Мой загадочный двойник - Джон Харвуд

На сей раз приветствия не последовало, но шаги снова замедлились и остановились позади меня. Сердце мое колотилось так сильно, что я не слышала, возобновились они или нет. Наконец я достигла лестницы — покрытой ковром, к моему несказанному облегчению, — и начала спускаться, одной рукой придерживаясь за перила, а в другой по-прежнему стискивая связку ключей.

На промежуточной лестничной площадке я опасливо глянула через плечо. Никто за мной не следовал, но этажом ниже я услышала топот нескольких пар ног, приближающийся справа. Я стала спускаться дальше, прибавив шагу.

Еще одна промежуточная площадка — и я увидела широкий, выстланный плитами коридор, ведущий прямо вперед. На ватных от страха ногах я преодолела последний лестничный пролет, слыша голоса людей, спускающихся за мной следом. Влево уходил более длинный коридор, упомянутый Ходжес. А шагах в десяти впереди, положив ладонь на дверную ручку, стоял высокий мужчина в темном и пристально смотрел в мою сторону.

Если я сверну в длинный коридор и выжду там несколько секунд, возможно, он зайдет в комнату. Но тогда путь мне отрежут люди, спускающиеся по лестнице. Делать было нечего: я продолжала идти вперед, изображая глубокую задумчивость.

Там отделение для добровольных пациентов, поэтому шагайте решительно, будто вы одна из них.

Десять шагов — а он все не двигался с места. Когда я оказалась в трех футах от него, он посмотрел мне прямо в лицо и произнес, словно сомневаясь в моем праве находиться здесь:

— Могу я чем-нибудь помочь вам?

Суровый вопросительный тон заставил меня поднять глаза. Мужчина оказался старше, чем мне показалось поначалу. Высокий, худой и сутулый, с длинным изможденным лицом, глубоко запавшими глазами и редкими седыми волосами, зачесанными назад. У меня возникло смутное ощущение, что я его где-то видела раньше.

— Нет, благодарю вас, — пробормотала я и проскользнула мимо, не сбавляя шага.

Он издал какой-то звук — то ли кашлянул, то ли хмыкнул, — и я затылком чувствовала его взгляд. Но я уже видела дверь в конце коридора и полукруглое витражное окошко над ней. У меня подламывались колени, каменные плиты плыли под моими ногами; отдаленные голоса отзывались гулким эхом за моей спиной, но никто до сих пор не крикнул: «Держите ее!» Дверная ручка, стиснутая моими дрожащими пальцами, туго повернулась, тяжелая дверь плавно открылась внутрь — и мгновение спустя я уже стояла за порогом, вдыхая влажный студеный воздух и щурясь от дневного света.

Вдоль стены здания в обоих направлениях тянулась гравийная дорожка, окаймляющая лужайку шириной ярдов двадцать; за лужайкой росли купами деревья, чьи осенние краски уже поблекли над ковром палой листвы. Глянув налево, я различила за путаницей ветвей какое-то кирпичное строение, покрытое плющом. Я двинулась по дорожке направо, теперь почти бегом, со страхом прислушиваясь, не раздастся ли позади крик «держи-хватай» и хруст гравия под ногами преследователей, но все было тихо. Серая каменная кладка сменилась новой, кирпичной; оборачиваясь, я по-прежнему хорошо видела дверь, но из нее так никто и не появлялся. Я прошла под ветвями могучего лесного бука, свернула за угол и очутилась на просторном внешнем дворе, тоже усыпанном гравием. Ярдах в пятидесяти впереди находилась сторожка с распахнутыми дубовыми воротами, в которые с грохотом въезжал фургон, запряженный парой лошадей.

Я немного замедлила шаг, спиной чувствуя зловещую громаду клиники и сотни взглядов, вперенных в меня сверху. Вот сейчас, подумала я, сейчас меня точно схватят. В левой руке я все еще сжимала связку ключей, но бросить ее было некуда. Возчик фургона — дородный краснолицый мужик — почтительно прикоснулся к шляпе, проезжая мимо, и я робко помахала в ответ.

Двадцать ярдов, десять… по-прежнему никого. Из сторожки потянуло запахом жареного бекона, и у меня скрутило желудок от голода и тошноты одновременно. Уже через секунду надо мной нависала мощная каменная стена. Я быстро прошагала под аркой и вышла на ухабистую каменистую дорогу. Нигде вокруг не было видно никакого жилья, только унылые вересковые пустоши, теряющиеся в тумане. Моросил дождь, усеивая мой плащ крохотными капельками.

