Родимые пятна - Сара Дюнан

Сценарий номер два: Кэролайн прибывает в Париж для собеседования в офис «Авиации Бельмона». Собеседование с ней проводит то ли сам этот загадочный мужчина, то ли его юристы. Он — или его заместитель — выискивает для особой работы молодую женщину: здоровую, красивую, интеллигентную, жизнелюбивую, которая не прочь хорошо подзаработать. На занудную конторскую работу она вряд ли согласилась бы. Возможно, там ей предложили нечто более интересное, более соответствующее образу, нарисованному миссис Сангер: должность сногсшибательной секретарши главы известной фирмы, составляющей расписание его встреч, развлекающей иностранных клиентов, а, возможно, и заменяющей его супругу, когда у той разболится голова от долгого хождения по магазинам. Но почему англичанка? Вероятно, во Франции его замашки слишком хорошо известны, вот и пришлось искать свежее мясцо за границей. Он встретился с Кэролайн, хорошенько рассмотрел ее во время собеседования и, как говорится, — вперед! Не успеешь опомниться, как ты уже влипла в нечто весьма далекое от того, что задумала. Она забеременела и решила, что ничего не потеряет, если сохранит ребенка. Под влиянием отцовско-собственнического чувства капиталист какое-то время содержал ее, и она провела долгое жаркое лето в парижской квартире за вязанием милых детских вещиц, с дипломатической почтой посылая открытки домой. Но тут, за месяц до рождения младенца, откуда ни возьмись, объявилась мадам Бельмон или мадам Дэвю, прознавшая о развлечениях мужа. Она фурией налетела на парижское гнездышко, учинила дикий скандал, и будущей мамочке пришлось улепетывать в Лондон, где, оценив всю безысходность своего положения, она решила покончить со всем этим, бросившись в мутные воды Темзы. Хм… Эта версия,-пожалуй, понадежнее. В ней определенно что-то есть. Итак, теперь у меня появилась история, осталось только найти подтверждающие ее факты. Офис «Авиации Бельмона», как я узнала от международного оператора, находится в промышленной зоне неподалеку от Руасси. Поскольку это не очень далеко от аэропорта, я хотела отправиться туда сразу же, но, сверившись с картой, увидела, что промзона не намного ближе, чем Руасси, а я так давно не прогуливалась по Елисейским полям, что решила сначала обосноваться в Париже. От аэропорта Шарля де Голля я на электричке доехала до города и пешочком прошлась от Отель-де-Вилля до Левобережья. Мне помнился маленький импозантный отель сразу же за мостом, напротив Нотр-Дам, с его деревянными потолочными балками и плетеными стульями Ван Гога[22]. Но время, увы, шло, хотя внешне улочки оставались все такими же. Вот и в милых маленьких гостиницах произошли перемены, появились двойные кровати, разделенные узким проходом, и пластиковые жалюзи на окнах. Теперь так повсюду, чем же Париж лучше? Романтика романтикой, а практичность и удобства тоже нужны. Я зарегистрировалась в одном из ближайших к метро отельчиков, переоделась в модный маленький сугубо деловой костюм, который захватила с собой на особый случай, и отправилась в Руасси.

Добраться туда оказалось труднее, чем я думала: метро, электричка, такси, да и само путешествие не из приятных. Вы проезжаете мимо сплошной индустриальной зоны со всем, что в ней содержится: скопления трущоб, врезанных в сельскую местность, закованные в броню фабрики и ярко окрашенные пакгаузы. Офис «Авиации Бельмона» найти оказалось не трудно. Это было самое большое здание, расположенное недалеко от дороги, с собственным маленьким ландшафтным парком. От изумрудных газонов с нарядными клумбами поднимались чистые продолговатые линии дымчато-коричневатого зеркального стекла. Прямо-таки союз «Гринписа» с индустрией. Даже таксист, явно гордясь этим видом, с воодушевлением поведал мне, что в то время как другие фирмы стараются отделить производственный комплекс от администрации (большие шишки любят работать поближе к дому), Бельмон предпочел работать в глубинке, вблизи Руасси, рядом со своим трудовым коллективом, а потому и живет здесь неподалеку. Перед фасадом здания возвышалась колоссальная статуя человека с факелом в поднятой руке, а у его ног стоял малыш, который доверчиво раскинул руки, приемля весь мир. Выглядело это изваяние дикой помесью Родена с советским реализмом.

Охранник направил меня к конторке дежурной, где я обменялась любезностями с хорошо вымуштрованной особой и с ходу заявила, что мне необходимо повидаться с мистером Бельмоном. Может быть, спасая босса от нахальной посетительницы, секретарша будет рада спровадить меня к его заместителю. Она покачала головой. Нет. Мистера Бельмона нет. «Все еще не здоров?» — поинтересовалась я. Видели бы вы, как удивленно воззрилась на меня сия особа. Сведения о состоянии здоровья босса не были, очевидно, всеобщим достоянием, это явно не то, о чем судачат в Руасси. Ну что ж делать! В таком случае, не примет ли меня мистер Дэвю? Она нахмурилась. Вам назначено? Да? Но она об этом ничего не знает… Так узнайте, сказала я, передавая ей свою визитку. Она рассмотрела ее и вернула мне. Я перевела на французский текст визитки. Она кивнула и попросила меня пока присесть. Но в том, как она это сказала, не было ничего обнадеживающего.

