Мифология греков и римлян - Алексей Лосев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, известно, что новорожденный Зевс на Крите потерял свой пуп (Callim. Hymn. I 44 и сл.). Для нас сейчас это не просто глупость, но попытка изобразить решительный отказ нового бога от связи с породившей его матерью.
Зевс просит Гефеста разбить ему голову; и когда тот это сделал, то из головы Зевса появилась Афина Палла–да в полном вооружении (Hesiod. Theog. 886—900). Для нас сейчас это тоже не просто нелепость, но свидетельство возросшего патриархата, желающего всячески принизить значение женщины и сделать ее ненужной, причем даже в ее чисто женских функциях.
Зевс мыслится как непосредственный прародитель всех вообще героев на земле. Не без влияния эллинисти–ческо–римского свободомыслия распространенным являлось искаженное понимание мифов о многочисленных браках Зевса (не без привнесения известной фривольности). До применения марксистской теории при исследовании мифологии никто не понимал Зевса как символ патриархата, как символ бесконечной значимости мужского индивидуума и как символ героического века мифологии, когда весь героизм возглавлялся одним универсальным и космическим героем Зевсом и когда всякий героизм на земле мыслился проистекающим именно от него. Все главнейшие герои античной мифологии либо прямо порождены Зевсом от смертных женщин, либо являются его более или менее отдаленными потомками. Своего самого великого сына и героя — Геракла Зевс порождает путем нескольких предварительных браков: он вступает в брак с Ио, затем — с ее отдаленным потомком Данаей (откуда Персей) и только уже после этого — с потомком Персея Алкменой, которая и рождает Геракла.
Его законная супруга Гера постоянно его ревнует и преследует его побочное потомство. Подобного рода сцены мы находим уже у Гомера. Однако эта ревность есть только весьма неглубокий перевод на позднейший бытовой язык когда–то бывшей грандиозной борьбы женщин за свое мировое владычество и отголосок древнего матриархата, сведенного теперь на охрану моногамной семьи и на защиту достойного положения в ней женщины.
9. Социально–политические перевороты. Наконец, какие–то вполне определенные изменения в социальных отношениях, а вернее сказать, даже перевороты тоже были характерны для той эпохи. Относить ли Тезея к началу этой эпохи, или к ее середине, или к ее концу, но позднейшая традиция именно с этим героем связывала новое социальное устройство Аттики, приписывая ему введение сословного деления граждан вместо прежнего, чисто родового. Что тут мифического и что тут реально–исторического и какова хронология Тезея — судить об этом трудно. Но важно то, что греческая мысль связывала этот социальный переворот именно с Тезеем — другом Геракла и непосредственным предшественником Троянской войны.
IV. РАЗЛОЖЕНИЕ ГЕРОИЧЕСКОЙ МИФОЛОГИИПатриархат существует только до тех пор, пока имеется в том или ином виде гармония между отцовской семьей и общинно–родовым строем, т. е. пока одно другому здесь помогает. Дальнейшее развитие и усиление отдельных семей или домашней общины означает уже такой рост производительных сил, который не вмещается в рамки родовой общины. Этот рост отдельных семей и падение родовых авторитетов в конце концов приводит к рабовладельческому государству. Но у Гомера есть только отражение далеко зашедшего вперед разложения общинно–родовой формации.
1. Переходный характер гомеровских поэм. В героическом эпосе мы находим уже так называемые фратрии, т. е. объединение родов, и изображение союза племен. Отдельный род уже не в состоянии был сам поддерживать свое существование. Развитие частной собственности и частной инициативы ведет к образованию сословий. Это у Гомера представлено очень ярко.
Появляется родовая знать, или крупные землевладельцы, купцы, полусвободные переселенцы, батраки и даже нищие. Ярко представлено и патриархальное рабство. Цари ведут себя и живут довольно демократически, постоянно встречают критику и постоянно сами критикуют друг друга. Значение совета старейшин при них заметно растет; растет и роль народного собрания.
Энгельс характеризовал подобного рода строй как военную демократию. Это был переход от господства родовой знати в условиях общинно–родовой формации к республике рабовладельческой. Могло ли такое новое положение вещей никак не отразиться на мифологии?
Отцом богов и людей у Гомера продолжает считаться Зевс, но встречаем уже тексты, где его власть изображается далекой от какого бы то ни было абсолютизма. Он многого не знает, его обманывают собственные жена и дочь. Другие боги тоже начинают изображаться почти юмористически. Постоянные ссоры и драки, мелкобытовые заботы сильно снижают образ этих богов. У богинь роскошные туалеты и чисто женские слабости.
От богов не отстают и герои. Эти герои капризничают, пренебрегают военными обязанностями из–за любовных дел, постоянно изменяют своим женам, проводят много времени за пирами. Эта мифология была отражением конца родовой общины.
