Рондо смерти - Владимир Дугин

Эти люди недаром занимали высокие места в мафиозной иерархии. Ни следа испуга я не заметил на их лицах, они спокойно сидели в своих креслах, а бритоголовый даже слегка наклонился вперед, чтобы лучше видеть происходящее, точно разворачивающаяся перед ними сцена происходила не наяву, а на экране телевизора.

— Браво, браво! Вы подтверждаете свою славу отличного бойца, — все так же спокойно сказал человек в красном халате. — Но хорошие бойцы есть и у нас, даже еще лучшие, чем вы, смею уверить. Нам от вас нужно другое ваш интеллект, ваша интуиция.

Его спокойный тон подействовал на меня, как ушат холодной воды на мартовского кота.

— Я вижу, вы разволновались, — продолжал он. — Ладно, хотя вы и испачкали мне пол, я сдержу свое слово и отпущу вас. Подумайте на досуге о моем предложении, а позже мы найдем способ связаться с вами.

Я не заметил ни жеста, не услышал ни слова команды, но тяжелая портьера на боковой двери отошла в сторону, открыв стоящих за ней молчаливых рослых парней в пятнистой десантной форме с автоматами наперевес. Один даже держал немецкий пулемет МГ-42. "Так вот чем объясняется их хладнокровие! — с некоторым разочарованием подумал я. Стоило мне пересечь невидимую черту, как струя пуль срезала бы меня". Я бросил кинжал на пол.

— Проводите гостя, — произнес человек в халате. Нужно отметить, что за все это время остальные не проронили ни слова, выражая свое отношение к происходящему лишь редкими кивками да покашливанием.

— Вам завяжут глаза, советую не сопротивляться, — сказал мой собеседник, и голос его прозвучал для меня, как удар похоронного колокола.

18

Хрущi над вишнями гудуть.

Несмотря на мои опасения, меня действительно отпустили живым и невредимым. Я мог представить, какие чувства испытывали охранники после того, как я вопреки всем их стараниям "испачкал пол" в холле босса. Но дисциплина в этом клане была настолько сильна, что они не выдали своих эмоций ни единым неприязненным взглядом, лица их были совершенно бесстрастными, как будто происходившее их никак не касалось. Мы расстались в лесу, и пока я развязывал руки и снимал повязку с глаз, пока добирался, то и дело спотыкаясь в темноте о корни деревьев и продираясь сквозь кусты, до шоссе, пока дождался машины, водитель которой не побоялся взять незнакомого человека, прошла большая часть ночи.

Итак, первый ход сделали они, и следовало воспользоваться этим. Я проявил достаточно твердости, чтобы мое согласие сотрудничать с ними не выглядело бы игрой в поддавки. Теперь надо было бросить им настолько жирный кусок, чтобы они увлеклись его смакованием и поверили в мою искреннюю готовность работать на них. Таким куском сала на крючке мышеловки стала фотокопия текста шифровки, которую я сохранил на всякий случай, отдавая материалы о «Суассоне» своему преемнику. Ясно видимые на отпечатке реквизиты не оставляли сомнений в подлинности документа. Взамен я получил десять тысяч долларов крупными купюрами, и ко всем моим заботам прибавилась еще одна: куда спрятать эту пачку, чтобы ее не обнаружил случайный квартирный вор. О своей "измене долгу" я не стал информировать начальство, опасаясь, что это сразу же станет известным моим новым работодателям. Такая временная двойная игра иногда практиковалась, и то, будет ли она наказана или одобрена, зависело только от конечного результата. "Победителей не судят", это изречение Екатерины II все еще имело силу. Ну, а если потерпишь поражение, то получишь за все сразу — по совокупности, как говорится в Уголовном кодексе. Руководство в таких случаях становилось в позу Пилата и умывало руки, не желая в то же время сковывать инициативу, которая при удаче могла принести заслуженные по должности лавры.

Но как, однако, жизнь вносит свои коррективы в самые, казалось бы, тщательно разработанные планы! Мои противники, в начале нашей игры желавшие только отделаться от меня любым способом, постепенно «эволюционировали» до признания моих талантов, причем, не только в умении охранять свою шкуру и скрываться от слежки. Они, точнее, "человек в красном халате", ибо на лице старика-грека (или армянина) читались лишь неумолимая жестокость и безмерная алчность, а щеголь-"клубмен" выглядел довольно недалеким типом, сообразили, какую пользу могут извлечь, не превращая меня в труп, а переманив, «перекупив» на свою сторону.

