Огненный шторм - Дэвид Класс

Она слезает с камня.

— Я тебя учу самому прекрасному, что только есть в жизни. Давай, делай как я.

Раскидывает руки. Бежит по естественной аэродинамической трубе. До странности напоминает птицу. Такой я увидел ее тогда, в сарае, когда она планировала на пол в черном плаще ниндзя.

— Давай, Джек, — зовет она. — Летим со мной.

Мне еще ни одна девушка такого не говорила.

Так что я пытаюсь полететь вместе с ней.

20.00. Ужин.

Тушеные баклажаны. Мисочка риса. Ягоды.

21.00. Отбой.

Перед тем как лечь в постель, я вспоминаю давешний кошмар и выглядываю в окно. Никакого лика смерти во тьме не таится.

Ой, нет! На крыше сидит какое-то чудовище!

Нет, не горгулья.[15] Это Эко. Смотрит на звезды над болотом. Вид у нее грустный-грустный.

Подавляю в себе желание ее окликнуть. Или сесть рядом с ней. Джек, она тебе не друг. Она вся в себе. А в сарае вышибала из тебя дух почем зря. И сейчас тренирует тебя без всякой жалости. По-моему, ей на меня наплевать. А может, она и не умеет никому сочувствовать. Может, ей нечем.

Выполняй ее приказы. Учись у нее. Но не подходи слишком близко.

Падаю в постель. Голодный. Усталый. Все болит. Не знаю, на сколько таких деньков меня хватит. А главное — зачем все это?

Я никогда не научусь бегать в темноте.

Никогда не смогу передвигать песчинки силой мысли.

И, черт подери, уж точно не научусь летать.

25

— А чего ты не раздеваешься? — спрашивает Эко.

Семь утра, мы стоим на пляже. Я обливаюсь потом, в груди саднит. Эко свежа, как майская роза. Мы только что пробежали пять миль по мокрому песку.

Меня тренируют всего несколько дней, но уже чувствуется, какой я стал сильный. В тонусе. В форме. Уже давно приспособился. Да, я запыхался и слегка взмок, зато на последней миле догнал Эко. Мы пришли к финишу ноздря в ноздрю.

Добежали. Уф. Теперь отдохнуть.

Но Эко, конечно, останавливаться не желает. Объявляет, что теперь у нас заплыв на длинную дистанцию.

— Как скажешь. Иди переодевайся в купальник.

— Голышом.

— Эко, только не обижайся. Я никогда не купаюсь без плавок в компании едва знакомых людей.

— Ты стесняешься своего тела?

— Нет, конечно. Дело же не во мне.

— Я видела очень много обнаженных мужчин, — как ни в чем не бывало заявляет она. — Подумаешь!

— Объясни, зачем раздеваться? — спрашиваю. — С какой стати мне снимать трусы?

— Потому что я хочу научить тебя плавать.

— Я умею, — говорю. И чуть не добавляю, что довольно-таки неплохо. Две золотые медали в летней олимпиаде нашего городка. Взял бы и больше, да папа не разрешил: «Почему бы тебе не дать Тому Дженнингсу выиграть заплыв баттерфляем? Его отец будет гордиться».

Но мне не хочется хвастаться перед Эко моими победами. Я уже видел, как она бегает, и видел, как она дерется, и что-то мне подсказывает, что на воде она держится не хуже.

— Поплаваю в трусах.

— Дело твое, — пожимает плечами Эко. — Но лучше, когда к телу ничего не липнет. Особенно если учесть, куда мы направляемся.

И стягивает футболку через голову. Расстегивает спортивный лифчик. Снимает шорты. И трусики. И стоит на песке без всего, только на груди висят красные бусы с кулоном.

Отвожу глаза. Медленно поворачиваюсь обратно. Не могу удержаться и быстро окидываю взглядом ее тело. Первый раз в жизни вижу обнаженную самку своего вида. Пи-Джей во время наших ласк всегда держалась довольно скромно. Оставляла на себе кое-что из одежды, словно лифчик и трусики обеспечивали ей защиту и безопасность.

Эко чувствует себя вполне защищенной в собственной коже. Невысокая мускулистая фигурка. Атлетические бицепсы, мощные плечи. Небольшие крепкие груди. Широкие сильные бедра. Треугольник темных волос.

Перевожу дух. Поднимаю глаза и смотрю ей в лицо. Да пропади все пропадом — Эко улыбается!

Это вторая ее улыбка, адресованная мне.

— Пошли поплаваем, — говорит Эко. — По-моему, тебе не помешает ледяная ванна.

Забегает в море, ныряет в волну. Я за ней. Вода неожиданно холодная.

Вскоре мы уже оказываемся на полмили от суши. Эко поворачивает и плывет параллельно берегу. Плывет — как бежит. Грациозно. Ритмично. Тело — единый механизм.

Я за ней еле поспеваю.

Она останавливается.

— Готов нырнуть? Под нами сто футов.

