Срединное море. История Средиземноморья - Джон Норвич

История дает не много примеров кампаний, столь быстро, решительно и успешно завершенных полководцами, которым, как Нарсесу, перевалило за семьдесят (конечно, это не самый убедительный аргумент в пользу кастрации). Но вот еще более удивительный пример. Когда этот старый армянин привел своих людей в Италию весною 552 г., другой, менее крупный, экспедиционный корпус высадился в Испании под началом также пожилого военачальника. Его имя — Либерий, и о нем известно, что он был префектом претория в Италии шестнадцатью годами ранее, в правление Теодориха. В то время, о котором мы говорим, ему не могло быть меньше восьмидесяти пяти лет.

К тому моменту в Испании прочно закрепились вестготы, которые впервые появились здесь вместе с другими варварскими племенами в 416 г.; в 418 г. они заключили с Римом договор на том условии, что они признают верховную власть империи. Положение было примерно таким же, как в Италии при Теодорихе: землевладельческая аристократия продолжала с комфортом жить в своих поместьях, вполне удовлетворенная status quo[97] и, несомненно, довольная тем, что чрезвычайная удаленность от Константинополя сводила вмешательство империи в тех краях к минимуму. Для нее и вестготских властителей первым предупреждением о приближающейся буре стало отвоевание Велисарием Северной Африки у вандалов в 533 г. и изгнание вестготского гарнизона из Септема (ныне Сеут) в следующем году. Попытка вестготского короля Теодиса вернуть его в 547 г. закончилась катастрофой. Его протесты по поводу того, что ромеи смошенничали, напав в воскресенье, в то время как он находился в церкви, уже ничего не могли изменить — его армия была истреблена, а сам он вскоре встретил смерть от рук убийц.

Затем, в 551 г., при втором преемнике Теодиса короле Агиле вспыхнуло восстание во главе с родственником последнего Атенагильдом, который обратился за помощью к византийскому императору. Именно этого и ожидал Юстиниан: он приказал выделить из армии Нарсеса отряд численностью одна, самое большее две тысячи человек и направить под командованием Либерия в Испанию. Отряд встретил лишь незначительное сопротивление — вестготская армия раскололась пополам. Вскоре Либерий установил прочный контроль над целой областью к югу от линии Валенсия — Кадис, включая Кордову. В 555 г. Агилу убили его собственные воины, и Атенагильд занял трон, не встретив противодействия.

Если бы новый король согласился править как вассал империи, то все бы пошло гладко. Однако у него никогда не было таких намерений, и он дал понять Либерию, что ждет не дождется, когда тот уйдет со своей армией. Старик, который был столь же умелым дипломатом, как и полководцем, в принципе согласился, но со временем убедил Атенагильда начать переговоры. В конце концов сошлись на том, что империя сохраняет за собой те территории, которые успела захватить. Но здесь было недостаточно воинов для размещения полноценных гарнизонов, да и линия коммуникаций была угрожающе растянутой: Юстиниану пришлось признать, что добрые четыре пятых Иберийского полуострова неподконтрольны ему. С другой стороны, он удерживал Балеарские острова, которые вместе с Корсикой и Сардинией, отвоеванными соответственно Велисарием и Нарсесом, обеспечивали ему надежную базу в Западном Средиземноморье, и теперь Юстиниан мог хвастаться тем, что империя вновь простирается от Черного моря до Атлантического океана.

Формально это было так, но государство вестготов продолжало процветать. Теперь его столицей стал Толедо. Атенагильд и его преемники рядом успешных кампаний распространили свою власть на все новые и новые территории, пока наконец в начале VII в. последний имперский анклав с центром в Новом Карфагене не был ликвидирован. К концу того же столетия две самостоятельные общины, римская и готская, которые являлись отличительным признаком Испании в последние три столетия, аналогичным образом перестали существовать. Таким образом, в 700 г. Иберийский полуостров оказался населен относительно единым готским народом. Однако прошло всего десятилетие, и готы оказались лицом к лицу с новым страшным противником.

Как считается, Юстиниан был последним византийским императором, который лучше владел латинским, чем греческим, хотя бегло говорил на обоих языках. Через два столетия после Константина империя перенеслась в греческий мир, и ее эллинизация почти завершилась. Со времени основания империи Августом в ее рамках сосуществовали латинская и греческая цивилизации, и с течением времени различие между ними увеличивалось — каждая развивалась собственным путем. Греки, например, не пострадавшие от наиболее опустошительных варварских нашествий, быстро превзошли латинян в интеллектуальных способностях и образованности и чувствовали себя стоящими на неизмеримо более высоком уровне. Однако их страсть к диспутам держала восточную церковь почти в непрерывном напряжении, что и привело к возникновению нескольких влиятельных еретических учений. Последующие патриархи, если они вообще признавали верховенство папы, делали это со все большей неохотой. Византийская империя почти наверняка была единственным государством в истории христианства, где (за исключением папского) религия играла столь значительную роль. Уже в IV в. святой Григорий Нисский писал:

«Если вы попросите человека обменять деньги, он расскажет вам, чем Бог Сын отличается от Бога Отца. Если вы спросите о ценах на хлеб, он начнет доказывать, что Сын ниже Отца. Если вы поинтересуетесь, готова ли ванна, вам сообщат, что Сын был создан из ничего».

В последующие века признаков изменения в этой тенденции не наблюдалось. И конечно, нужно еще доказать, что без этого в Византии никогда не появилось бы искусство такой высокой степени духовности, подобного которому не существовало во всем Средиземноморье. Ее художников учили изображать Дух Божий — задача пусть и архитрудная, но они тем не менее старались выполнить ее, творя иконы, мозаики и фрески.

Средиземноморский мир при Юстиниане сильно отличался от того, каким был при императорах I–II вв.; причиной этого стала деятельность Константина Великого и варварские нашествия. Однако как бы сильно ни протестовали против этого византийцы, их ромейская империя имела мало общего с державой Августа и его преемников. Сам Рим давно утратил былую мощь и авторитет, а Константинополь, хотя бы в силу географического положения, не господствовал в Западном Средиземноморье, как когда-то Рим. Отныне Срединному морю и прилегающим к нему странам не суждено было принадлежать одной державе; никогда больше его не называли Римским озером и уж тем более — даже после отвоевания Юстинианом Италии — mare nostrum. Даже столь незначительные претензии такого рода, которые могли выдвигаться еще в VI в., вскоре были коренным образом пересмотрены.

Глава V

ИСЛАМ

Вплоть до второй четверти VII в. для обитателей христианского мира Аравийский полуостров представлял собой terra incognita.[98] Отдаленный и негостеприимный, не производивший ничего такого, что могло бы заинтересовать искушенных в торговом деле западных купцов-христиан, он не внес никакого вклада в развитие цивилизации, и казалось невероятным, что это когда-либо произойдет. Жители Аравии (сколько могли судить те, кто хоть что-нибудь о них знал) считались немногим лучше дикарей: о них думали, что время от времени те истребляют друг друга во время кровопролитных вспышек межплеменных войн, безжалостно набрасываются на любого путешественника, достаточно безрассудного, чтобы рискнуть появиться в этих краях, и ни в малейшей степени не стремятся к объединению или даже выбору постоянных правителей. Не считая нескольких разрозненных еврейских колоний в Медине и маленькой христианской общины в Йемене, подавляющее большинство исповедовало своего рода примитивный политеизм, который, как считалось, имеет в качестве своеобразной святыни громадный черный камень, находящийся в Мекке — тамошнем центре торговли, — в главном местном храме. Здешних жителей совершенно не интересовало то, во что был вовлечен окружающий мир; они не оказывали на него никакого влияния и, очевидно, не представляли собой угрозы.

Затем в мгновение ока все переменилось. В сентябре 622 г. пророк Мухаммед вместе с несколькими последователями бежал из враждебного города Мекки в дружественную Медину, обозначив, таким образом, начало эпохи ислама; через одиннадцать лет, в 633 г., его последователи, проявив удивительную дисциплину и целеустремленность, что прежде не было присуще им и в малой степени (это позволило им застать своих жертв врасплох), выплеснулись с территории Аравии. Через три года арабская армия пересекла пустыню и 20 августа 636 г. нанесла поражение византийскому императору Ираклию на берегах реки Ярмук; тогда же арабы взяли Дамаск; еще через пять лет — Иерусалим; восемь лет спустя они контролировали уже всю Сирию, Палестину и Египет. В течение двадцати лет вся Персидская империя вплоть до Окса пала под ударами арабского меча; в течение тридцати лет та же участь постигла Афганистан и большую часть Пенджаба. Затем по прошествии короткого времени завоеватели обратили свое внимание на запад. Византийская империя оказалась чересчур крепким орешком, и в Малой Азии арабы не преуспели вовсе; они избрали более долгий, но менее тяжелый путь вдоль южного берега Средиземного моря. Завоевание Египта заняло у них всего два года, после чего их продвижение замедлилось. Причиной отчасти был тот факт, что управление Египтом после его захвата создало для них множество проблем; без помощи и опыта местных жителей — коптов и египтян, самаритян и греков — арабам, по-прежнему неискушенным в подобных делах, не удалось бы установить здесь свою власть.