Гомеровский эпос в этой части отражает переходную ступень между старым, суровым героизмом и новым, утонченным и изнеженным. Примеров беззаветного героизма, всякого рода воинской и мирной доблести у Гомера сколько угодно. Но зато у него же сколько угодно примеров изнеженности и религиозного равнодушия, доходящего до полного свободомыслия и прямой критики авторитетнейших из богов. Это — несомненно канун антимифологического мышления.
2, Поздний героизм. Люди заметно смелеют в этой мифологии, и их свободное обращение с богами заметно растет.
Многие герои начинают вступать в состязание с богами. Дочь Тантала Ниоба считала себя красивее Латоны и, окруженная многочисленными детьми, более счастливой, чем та, имевшая только Аполлона и Артемиду. Правда, последние перебили всех детей Ниобы, и та с горя превратилась в скалу, с которой полились ручьи ее слез. Сатир Марсий состязается с Аполлоном в музыке (Ovid. Met. VI 382—400). Певец Фамирид вступает в музыкальное состязание с Музами, в наказание за что делается в дальнейшем слепым (Ил. II 594—600).
Лидийский царь Тантал, который и сам был сыном Зевса, и пользовался благоволением богов, приглашавших его на Олимп, возгордился своей властью, своим огромным имуществом и своей дружбой с богами, в результате чего похитил с неба амбросию и нектар и стал раздавать эту божественную пищу обыкновенным людям (Pind. 01. I 55—64). Сизиф подсмотрел, как Зевс ухаживает за Эгиной, и тоже стал разглашать эту тайну среди людей (Paus. II 5, 1). Царь Иксион влюбился ни больше ни меньше как в Геру, супругу верховного бога Зевса, и, обнимая тучу, думал, что обнимает Геру {Pind. Pyth. II 21—48). Титий влюбился в Латону, мать Аполлона и Артемиды, за что и был убит этими последними (Ил. XI 576—581). Тантал, кроме того, осмелился угостить богов жареным мясом своего собственного сына (Pind. ΟΙ. I 37—54), а Сизиф пытался обмануть Аид и просил вернуть его на землю якобы для того, чтобы воздействовать на свою будто бы неблагочестивую супругу (Hesiod. Theog. 700—718). Ахилл у Гомера бранит Аполлона последними словами за укрывательство его врага Гектора. А греческий герой Диомед даже вступает в рукопашный бой с Аресом и Афродитой, валя первого на землю и раня вторую в руку (Ил. V 330—339, 846—864). Салмоней и вовсе объявил себя Зевсом и стал требовать себе божеских почестей (Verg. Aen. VI 585—594). Конечно, все эти неблагочестивые или безбожные герои терпят, по мифам, то или иное наказание. Да иначе не могло и быть, покамест существовала мифология, т. е. покамест боги были богами, а герои героями. Но разложение мифологии здесь совершенно очевидно, и это показательно как канун того периода греческой истории, когда мифология либо исчезает окончательно, либо допускается только в служебном и переносном смысле.
3. Мифы о родовом проклятии. Для эпохи разложения героической мифологии характерны мифы о родовом проклятии, которые рассказывают о гибели в том и другом роде нескольких поколений подряд.
Фиванский царь Лаий украл ребенка, отец которого за это его проклял. Отсюда — известные мифы о гибели фиванских царей. Лаий погибает от руки собственного сына — Эдипа. Эдип женится на своей матери Иокасте, не зная того, что она его мать. Иокаста же, узнав, что Эдип ее сын, кончает самоубийством. Сыновья Эдипа, Этеокл и Полиник, гибнут, вступив в рукопашный бой; сын Этеокла Лаодамант гибнет от напавших на Фивы сторонников Полиника, а сын Полиника Ферсандр гибнет перед Троянской войной от Телефа в Мизии, куда греки попали по недоразумению вместо Трои.
Общеизвестны преступления Тантала. Но они были умножены его потомством. Сын Тантала Пелопс за обман своего возницы Миртила, которому он пообещал полцарства за помощь в победе над царем Эномаем, подпадает под проклятие Миртила, в результате чего его сыновья Атрей и Фиест находятся всю жизнь во взаимной вражде. Атрей по недоразумению убивает своего собственного сына, подосланного Фиестом; за это он угощает Фиеста зажаренным мясом его, Фиеста, детей. Свою жену Аеропу, способствовавшую козням Фиеста, он тоже бросает в море и подсылает сына Фиеста к самому Фиесту, чтобы его убить; но этот сын, понявший козни Атрея, убивает Атрея. Оставшиеся в живых два сына Атрея ведут жесточайшую Троянскую войну, по окончании которой одного из них, Агамемнона, из ревности и мести убивает его собственная жена Клитемнестра. Клитемнестру и ее любовника Эгисфа, который был сыном все того же Фиеста, убивает сын Агамемнона и Клитемнестры Орест, за что последнего преследуют подземные мстительницы — Эриннии. И характерно, что очищение от своего преступления Орест получает не только в святилище Аполлона в Дельфах, но и в Афинах, по решению светского суда под председательством Афины Паллады. Другими словами, выход из общинно–родового тупика возникает на путях афинской государственности и гражданственности, т. е. уже за пределами общинно–родовой формации.