За воротами сворачиваете направо и топаете четыре мили до Лискерда. Я даже не представляла, как смогу преодолеть пешком целых четыре мили. Я вся дрожала от страха и усталости, но тем не менее пустилась в путь, бросив ключи в грязную лужу. Дорога тянулась вдоль стены не одну сотню ярдов; поминутно оглядываясь назад, я каждый раз по-прежнему видела ворота. На острове Уайт я прошла бы четыре мили за час, но таким медленным, тяжелым шагом я преодолею за час мили две, если не свалюсь с ног раньше. Ходжес найдут задолго до того, как я доберусь до Лискерда, и тогда доктор Стрейкер телеграфирует… нет, из лечебницы он телеграфировать не может; он пошлет в погоню верховых, возможно даже с собаками.

Наконец дорога начала отклоняться от граничной стены поместья, потом пошла под гору, и вскоре стена скрылась за видимым горизонтом. Сколько я прошла? Всяко не меньше полумили. Я уже начала верить, что мне все-таки удастся сбежать, когда вдруг услышала стук копыт и скрип колес позади. Схорониться было негде: кругом болотистая пустошь, поросшая пучками чахлой травы, здесь и кролику-то не спрятаться.

Я в страхе оглянулась и увидела запряженную парой телегу, которая появилась на гребне возвышенности и стала спускаться по отлогому склону. Я сразу узнала толстого краснолицего возчика, поприветствовавшего меня на внешнем дворе Треганнон-хауса. Однако он, казалось, особо не спешил; когда телега приблизилась, я услышала, как мужчина насвистывает.

— Утречка доброго, мисс, — весело промолвил он, нагнав меня. — Из лечебницы идете? Нелучший день для прогулок-то.

У него был приятный деревенский говор, как у Беллы. Из-под засаленного котелка выбивались седые кудри, и нос у толстяка был даже краснее физиономии.

— Что верно, то верно, — откликнулась я, лихорадочно соображая. — Меня должны были встретить, но человек опоздал, а мне нужно добраться до станции в Лискерде.

— Вам повезло, мисс. Я тоже направляюсь в Лискерд. Ну-ка, забирайтесь ко мне. Становитесь на подножку.

Он наклонился, крепко взял меня за запястье и втащил облучок. Щелкнули поводья, и мы тронулись с места; лошади двигались неспешным шагом, но по меньшей мере в два раза быстрее, чем брела я. Я раздумывала, какую бы историю сочинить на случай расспросов, потом вдруг меня осенило: ведь по этой дороге наверняка постоянно ездят туда-сюда добровольные пациенты клиники — пожалуй, мне и не стоит далеко отступать от правды.

— Вы живете в Лискерде? — спросила я своего спасителя.

— Господь с вами, нет, мисс. Звать меня Джордж Бейкер, а живу я в Добуолсе, вон там. — Он махнул рукой вправо.

— А… дети у вас есть?

— Да, мисс, три сына — парни рослые, пригожие как на подбор — и две дочери, обе работают в услужении, гордость и радость своей матери.

И дальше он пустился в рассказы о семье, а мне оставалось лишь изредка задавать наводящие вопросы. Теперь, когда я сидела неподвижно, воздух казался еще холоднее. Я плотно запахнула плащ и вся съежилась, стараясь унять дрожь.

Минут через двадцать сзади донесся тяжелый топот лошади в галопе, быстро настигающей нас. Джордж оглянулся через плечо, а я низко опустила голову и съежилась еще сильнее. Немного погодя мимо пронесся крупный гнедой жеребец с припавшим к гриве всадником, закутанным в теплый плащ; мужчина даже не взглянул в нашу сторону.

— Ишь как торопится, — заметил мой собеседник и тотчас вернулся к рассказу про юного Барта и сбежавших поросят, между тем как я взвешивала собственные шансы на успешный побег.

Скачет ли верховой в телеграфную контору? Или в полицейский участок, чтоб меня арестовали на станции? Может, мне лучше попробовать добраться до другого города и сесть на поезд там? Если в городе есть лавка женской одежды, я смогу купить другой плащ. Но это означает задержку… и, скорее всего, верховой не имеет никакого отношения к лечебнице, иначе он бы остановился и выяснил, кто я такая.

Я все еще ломала голову, как мне поступить, когда мы достигли вершины холма и увидели перед собой город — совсем близко, меньше чем в миле.

— Ну вот, почти приехали, — сказал Джордж. — А ну-ка, пошевеливайтесь! — Он щелкнул поводьями, и лошади перешли на рысь.

Через несколько минут телега с грохотом катила по улицам Лискерда; Джордж обращал мое внимание на местные достопримечательности, а я украдкой высматривала полицейских. Служителей закона нигде видно не было, но некоторые прохожие приветствовали Джорджа и с любопытством разглядывали меня. Меня мутило от страха, но страх этот носил странный, фаталистический характер: спасусь я или не спасусь, больше я уже все равно ничего не могу поделать.