Фридрих II Гогенштауфен - Эрнст Вист

Но Фридрих ясно продемонстрировал свое желание строить правление не только на власти, и отдал брабантскому герцогу в лен город Маастрихт. В начале октября рейнский пфальцграф, Вельф и племянник императора Оттона IV, умер бездетным. Фридрих отдал Пфальц герцогу Баварскому, Людвигу, рассчитывая покрепче привязать к себе влиятельного князя, враждебно настроенного к нему во время альпийского похода. С тех пор дом Виттельсбахов властвовал в Баварии и в Пфальце до структурных изменений в 1918 году, которые мы не хотели бы называть не вполне подходящим словом «революция».

На севере Фридрих показывал ту же обходительность. Для прекращения влияния Вельфов Фридрих был готов поступиться государственными правами и государственными землями. Он по всей форме уступил королю Вальдемару II Датскому (1202—1241 гг.) уже оккупированные им области по другую сторону границы между Эльбой и Эльдой. Как и после Эгерской Золотой буллы, ему удалось добиться санкционирования данного отказа германскими имперскими князьями. Правда, позднее, при изменившейся расстановке сил, он попытался расторгнуть договор с королем Вальдемаром. Необдуманность действий Фридриха, отдающего права германской короны и клянущегося на договорах, дает основание считать их лишь политическими средствами, которые можно отменить при изменившейся ситуации.

Целью Фридриха являлось не Германское королевство, а блеск короны императора Священной Римской империи. Поэтому он легко отказывался от прав германской короны и даже от территориальных претензий. Он делал это не из легкомыслия, ведь уменьшение власти недопустимо для любого короля. Но диадема римских цезарей для него весила много больше германской короны.

Конечно, коронация в Аахене смогла состояться только тогда, когда Фридриху удалось завоевать расположение германских князей. Но и коронация в Аахене — для него всего лишь шаг, важный и неизбежный шаг на пути к величайшему титулу Священной Римской империи.

Коронация в Аахене и первый обет крестового похода

Весной 1215 года большинство саксонских правителей перешло на сторону Фридриха, поэтому в мае собрание князей в Андернахе решило выступить против последних вельфских городов, Аахена и Кёльна.

Но применения оружия уже не потребовалось. В обоих городах победили сторонники Штауфенов, и 24 июля 1215 года Фридрих торжественным кортежем въехал в древний город, где короновались императоры, в Аахен.

Уже 25 июля майнцский архиепископ короновал его в домовой церкви Карла Великого и провел к освященному традициями Каролингов трону первого франко-германского императора. Литературного документирования происходящего — от епископа Оттона Фрейзингского до Вальтера фон дер Фогельвейде — показалось для Штауфена недостаточно — ему требовалась драматическая инсценировка государственного события.

Почти ровно пятьдесят лет назад дед Фридриха II, Фридрих Барбаросса, приказал причислить к лику святых свой идеал — Карла Великого. На столь важном для него событии должны были присутствовать его жена, императрица Беатриса, и оба сына — Генрих и Фридрих. Тем самым он пытался утвердить, что в отличие от Капетингов — королей Франции германская императорская власть является прямой преемницей Карла. Но дело не только в этом. На примере святого отныне императора проявились притязания Штауфенов на власть, уже реализованные Оттоном III, в противоречие Риму и папской власти. «Империя Карла Великого всегда оставалась целью для Штауфенов, стремящихся к ней по каменистому и головокружительному судьбоносному пути».

И теперь уже Фридрих, восемнадцатилетним юношей покинувший Сицилию, в возрасте двадцати одного года находился на первом этапе поставленной цели: на коронации в доме и на троне Карла Великого.

Трезвый разум молодого короля, часто оказывавший ему бесценные услуги, «соmmodum et utilitas» — если это оказывалось выгодным, — не мог не испытывать волнения от величия места и праздничной церемонии коронации.

Летописец Райнер из Люттиха повествует: «На следующий день его (Фридриха) провозгласили королем в церкви Святой Марии и короновали. На королевский трон его возвел архиепископ Майнцский, так как кёльнская церковь не имела (на тот момент) главы.

Сразу после мессы король совершенно неожиданно взял знак животворящего креста и потребовал от всех князей и высокопоставленных лиц империи как сам, так и через уста священников, проповедующих слово Божье, сделать то же самое. Многих он привел к согласию».

Поступок, имеющий неслыханное по своим последствиям значение: папа Иннокентий III уже давно готовил крестовый поход для освобождения Святой земли. Но это должен быть крестовый поход не под руководством князя, а папы, через представляющего его легата. Принятием креста Фридрих свел на нет замыслы папы. Он, император, должен и желает быть полководцем в «miles Christi»,[11] так же как его дед Фридрих Барбаросса, поставленный в 1189 году во главе христианского рыцарства Западной Европы. Но это еще не все. Наш информант Райнер из Люттиха сообщает далее: «На второй праздничный день, 27 июля, после праздничной мессы король приказал уложить тело святого Карла, которого его дед, император Фридрих, поднял из усыпальницы, в необыкновенно великолепный, отделанный серебром и золотом саркофаг, выполненный аахенцами. Король снял мантию, взял молоток, поднял с мастеровыми людьми леса и на глазах всех присутствующих крепко вбил вместе с мастерами гвозди в ящик».

Принятием креста Фридрих поставил себя во главе рыцарей-крестоносцев, ударами молотка по золотому гробу Карла Великого явил миру имперскую, независимую от папского Рима традицию дома Штауфенов.

День папы

Наряду с королями Филиппом Французским и Фридрихом победителем битвы при Бувине стал папа Иннокентий III: тот, кого он с полным правом ненавидел, кто был его творением, а затем гнусно предал его, император Оттон IV, жил, лишенный власти, в Брауншвейге в мрачной повседневности и ждал смерти. Будущий император, тоже создание рук папы, обращался к нему так:

«Святого отца во Христе, владыку Иннокентия, первосвященника святейшей Римской церкви, приветствует Фридрих, милостью Господа и его милостью великий король римлян и король обеих Сицилии, с сыновним послушанием во всем и благоговением перед апостольским престолом».

Англия и ее король находились под суверенитетом папы, так же как Сицилия и Арагон. Четвертый собор, созванный Иннокентием III в Риме 30 ноября 1215 года, являл собой исполненное великолепия собрание католического мира, свидетельствовавшее об авторитете папы. Более четырехсот кардиналов и архиепископов, епископов, восьмисот аббатов, посольства королевств Германии, Англии, Франции и Венгрии и, разумеется, находящегося под папским верховным правлением Арагона съехались на него.