Первые полчаса были занятными. Стоило посмотреть на всех этих служащих Бельмона. Красивенькие, но одинаковые, будто родные детки босса, все в начищенной до зеркального блеска обуви, в деловых костюмчиках безукоризненного кроя. Женщины, казалось, особенно тщательно отбирались по единому шаблону, даже носики у них одинаково вздернуты, и на всех сползшие с переносицы одинаковые очечки. Узкие юбочки одинаковой у всех длины, чуть ниже колен, делали их шаги мелкими и дробными, а каблучки весьма чувственно цокали по полированному полу, выстукивая загадочный ритм преуспевающего бизнеса. Даже их волосы были подстрижены одинаково, будто Льюис Брукс пропустил их всех сквозь конвейер, напоследок, выстроив в ряд и собственноручно опрыскав дорогим лаком для волос.

Но и такие наблюдения быстро приедаются, тем более в предчувствии отказа. Секретарша, посматривая в мою сторону, разговаривала по телефону. Наконец, прикрыв трубку рукой, она обратилась ко мне:

— Мадам Вульф?

Я встала и оправила юбку, хотя морщинки от столь долгого сидения теперь останутся на весь день.

— У меня на линии мадам Клер, личный помощник мистера Дэвю.

Мы с мадам Клер уже встречались в эфире, хотя она об этом, возможно, не помнит. Она была не намного любезнее, чем в первый раз. Мистер Дэвю сегодня не появится. Если я напишу письмо с изложением своего дела, она попытается помочь мне сама или договорится с шефом о встрече на будущее. Я объяснила, что с будущим у меня трудности, поскольку в Париже я пробуду дня три, не больше. Еще сказала, что дело крайне важное и конфиденциальное, ибо расследуются обстоятельства смерти молодой британки, одной из прежних сотрудниц фирмы «Авиация Бельмона», и что если мистер Дэвю не сочтет возможным встретиться со мной завтра, я буду вынуждена пригласить его на собеседование в полицейский участок Руасси. Здесь последовала пауза, после которой мадам Клер попросила оставить ей номер телефона, по которому она может мне перезвонить. На этом мы и расстались. Это был не то что триумф, но я ощутила жаркое предвкушение успеха. Я вышла на улочку Руасси в середине дня.

Возвращаясь в Париж, я продолжила умственную работу. Слишком уж быстро покинула я Лондон, не успев зайти в местную библиотеку и заглянуть в общеевропейский справочник «Кто есть кто», так что в моем распоряжении были только английские газеты, предлагаемые пассажирам во время полета. Но ни в одной из них «Авиация Бельмона» не упоминалась. Типично для британцев! Варимся в собственном котле. Теперь же, на станции, в ожидании электрички, я пролистала целую стопку газет и журналов, и хотя на деловых страницах фотографий Бельмона все еще не попадалось, но отчеты его компании — на радость акционерам — мелькали тут и там. Поддержка экспортеров и местных производителей продуктов, создание дочерних компаний, словом, если верить прессе, империя Бельмона стала экономическим чудом. И не столько благодаря усилиям человека, сколько законам, по которым развивается нормальный бизнес. А сам человек, заправляющий делами всей этой империи, нуждается, по мнению миссис Сангер, лишь в целой своре личных ассистентов. Я не могла дождаться встречи с ним.

В отель я добралась часам к трем. Никто не звонил. Я сидела и ждала, но пластиковые жалюзи не улучшали настроения, ведь снаружи, в неожиданно вспыхнувшем солнечном сиянии, сверкал Париж. Самое время было малость выпить и предаться воспоминаниям. Часть дня я потратила на подъем и спуск по эскалаторам Бобура и на подсчет комков жевательной резинки, которую французы имеют обыкновение приклеивать к трубам отопительной системы. Затем, дважды перейдя Сену, я вошла в Тюильри и понаблюдала, как дети, держа на ладошках земляные орешки, кормят белок. Тем временем подступили сумерки и заметно похолодало. Я любила это время суток, да и это время года. Париж зимой выглядел как-то чище, достойнее, раскованнее, что ли, наслаждаясь отсутствием туристов. Кэролайн Гамильтон прибыла сюда (если она сюда прибыла), скорее всего, в мае, когда Париж, ожидая гостей, уже приоделся в кипень свежей зелени и цветущих деревьев, игриво светясь романтикой, навеянной мимолетными интрижками голливудских фильмов. Она, конечно, вполне могла поддаться этому настроению. Еще бы, впервые вдали от дома, а впереди целое французское лето.