— Эко, я всегда мечтал научиться нырять с аквалангом, но у нас в городке не было такой секции. К тому же для этого нужен акваланг, ты забыла?

Эко расстегивает ожерелье. Осторожно снимает две красные бусины. Одну проглатывает. Другую протягивает мне.

Катаю бусину в ладони.

— Это что? Витаминка?

— Двухчасовая доза кислорода, — отвечает Эко.

— Кислород — это газ. Его не выпускают в таблетках.

— Не отставай и постарайся без неприятностей, — советует Эко. Потом делает один гребок и уходит под воду, словно русалка в свое тайное царство.

Глотаю красную бусину. Чувствую, как она разваливается на кусочки. Словно таблетка от изжоги. Неужели подействует? Я же не рыба Жабр у меня нет. Я не могу нырять на сто футов без акваланга.

Давай, телепатически сигналит мне Эко.

Не могу. Это же безумие какое-то. Ты с ума сошла. Я утону.

Вот уж не думала, что ты трус.

Еще ни одна девушка меня так не обзывала. Обидно. Между тем красная бусина выделывает у меня в животе разные сальто. И не только в животе. В горле. В легких.

Опускаю голову под воду. Сжимаю губы. Жду, когда зажжется тревожный маячок: «НЕДОСТАТОК КИСЛОРОДА». А потом сирена: «ВЫНЬ ГОЛОВУ ИЗ ВОДЫ!»

Ни маячка, ни сирены. Все отлично:

Давай.

Эко плавает кругами где-то внизу. Ныряю к ней. На уши давит. Сразу становится темно. Вода на поверхности — градусов шестьдесят. Очень быстро падает на десять градусов.

Останавливаюсь. Кругом темнотища, а я одурел. Эко, здесь слишком темно. Слишком холодно. Мне не выдержать такого давления.

Она всплывает ко мне. Я вижу, что кулон у нее на шее светится. Он освещает ей путь и при этом окутывает сиянием все ее тело, словно на ней надет переливчатый комбинезон из теплого света.

Включи часы, Джек.

Зачем?

Укажут дорогу.

Гляжу на часы на левом запястье. Папин подарок. Старомодный циферблат на браслете темного металла. Не знал, что она их заметила. Надеюсь, они водонепроницаемые. Вспоминаю, как они спасли нас с Джиско на Манхэттене — отразили два луча света из автомобиля армии темных сил. Ладно, включайтесь. Зажигайтесь. Сезам, откройся. Крибле, крабле, бумс. Эко, я не понимаю, как это делается.

Перестань считать, что они от тебя отдельно. Представь себе, что это часть тела.

Ладно, поглядим. Вот у меня рука. Вот запястье. На запястье застегнут браслет. Чувствую тяжесть часов. Давление браслета. Браслет нагревается. И часы начинают светиться…

Меня окружает миллион сверкающих точек. Они танцуют вокруг. Обволакивают меня. Согревают.

Мне больше не холодно. Давлению конец. Видно как днем.

Мы спускаемся все ниже. И попадаем в волшебную страну. Со мной такое в первый раз. Почему же мне кажется, что так и надо, словно бы я вернулся домой?

Потому что это и был твой дом. Джек, мы все родом из океана.

Да, но это было довольно давно. На какой мы глубине?

Пятьдесят футов. Без часов ты бы тут ничего не видел.

Внезапно я оказываюсь в гуще цвета и движения. Триста, четыреста, пятьсот рыбин. Поперек морды у них ярко-желтая полоса. Каждая рыба весит фунтов пятьдесят. Огромная стая на экскурсии, а я для них занятный экспонат. Наматывают круги.

Эй, Эко! Это кто?

Сериолы.

Они людей не едят?

Нет. Просто им интересно.

Рыбины уносятся прочь с той же скоростью, с которой приплыли. Приближается крупная приплюснутая тень. В длину футов пять. Красновато-коричневый панцирь. Лапы-ласты с двумя когтями. На суше, наверное, была бы страшно неповоротлива. В воде — воплощение грации.

Морская черепаха-каретта, информирует меня Эко.

Она подплывает к черепахе, и та обнюхивает ее массивным тупым рылом. Эко хватается за панцирь и несется вниз, словно с горки.

Исчезающие виды. Им негде жить. Этой черепахе больше двухсот лет. Она десять раз проплыла вокруг света. Поздоровайся с ней.

Я пытаюсь. Не выходит. Мы не полиглоты.

Извини, Эко, я не знаю черепашьего. Не умею говорить со зверями. Что-то мне никак.

Очень даже «как». Это проще простого.

У меня нет этих частот в диапазоне. Так что там говорит твоя приятельница?

Она ничего не говорит. Она просто живет жизнью морской черепахи-каретты.

Ну тогда я ничего особенного не теряю.

Надо бороться с манией величия. На самом деле люди — отвратительное племя. Нам была дана великая сила, а мы обошлись с ней по-идиотски.