В плену страстей - Ферн Майклз

– Что ты имеешь в виду? Калеб решил ошеломить ее.

– Похоть, – коротко произнес он.

Услышав это слово, Рэн подскочила и, резко замахнувшись, влепила ему пощечину.

– Похоть! – взвизгнула она. – Это то, о чем вы с отцом все время думаете, да? Малькольм не такой! Что же случилось с любовью? О нет, у тебя это похоть. Ты мертв внутри! Так, Калеб? У тебя нет никаких чувств, только животные потребности, которые должны быть удовлетворены за счет женщины. Животное!

Удивленный силой, таившейся в изящной ручке, Калеб встал и схватил девушку за запястье, прежде чем она успела нанести очередной удар. Он прижал Рэн к себе и посмотрел ей в глаза.

– Никогда больше не делай этого. Если такое повторится, я забуду, что джентльмен, и отвечу тем же.

Рэн с вызовом глядела ему в лицо, губы ее дрожали.

Калеб почувствовал, как от ее близости по всему телу разливается тепло и сердце бьется быстрее. Нежный аромат волос Рэн не давал Калебу покоя. Ему захотелось унять дрожь ее губ, увидеть, как густые черные ресницы прикроют пылающие глаза, и узнать, что он именно тот мужчина, который может заставить Рэн радостно вздыхать в его объятиях. Она тоже что-то испытывала. Калеб почувствовал это, когда девушка пробовала вырваться из сильных его рук. Он отпустил ее, следуя своему закону: всегда отпускай женщин, чтобы они пожелали большего, воображая, что могло бы произойти.

Глаза Калеба стали насмешливыми.

– Есть дети, а есть женщины. В тот день, когда я увижу, что ты превратилась в женщину, я сообщу тебе об этом. А теперь беги в свою детскую и надень туфли, пока тебя не увидели Сирена с Риганом.

Взрослые леди не бродят босиком в присутствии джентльмена, и брат он или нет – это неважно.

Pэн пришла в ярость. Ребенок! Не женщина! Она выглядела смешно, когда занесла руку для ара, а Калеб, предвидя ее движение, быстро отступил назад – и Рэн, потеряв равновесие, полетела на влажную от росы траву. Калеб и пальцем не пошевельнул, чтобы помочь девушке встать на ноги. Он наблюдал за ней с улыбкой на лице, покачивая головой, словно давая понять, что она действительно еще не доросла до женщины.

Ослепленная от ярости и унижения, Рэн потянулась и схватила обеими руками Калеба за лодыжки. Прежде чем он успел сообразить, что же произошло, он уже лежал на траве рядом с Рэн.

– Свинья! – закричала она. – Ты мне больше не брат! Ты не что иное, как отвратительное животное!

– Неужели? Дай-ка я покажу тебе, какое я «отвратительное животное», – прорычал Калеб, хватая Рэн за плечи и привлекая к себе.

Он медленно приблизил к ней лицо и заглянул в глубину глаз. Его губы были нежны и требовательны, а руки все крепче сжимали дрожащие плечи девушки. Пальцы Калеба нащупали шпильки в ее волосах и вытащили их. Длинные распущенные волосы Рэн отгородили их, как занавесом, от всего мира, губы молодых людей сомкнулись, и ни один из них не хотел, чтобы это мгновение когда-нибудь закончилось.

В мозгу Калеба сработал какой-то предостерегающий механизм. Он должен помнить, где находится и что делает. А делает он одолжение своему отцу, поцелуем показывая Рэн, что еще один мужчина нашел ее привлекательной и желанной. «Я не должен забывать об этом!» – сказал он себе. Руки его ласкали юное тело Рэн, а губы не отрывались от ее уст. «Почему Риган беспокоится?» – беспечно подумал он, когда Рэн ответила на поцелуй. Где-то в глубине возбужденного сознания он отметил ее тихий страстный стон и понял, что выиграл. Нежно целуя девушку, он заглянул в ее полуприкрытые глаза. Они оба ошибались – он и Риган: Рэн больше не ребенок, она стала женщиной.

Собственные чувства Калеба притупились от великолепия поцелуя, тело расслабилось от нахлынувшего тепла, поэтому он не ощутил, как Рэн выскользнула из его объятий и оказалась сверху, прижав к земле его руки. Путаясь в юбках, она подняла колено и изо всей силы ударила Калеба в пах, а пока он пытался успокоить спазмы в животе, девушка нанесла удар в челюсть.

– Я говорила уже, что ты свинья. Ты отвратительное животное. Ты знаешь, что я собираюсь выйти замуж за Малькольма, и стараешься соблазнить меня. Гадкое животное! – прошипела Рэн яростно.

Открыв затуманенные болью глаза, Калеб понял, что бессилен предотвратить очередной удар: он принял его прямо между глаз и откатился назад, прижав к груди колени и прикрывая их руками.

– Будь ты проклята! – хрипло выругался он.

– В следующий раз, когда захочешь посмеяться надо мной, Калеб ван дер Рис, подумай хорошенько!

После этих слов Рэн рассмеялась, и Калеб чуть не обезумел. Боже, как ему знаком этот смех! Так всегда смеялась Сирена, когда бросала вызов врагу и побеждала!

– Ты можешь лежать здесь и страдать до второго пришествия, – сквозь стиснутые зубы процедила Рэн.

Мутными от боли глазами Калеб наблюдал, как девушка, подобрав юбки, изящной походкой направилась к дому.

– Черт бы тебя побрал! – слабым голосом крикнул он, когда почувствовал новый приступ боли.

Калеб попытался подняться, но снова упал на спину; загорелое лицо побледнело, и он чуть не задохнулся от невыносимой боли в паху, голова раскалывалась. Боже, как только Риган мог попросить об этом «маленьком одолжении»! И где, черт возьми, Рэн научилась так драться?

Калеба обнаружила Сара, когда вышла в сад на последнюю прогулку под лондонским солнцем. Ей хотелось пройтись по улицам и запечатлеть виды и звуки города в памяти, но при мысли о том, что ей придется появиться прилюдно в невзрачном платье, на котором настояли родители, Сара не решилась выйти за ворота. Она нутром чувствовала, что никогда больше не увидит Лондона. И Малькольма тоже. Сердце ее разрывалось от досады, что он видел ее в этом черном мрачном платье пуритан. Фанатики – так называл Малькольм последователей Кальвина.[4] Фанатики! Сара горько усмехнулась. Выбора нет: она обязана повиноваться родителям; по крайней мере, пока. Погруженная в эти невеселые мысли, девушка чуть не споткнулась о тело, скорчившееся на лужайке. Сара опустилась на колени, в голубых глазах стояли слезы, но не из-за мужчины у ее ног, а от жалости к себе.

Калеб перевернулся на бок и открыл один глаз.

Сквозь красный туман он увидел черную, похожую на призрак фигуру, которая, казалось, бесшумно приплыла ниоткуда и присела отдохнуть рядом с ним. Проклятие! Он, должно быть, умирает, а стервятники слетаются, чтобы добить его! Будь проклята Рэн и ее злорадный смех! Смех, как у Сирены в те давние дни в море! Какой позор! С ним, Калебом ван дер Рисом, не могло такого случиться. Подобное могло произойти с кем угодно, только не с ним.

– Лежи спокойно, – прошептал «призрак». – Я схожу в дом за помощью.