Летняя Love story - Ксения Беленкова

Посреди коротко подстриженного газона красным прыщом возвышался кирпичный дом, в дальнем углу участка к забору примкнул новенький сруб бани. Хорошо, что поселковые деньги еще не дошли до председательского забора, и мы легко прошмыгнули на участок через небольшую прореху в штакетнике.

Пробраться в дом не представлялось возможным, а на участке не за что было глазом зацепиться. Мы тихонько поднялись по каменной лестнице на крыльцо и попытались подергать дверь – глухо. Вдруг Пашка со всего маха пихнул меня в бок.

– Смотри-и-и! – сквозь зубы проскрежетал он.

Я проследила за Пашкиным взглядом и увидела под длинной лавкой у дальней стены крыльца один из тех страшных мешков. Он неуклюже завалился набок и был слегка приоткрыт. Из мешка что-то выглядывало. Что-то темное, вроде покрытой волосами головы.

Я открыла рот, чтобы закричать, но спазм сковал горло, не позволяя выйти ни одному звуку. Пашка стоял рядом белый, как простыня. Потом, видимо, взяв себя в руки, он начал медленно приближаться к мешку. Щенок, которого я взяла для конспирации, тявкнул у меня на руках, мы вздрогнули.

Пашка подошел вплотную к скамье, под которой лежал мешок, и осторожно пнул его ногой. Торчащая из отверстия голова покачнулась и выкатилась наружу. Мы завизжали и сбежали с крыльца.

– Ничего страшного, мертвая голова нас не укусит, а дело надо довести до конца! – заявил обнимающий меня трясущимися руками Пашка.

Он выдохнул и начал подниматься по лестнице обратно. Я зажмурилась, хотя все равно снизу ничего не смогла бы увидеть.

Вдруг раздался Пашкин смех.

– Солнцева, иди скорей сюда, ты должна это видеть! – покатываясь со смеха, фальцетом завывал Пашка.

Не совсем понимая причину Пашкиного смеха – поди, помешался от страха, – я осторожно поднялась по ступенькам.

Мешок широко раскрыл свою пасть, и из него вылезла добрая часть внутренностей – пакеты из-под кефира, консервные банки, бутылки… Венчала картину «голова», оказавшаяся не чем иным, как древней меховой шапкой.

– Мусор, – в недоумении констатировала я.

– Помойка! – поддержал, продолжая гоготать, Пашка.

Мне показалось или на самом деле мимо пролетел мыльный пузырь и, сев на старую меховую шапку председателя, лопнул – «пх»?

Ну да, все становилось на свои места! У Феликса Петровича сломалась машина, отвозить отходы своей жизнедеятельности на свалку в километре от поселка он не мог, и не придумал ничего лучше, чем закапывать мусор в лесу…

– Завтра пятница, накопил за неделю, – приговаривал Пашка, щелкая вокруг мешка фотоаппаратом. – Ну, мы ему устроим захоронение отходов… Будет знать, как наш лес загрязнять!

24 августа

Ранним утром председатель скинул с плеча мешок и вонзил свою лопату в землю. В тот момент мы вышли из-за елок.

– А что это вы тут делаете, а? – спросил Пашка, оскорбительно посмеиваясь.

Председатель на минуту опешил.

– А вам какое дело? – пробурчал он неуверенным голосом.

– А может, мы эти, зеленые… Если не хотите, чтобы мы все рассказали дачникам, вам придется выполнить наши требования.

– Да кто вам поверит, сопляки?

– Сопляки не сопляки, а фотоаппарат имеем. Улыбочку! – сказал Пашка и сверкнул вспышкой.

– Фотоаппарат и потерять случайно можно в лесу, – не сдавался председатель.

– Так у меня дома еще одна карточка лежит. Там много чего интересного, уверяю вас!

– Что вам надо? – недовольно гаркнул председатель.

– Да ничего особенного: выполните свое обещание и поставьте наконец мусорный контейнер возле нашего поселка! – набравшись мужества, выпалила я. – А то мы каждый год взносы платим, вы же только обещаете их на нужды поселка тратить. К вашему сведению, не у всех дачников есть машина. Бабушка Бурундукова вынуждена с мешочками по два километра шагать, чтоб от мусора избавляться! А вы кучу песка по дороге разбросаете, и вроде как на это все деньги ушли, а сами бани строите…

– Будет вам контейнер! – грубо прервал меня Феликс Петрович и, закинув мешок обратно на плечо, быстро потопал по направлению к поселку.

25 августа

Приехали родители. Мама в ужасе от щенка. Я заявила, что расстаться с ним не могу по причине великой привязанности.

Папа взял пса на руки и долго разглядывал.

– А ведь он породистый! Натуральный жесткошерстный такс. И кто таких выбрасывает?

Пес лизнул папу в нос, а я рассказала историю про злостную тетю Настю.

Это подействовало на маму – из чувства противоречия и ощущения превосходства над тетей Настей она согласилась взять щенка.

– Как его хоть звать-то? – спросила мама, смирившись с новым членом семьи и поглаживая пса.

– Не знаю. Пока я Собакиным зову, но готова хоть на Сигизмунда, лишь бы вы разрешили его оставить!

– Ну что ж, Сигизмунд Собакин, добро пожаловать! – весело сказал папа.

И я была бы совсем счастлива, если бы завтра утром не надо было уезжать в Москву.

Вечером мы собрались у Машки на «закрытие сезона». Тут были и председатель с тетей Настей, и Бурундуковы, и новобрачные пенсионеры, и даже бабушка Дениса Бубенцова. Кузькины гордо подали к столу цесарку в яблоках. Я сказала, что была знакома с ней лично, и есть отказалась. Пока все наслаждались вкусом пернатого бывшего члена семьи, мы с Пашкой сидели в обнимку у костра и пытались запомнить каждый миг этого вечера. Костер тихо потрескивал, вечер был на редкость теплый, деревья шелестели листвой над нашими головами, и мне хотелось просидеть вот так, рядом с Пашкой, всю жизнь…

26 августа

Ночью была гроза.

Сквозь сон я слышала, как за окном идет, идет, идет дождь…

Перед отъездом простилась с Пашей. Мы пообещали каждый день созваниваться и встречаться при первой возможности. Говорят, разлука для чувств – как ветер для огня. Маленькую искру она потушит, а костер раздует в пламя. Хотя, по мне, любовь – это скорее свеча, которая горит, пока не закончится фитилек. И никогда не знаешь, длинный он или короткий…

Потом меня потискали бабушка с дедом – они оставались на даче до конца сентября.

Собакин с готовностью запрыгнул ко мне на колени, когда я села в машину.

Каникулы заканчивались, впереди уже маячили школьные уроки, домашние задания…

Мои тяжкие раздумья прервал возглас папы:

– Ну, наконец-то, не прошло и лето! Мусорный контейнер установили!

Дорога виляла между канав и берез. Я уезжала из «Розовых зорь» в осень.

27 августа

Москва.

Я опять весь день сидела на стиральной машинке. Собакин настороженно наблюдал за невиданным процессом из коридора. А вообще освоился он неплохо – быстро сориентировался, где еду дают, куда спать ложиться. Сегодня схожу, куплю ему поводок.