Артековский закал - Алексей Диброва

Один матрос подошёл к нам и спросил:

— Откуда, юнги, плывёте? С какой коробки?

Потом начал вслух читать надписи на наших бескозырках:

— Что-то не слыхал такого корабля. Учебный что ли?

Пришлось разъяснить ему, что мы из крымского лагеря «Артек». Ночью сонных ребят растолкал Карпенко:

— Поехали! Подошёл товарный эшелон!

Залезли в первый попавшийся вагон. Через несколько минут поезд тронулся, станционные огни поплыли назад. На душе стало спокойнее — едем! В вагоне лежали мешки с цементом, двери были раскрыты настежь. Ветер спокойно закручивал фонтанчики пыли. Никто не садился, было ужасно холодно.

Карпенко предупредил:

— На месте не стоять! Ходите, бегайте, прыгайте, пляшите! Ибо замёрзнете на сосульку.

Ему с трудом удалось закрыть дверь с одной стороны, закрыли люки на окошках, — сквозняк немного уменьшился, но от этого теплее не стало. Через несколько часов утомительного пути пассажиры вконец перемерзли и на каком-то полустанке вылезли и побежали к железнодорожной будке. Тёплое помещение едва вместило замерзших, измученных бессонницей людей. Каждому хотелось пробиться к докрасна накалённой углём плите, отогреть бесчувственные конечности. Железнодорожный начальник кричал, ругался, угрожал неведомо чем, требуя очистить помещение, но никто не реагировал на его брань. Он устал кричать и утихомирился.

Через полчаса загудел паровоз — эшелон двинулся дальше. Пассажиры выскакивали из тёплого помещения, на ходу цеплялись и влезали в вагоны. Мы снова ехали на цементе, снова прыгали и плясали, размахивали руками и ногами. Но через минуту конечности снова мёрзли, а мы не могли отдышаться. Хотелось сесть, прилечь, смежить сонные веки, но Карпенко был неумолим, требуя:

— Не стойте! Двигайтесь! Нужно потерпеть ещё немного, и вы спасены!

Милый, хороший, строгий наш спаситель! Как хорошо, что в ту трудную минуту ты оказался рядом с нами, что сумел уберечь нас от беды.

На следующей станции эшелон остановился. Мы потащили свои вещи в помещение. Немного обогрелись и начали клевать носом. Тем временем Карпенко разведал, что в нашем направлении будет двигаться воинский эшелон и уже упросился к солдатам в теплушки. Они с Дорохиным поместились в один вагон, а мы втроём — в другой. Пожилые бойцы расспросили, кто мы и откуда, дали покушать, а потом уложили возле себя спать.

На станции Воропаново мы расстались, поблагодарив солдат. Они подарили каждому по пилотке:

— Хотя и не зимний убор, но всё же теплее ваших бескозырок! — говорил похожий на отца боец.

Отсюда к Сталинграду ходил рабочий поезд. На рассвете мы втиснулись в переполненный вагон и в обед прибыли в Сталинград. Просторное вокзальное помещение гудело, как взбудораженный улей от массы людей. Мы приютились возле стенки и, в первую очередь, пообедали остатками пищи. От частого изменения температуры хлеб и колбаса превратились в сплошную хлеболиверную массу. Её можно было кушать только пригоршнями.

Карпенко сразу же ушёл в областной комитет партии разузнать, куда уехал Артек, выхлопотать продуктов, а мы с Дорохиным вмиг уснули.

СТАЛИНГРАД

Всегда вперёд, после каждого совершённого шага готовиться к следующеему, все свои помыслы отдавать тому, что ещё предстоит сделать.

Сквозь сон мне показалось, что кто-то звал, голос был знакомый, показалось, будто Гурий Григорьевич хочет достать меня из оврага, куда я свалился с брынзой. Будто меня вязали верёвкой и тащили вверх, а в руках была бочка с брынзой. Я раскрыл глаза и первое, что я увидел, были белые фетровые сапоги. Я поднял глаза на владельца этой обуви и встретился со смеющимся взглядом Гурия Григорьевича, а Дорохин будил всех остальных. Я вскочил, не веря своим глазам. Прошло более пяти недель после отъезда Артека из Нижне-Чирской и мы успели соскучиться по своему начальнику, как по родному отцу.

— Ну, здравствуйте, хозяйственники! Крепко устали? — тепло обратился он к нам, поочерёдно пожав каждому руку своей широкой ладонью, потом распорядился:

— Мигом собирайтесь, поедем в баню, а потом в лагерь! Мы уже вас давненько поджидаем.

— Разве лагерь здесь? — почти одновременно закричали мы.

— А где же ему ещё быть? Здесь он, в Сталинграде.

— А что ребята делают? А почему вы не уехали в Среднюю Азию? А в школу ходят?

— Тра-та-та-та! Сдаюсь, сдаюсь! — и Гурий Григорьевич поднял вверх руки. — Вот приедем в лагерь и все ваши вопросы разрешатся. Пошли!

После бани, когда вечер зажёг тысячи огней над городом, мы подходили к четырёхэтажному зданию — бывшей школе по улице Кронштадской, где на верхнем этаже разместился Артек. В коридоре нас ожидали ребята старшей группы, а Володя Николаев за всех закричал:

— Ура-а-а-а папанинцам! — и погладил по шлемe Заблоцкого.

Ребята жали руки друзьям. Обнимались, словно после долгой разлуки, а прошло всего около месяца.

В просторном классе размещались мальчики, в другом — девушки, следующий класс служил столовой и красным уголком, а в крайнем — был вещевой склад и жил Ястребов.

Сегодня на ужин мы немного опоздали, но нас тотчас повели в столовую. Обслуживал старший официант Жора Костин. Он уверенно двигался с подносами между столиками и скороговоркой сыпал:

— Присаживайтесь, пожалуйста, с дороги и чувствуйте себя, как дома. Мы вас обслужим, как в ресторане!

— А ты там разве работал? — спросил кто-то из коридора.

— Закрой дверь, мелюзга! — набросился на него Жора.

После дорожной ливерной каши мы действительно облизывали пальцы, и в этом была забота, конечно, не одного Жоры. Просто нас сегодня кормили как гостей.

Долго после отбоя ребята не давали нам уснуть, всё расспрашивая о наших последних днях на Дону, о мытарствах в дороге, а нас познакомили со сталинградскими новостями.

Утром новоприбывшие припали к окнам. Город громадился серыми домами, справа виднелась водонапорная башня хлебозавода, а вдали по высокой насыпи следовал эшелон, на платформах под брезентом стояли танки. «Здесь ведь находится тракторный завод!» — вспомнил я из географии, а позади послышалось:

— Давайте, ребята, посчитаем, сколько сегодня фрицам «подарков» поехало! Один, два, три… — считал кто-то танки на платформах, словно подаренные годы весенней Кушкой в лесу.

— Ежедневно постольку идёт на фронт новеньких, — заметил Слава, — а нужно бы ещё больше!

— А что слышно о брате Борисе? — поинтересовался я.

— Абсолютно никто не откликается, — с горечью ответил Слава. — Да и как разобраться в такой суматохе, сколько людей переместилось, — попробуй разыскать человека в таком бурлящем океане.