к прибытию в Псков снизошло до обычного состояния, почему Псков и отделался только лишь потерею имущества.

Возможно и то, что в таком периоде болезненного состояния Иоанна на него могли благотворно повлиять и находчивость воеводы, и бесцеремонность юродивого. Ибо не подлежит никакому сомнению, что если бы ярость и жажда крови Иоанна не были удовлетворены раньше, то никакая находчивость, никакая дерзость и остроумие не спасли бы Пскова. Если Животворящий Крест и святительское облачение не удержали в Новгороде зверства Иоанна, то тем паче без последствий остались бы приемы псковитян.

По возвращении Иоанна в Москву в кровопролитии наступило затишье. Велось следствие об измене архиепископа Пимена и знатных новгородцев; сюда же прихвачены были некоторые знатные бояре: канцлер Иван Висковатый, казначей Никита Фуников, боярин Семен Яковлев и другие. Но интереснее всего было то, что к этой же партии судимых причислены были самые близкие царские любимцы и его сподвижники, именно князь Вяземский, Алексей Басманов и Федор Басманов, «прекрасный лицом, гнусный душою, без коего Иоанн не мог ни веселиться на пирах, ни свирепствовать в убийствах»… Последние три примера прекрасно учат, что стоять близко к солнцу весьма приятно, но еще лучше быть от него подальше и в неизвестности.

Нельзя не обратить внимания на одну черту характера Иоанна, которая особенно резко выразилась в деле обвинения Вяземского. Афанасий Вяземский был самый близкий к Иоанну человек. Из его рук Иоанн брал пищу и лекарство, с ним в тишине ночи он обсуждал планы своих злодейств. Однажды, по обычаю, проболтав с Иоанном до глубокой ночи о важных государственных делах, Вяземский возвратился домой и увидел, что верные его слуги перебиты. Познал он, чье это дело, но не подал и вида на огорчение. Это не спасло его. Он был ввержен в темницу, где уже сидели Басмановы, и в ней в пытках окончил свои дни.

Наконец, следствие о государственном преступлении было окончено и все судимые были осуждены. Начались приготовления к казни изменников. Это было нечто небывалое. На торговой площади поставили 18 виселиц. Рядом с этим разложили орудия для производства различных мук. Зажгли высокий костер и над ним повесили огромный чан с водою. Москвичи, видавшие много раз виды, памятуя судьбу Новгорода, на этот раз струсили. Каждый запрятался, где только мог, и площадь казни оставалась пустою. Явился царь с царевичем и свитой, а за ними вели, в виде мертвецов, 300 или более осужденных. Увидев площадь пустою, царь остался недовольным. Ему нужны были зрители, и он послал согнать их насильно. Наконец и сам царь отправился за публикой, обещая жителям безопасность и милость.

Нагнали народ. Царь держал речь.

– Народ, увидишь муки и гибель, но караю изменников! Ответствуй, прав ли суд мой?

Все отвечали единогласно:

– Да живет многие лета государь великий! Да погибнут изменники!

На этот раз царь превзошел себя и из осужденных на казнь некоторых помиловал.

Между тем начались казни. Висковатова повесили вверх ногами и затем рассекали на части, причем начало истязаниям положил Малюта Скуратов, отсекши Висковатому ухо. Фуникова обливали кипятком и холодною водою, и он умер в страшных мучениях. Остальных кололи, вешали и рубили. Сам Иоанн, сидя на коне, пронзил копьем одного старца.

Совершив все эти злодеяния, опричники с криками «гойда» окружили своего повелителя и восхваляли его правосудие. Но и этим Иоанн не довольствовался. Он поехал в дом к Висковатому и Фуникову, издевался над их женами, а пятнадцатилетнюю дочь Фуникова отдал царевичу Иоанну. Архиепископ Пимен был лишен сана и сослан в Тульский монастырь Св. Николая. Отец Басманов, по приказанию царя, был убит своим сыном Федором, который в свою очередь не избежал тоже казни.

Три дня убирали мертвые тела казненных, а на четвертый день начались новые казни. Жены убитых 80 дворян были утоплены в реке.

В это время гибли последние остатки славных людей Иоаннова царствования. Так погиб славный воевода, князь Петр Оболенский-Серебряный, Очин-Плещеев, Хабаров-Добрынский, Иван Воронцов, Василий Разладим, воевода Кирик Тырнов, Андрей Кашкаров и Михаиле Лыков. Почти все государственные видные деятели жили изо дня в день готовые во всякий момент принять смерть. Некоторые даже шли в монахи, будучи глубоко убеждены, что их не минует царское внимание. Так Михайловский воевода Никита Казаринов-Голохвастов, ожидая смерти, удалился в монастырь на Оке. Но и сюда ворвались опричники за своею жертвою. Воевода сам вышел им навстречу. «Я тот, кого вы ищете!» И его взяли. В этом случае царь проявил необыкновенно жестокое остроумие даже над религиозною стороною жизни. Так как воевода Казаринов-Голохвастов был схимник, а ангелы летают по небу, то царь приказал взорвать воеводу на бочке пороха, дабы он уподобился ангелам.

Чиновник Мясоед имел красивую жену. Ее схватили, обесчестили, повесили перед глазами мужа, а затем отрубили голову и ему.

Казнили при этом не только осужденных и за компанию их близких родных, но и отдаленных родственников за честь быть родственниками осужденных. Так, Иоанн собственноручно убил князя Ивана Шаховского за то, что тот был родственником Колачевых; по той же вине погибли князья Прозоровские, Ушатые, многие Заболотские и Бутурлины.

Некоторые честные люди и славные деятели искали смерти на поле брани. Так погибли, мужественно защищая Донецкую крепость против татар, князья Андрей и Никита Мещерские. Когда они лежали уже мертвыми, явились Иоанновы палачи и довольствовались зрелищем смерти героев. То же случилось и с князем Андреем Оленкиным; но Иоанн не довольствовался смертью последнего в битве, а заморил в заточении его детей.

Мучениям и истязаниям, придумываемым Иоанном для своих подданных, не было конца. Для этого их ставили на раскаленные проволоки, сажали на особо для этого устроенные печи, мучили железными клещами, острыми ногтями и длинными иглами, разрезали по суставам, перетирали тонкими веревками надвое, сдирали кожу, выкраивали из спины ремни и т. п. Святая инквизиция могла бы смело поднести ему премию за изобретательность…

Приводя в ужас и трепет все живущее в государстве, Иоанн не переставал жить весело и шумно, в утехах и разгуле. Теперь из Новгорода он получил скоморохов вместе с медведями. И те и другие тешили царя. Первые его развлекали шутками и остротами, вторых выпускали в народ и травили ими людей, опять-таки на забаву царя. Неудачные приемы скоморохов иногда стоили им жизни. Однажды недовольный чем-то царь вылил миску горячих щей на голову своего любимого шута Осипа Гвоздева. Последний заорал, Иоанн прекратил крик ножом. Но царю жаль было лишиться своего любимца и поэтому он позвал врача Арнольда с требованием исцеления его слуги, с которым он поиграл неосторожно.

Арнольд отвечал:

– Так неосторожно, что разве Бог и твое царское величество может воскресить умершего…

Царь махнул рукой, обозвал скомороха псом и продолжал веселиться.

Другой раз явился к царю воевода Старицкий, Борис Титов. Выслушав обычное приветствие, Иоанн отвечал: