Непорочное зачатие - Инна Туголукова

Заполняя пространство, поплыли тихие звуки нежной знакомой мелодии.

— Ты не хочешь что-нибудь перекусить, — осведомился Лаптев.

— Нет, спасибо, только кофе и пирожное.

— Немного коньяка?

— Ты же за рулем…

— Ничего. По пятьдесят граммов, чисто символически, за встречу.

— Ну давай, — согласилась Татьяна. И поднялась. — Пойду помою руки.

Она быстро прошла в туалетную комнату, достала сотовый и набрала номер Жени.

— Привет! Это я, — бодрым голосом сказала Танька. — Извини меня, я задержусь. Не знаю даже, на сколько. Так получилось, не сердись, ладно? Но я обязательно приеду, обязательно! Ты жди меня, Жень. Целую. Пока…

Она возвращалась к их столику под хмурым взглядом Володи. Видно было, что он тоже нервничает, будто заражаясь Танькиным волнением и слыша поступь Судьбы в перестуке ее каблучков по мраморным плиткам пола.

Они сделали заказ и настороженно воззрились друг на друга.

— Ну, рассказывай, как живешь, — первым нарушил молчание Лаптев.

— Хорошо живу, — улыбнулась Татьяна. — Замуж вот собираюсь.

— Уж не за Прожогу ли? — вскинулся Володя.

— Да не приведи Господи! — отмахнулась Танька. — Совсем другой человек. Очень хороший. Замечательный!..

И по тому, как она это произнесла, Лаптев понял, что действительно замечательного человека встретила она на своем пути и полюбила.

— Очень рад за тебя, — искренне сказал он. — Желаю счастья!

Появился официант. Ловко составил с подноса чашечки с дымящимся кофе, пирожные, разлил коньяк.

Лаптев поднял бокал.

— Ну, за твою семейную жизнь.

— Спасибо, — поблагодарила Татьяна и, помедлив, спросила: — Ну а ты еще не женился?

— Нет, — засмеялся Лаптев. — Я старый холостяк. Меня голыми руками не возьмешь.

— Да, — согласилась Татьяна, — ты крепкий орешек. А… что же ты про Женю ничего не спросишь?

— Да, да, — оживился Лаптев. — Как ее дела? Замуж пока не вышла?

— Пока не вышла.

— Что же так?

— Не зовет никто. Да и не до того ей сейчас.

— А чем же она так сильно занята? Парикмахерскую новую открывает?..

— Она ждет ребенка, — перебила его Татьяна.

— Ребенка… — осекся Лаптев. — А… от кого? Если, конечно, не секрет…

— Да какие уж теперь секреты. От тебя! — И Татьяна впилась глазами в его лицо, пытаясь по первой реакции понять, каким же будет истинное отношение этого человека к услышанной новости.

— От меня… — как эхо повторил Лаптев и прикрыл глаза. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

Татьяна вздохнула: этого, точно, голыми руками не возьмешь.

— Скажи, Володя, почему ты так поспешно тогда уехал? — торопливо заговорила она. — Извини, это, конечно, не мое дело, но… Объясни, я ничего не понимаю. Словно сбежал. Но ведь это на тебя не похоже! После того, что между вами было…

— Да в том-то все и дело! — Лаптев хлопнул ладонью по столу так, что подпрыгнули чашки, и подался к Татьяне. — Ты что думаешь, я не видел, как она ко мне относится? Видел! Но я видел и другое: она давила в себе это и совершенно однозначно дала мне понять: мои чувства ей не нужны. А в тот злосчастный вечер, когда она… потеряла контроль над своим разумом, я, как последний подлец, воспользовался ее состоянием. Вот потому и уехал…

— Господи! Да она выпила-то всего бокал шампанского! И захмелела! Подумаешь…

— Таня! — резко перебил Лаптев. — Ты спросила — я ответил. Давай закроем тему! Я принял информацию и пока не знаю, что с ней делать. Не знаю! Это ты понимаешь?

Татьяна набрала полную грудь воздуха, шумно выдохнула и сказала:

— Может быть, я сейчас буду метать бисер и поступлю как предательница, а может, наоборот… Но я расскажу тебе Женькину версию.

Лаптев молчал. Танька выдержала паузу и продолжила:

— Наверное, она влюбилась в тебя, как говорится, с первого взгляда. Но почему-то решила, что стоит ей уступить, и ты тут же помашешь ручкой. И еще ее возмущала твоя уверенность, что она у тебя в кармане, и ты даже не попытался этого скрыть. Потом-то она уже начала сомневаться, правильно ли поступает, но ты же знаешь: чем дальше загоняешь себя в угол, тем труднее оттуда выбраться. И еще она говорила, что, если сумеет… устоять, ей будет не так больно и не так унизительно, когда ты ее оставишь.

Лаптев хотел что-то возразить, но Татьяна подняла руку, призывая его к молчанию.

— А в тот последний вечер Женя все переиграла, решила, что сама себя запутала, все придумала, измучила вас обоих. И она пошла сдаваться, понимаешь? Вот это был ее сознательный выбор! И, наверное, переволновалась, в таком была сильном эмоциональном напряжении, что дурацкий бокал шампанского вот так убийственно на нее подействовал!

— И как же она оценивает все произошедшее постфактум? — глухо спросил Лаптев.

— Говорит, что сама все испортила: оттолкнула тебя, и ты ушел. Опьянела не ко времени, — грустно усмехнулась Татьяна. — Не хочет верить, что все ее первоначальные теории оказались верны. Что она тебя правильно вычислила… Вот так, Володя: у каждого своя правда.

— А ты как считаешь? — мрачно осведомился Лаптев.

— Не знаю, Володя! — честно призналась Татьяна. — Ты мне очень симпатичен, я даже думать не хочу, что ты это все просчитал и исполнил. Но мужская душа — потемки, особенно в этих отношениях…

И тогда Лаптев произнес загадочную фразу, казалось бы не имеющую к происходящему ни малейшего отношения:

— Мы словно на разных языках друг с другом говорим, и только подлец понимает все с полуслова…

30

В квартире было так тихо, что чудилось, будто Женя живет не в большом шумном городе, а в маленькой глухой деревеньке, затерявшейся среди бескрайних полей и лесов.

Смеркалось. Женя уютно устроилась на диване, включила бра, укутала ноги теплым пледом и взяла томик своей любимой Улицкой. Но читать не хотелось. Ребенок мягко толкнулся, еще раз, еще…

Она встала и, кутаясь в шаль, подошла к окну.

Снег густо сыпал в свете уличных фонарей, покрывая все поверхности толстым белым одеялом. Ни машин, ни людей…

Сейчас приедет Татьяна. Они сядут на кухне, будут пить чай с маминым пирогом и говорить о Танькином счастье и ее, Жениной, будущей жизни. А какая может быть жизнь у матери-одиночки?.. Женя вздохнула и плотнее завернулась в теплую шаль.

Неужели в ее судьбе ничего уже не случится? Ни любимого мужчины, ни семьи. Наверное, каждому выпадает только один настоящий шанс. Вот и ей выпал, а она его упустила. Оттолкнула своими руками. И зачем? Почему? Что за глупая гордыня? Ведь видела же, что любит! И сама любила… Чего боялась? А теперь и не нужен никто другой, да только вот этого, единственного, не найти, не вернуть…