Действительно, в моем послужном списке, тщательно изученном ими вплоть до псевдонимов, числилось несколько дел, которыми я мог гордиться. Дела эти были успешно завершены сугубо интеллектуальным методом, "на кончике пера", при помощи — скажу без ложной скромности энциклопедических обширных знаний, четкой логики, тонкой интуиции и умелого использования вычислительной техники, а вовсе не физической силой, отвагой и головоломными приемами из арсенала восточных единоборств. Кроме того, благодаря своему положению, я имел доступ ко многим интересующим их секретам…

Словом, чем дольше я над всем этим размышлял, тем больше мне казалось, что десять тысяч долларов — мизерная цена, отчасти даже унизительная, за «аса» моего уровня. И если бы не моя заинтересованность в том, чтобы «продаться», стоило бы с презрением отвергнуть их жалкую подачку. Но, увы, приходилось довольствоваться тем, что дают. Не на базаре!

В настоящей игре я преследовал две ближайшие цели, хотя в перспективе их могло быть гораздо больше. Во-первых, мне хотелось получить вторую часть ключевого параметра, которая была записана на кольце номер два. Во-вторых, уточнить, что имел в виду "человек в красном халате", когда намекнул на некие грандиозные планы, в осуществлении которых я мог бы быть им полезным. Интуиция подсказывала мне, что эта троица замышляет нечто весьма серьезное. Обстановка, складывающаяся в стране, способствовала развитию организованной преступности, мелкие банды и группировки теневых дельцов возникали повсюду, росли, как на дрожжах, и тяготели к слиянию, что давало им возможность осуществлять операции все более и более крупного масштаба. Недаром в одном из перехваченных писем известного в уголовных кругах "вора в законе" была фраза, попавшая на страницы газет: "Наступает наше время!"

Помимо всего, следовало позаботиться о безопасности Вероники. Хотя мой взрыв негодования после того, как главарь цинично заявил о возможности взятия ее в качестве заложницы, был на девяносто процентов игрой и преследовал целью спровоцировать охранников на рукопашный бой, в исходе которого я почти не сомневался и который был нужен мне, чтобы уйти от необходимости дать немедленный ответ на сделанное предложение, я успел привязаться к этой девушке, и мне было жаль ее. Пришлось воспользоваться служебным положением и достать две путевки в закрытый санаторий, где, я надеялся, она и ее тетка на какое-то время будут избавлены не только от угрозы похищения, но и от поисков все время дорожающих и переходящих в разряд дефицита продуктов питания. Вероника сперва не хотела ехать, но я так красочно живописал все прелести свиданий под пальмами и в романтических гротах, орошаемых брызгами водопадов, что она согласилась.

После того, как я отвез Веронику с ее дуэньей в аэропорт, нежно простился и усадил в самолет, мне пришлось во весь опор мчаться в Боярку, где, как было договорено во время предыдущей встречи, я должен был "поговорить кое с кем". Я рассчитывал получить информацию, которая, возможно, позволит приблизиться к одной из упомянутых целей. Времени оставалось мало, я пошел на обгон в неположенном месте, и, как всегда бывает, когда спешишь и опаздываешь, меня остановил флегматик-инспектор, который, казалось, вообще не замечал того обстоятельства, что все в мире существует в координатах минут и секунд. Хотя у него на руке и были часы, он ни разу не взглянул на них в продолжении всей нашей дружеской беседы, тогда как я вертелся будто на иголках. Наконец, сделав необходимое внушение, выполнив все формальности, он оставил меня, чтобы неторопливым шагом направиться к очередной жертве Правил движения, ожидавшей его с обреченным видом на обочине.

Когда я подъехал к условленному месту, было уже почти двенадцать. Я решил, что опоздал, но из-за кустов справа от шоссе, вышел подросток лет пятнадцати и решительно направился к моей машине.

— Вы до дядька Митрофана? — спросил он, засунув голову с совершенно выгоревшими на солнце волосами в окно правой дверцы, где по случаю жаркой погоды было опущено стекло.

Получив утвердительный ответ, он, не спрашивая разрешения, залез в машину, и следуя его указаниям, я свернул на проселок.

Через пять-шесть километров мы добрались до околицы, где среди старых яблонь и груш виднелись редкие соломенные и крытые дранкой крыши низеньких хат, белевших стенами сквозь буйные поросли крапивы и чертополоха. Не хватало только майских жуков, или хрущей, чтобы вспомнить строки Шевченко, но бедняги уже много лет как пали в неравной борьбе с современными инсектицидами.