Астральный медальон. Хроники затомиса - Александр Беляев

«Да, – мелькнуло в голове у Андрея, – по-видимому, этот куст засосал немало любопытных, но что могло заставить их залезть туда? Какой нормальный, а впрочем, даже ненормальный добровольно полезет в этот терновник? Может, там кто-то сидит внутри и зовет на помощь? Но тогда если человек настолько самоотвержен, что готов ради спасения ближнего залезть сюда, то ему место явно в Раю, а не здесь».

Неизвестно, долго ли Андрей предавался бы этим размышлениям, но они неожиданно были прерваны непонятным изменением состояния. Почувствовав тревогу, Андрей начал в недоумении оглядываться, и тут взгляд его упал на собственное тело. Одежда, в которую еще недавно он был облачен, таяла и испарялась, и через несколько мгновений он стоял абсолютно обнаженным. Казалось бы, какая в этом беда, место было совершенно безлюдным, а холода и жары здесь не ощущалось. Одежда носила здесь скорее чисто косметический характер, но почему-то мальчик почувствовал такой острый ничем не объяснимый стыд, словно бы самые мерзкие качества и самые тайные пороки, в которых в обычном состоянии человек не может признаться даже самому себе, вдруг вылезли наружу и стали достоянием праздных наблюдателей.

Этот стыд был настолько силен, что Андрей почувствовал непреодолимое желание спрятаться куда-нибудь – не важно от кого и не важно куда. Забыв всякую опасность, мальчик шагнул к кусту, и совсем уж был готов броситься в самую его гущу, не думая о последствиях, но в последнюю минуту его остановил непонятно откуда взявшийся голос, отчетливо прозвучавший в его сознании:

– Ну, сюда тебе пока рано! – И в это мгновение одежда вновь материализовалась, и чувство стыда бесследно исчезло.

Андрей поспешил от этого опасного места, и когда куст был уже достаточно далеко, мальчик оглянулся и увидел, что из куста появились несколько окровавленных рук и лиц, рты которых были разинуты в неслышном крике, словно бы они просили о помощи. У Андрея снова мелькнуло желание вернуться и помочь несчастным, но на этот раз с желанием ему удалось справиться самостоятельно, так как помочь здесь он никому не мог, а вот в ловушку угодил бы наверняка.

Чувство безмятежности первозданной природы вновь вернулось к Андрею. Он миновал поляну, на которой высился этот опасный куст, пересек зеленую рощицу, обрамлявшую поляну, испытывая непонятные радость и покой от прикосновения к телу нежных листьев, и очутился перед городским кварталом, который подходил вплотную к роще, и словно бы вырастал из нее. Здесь тропинка обрывалась, и начиналась улица жилого массива, который казался до боли знакомым. Еще через мгновение Андрей понял, что этот квартал четырехэтажных домов и кусочек открывшегося двора с песочницами и детскими грибками в точности напоминает место, где он жил до семи лет в Донецке, прежде чем его семья не переехала в Ленинград.

Надо ли говорить, с каким чувством Андрей вышел на знакомый двор. Да, этот серый четырехэтажный дом со скошенной крышей был домом его детства: вот и никогда не высыхающая лужа на широкой дороге напротив соседнего желтого дома, вот и две асфальтовые дороги, обрамляющие двор, по которым они с мальчишками скатывались на самокатах. Вот одинаковые длинные здания мужского и женского общежитий с флигелями на черепичных крышах. Все это он хорошо помнил, и этот двор был, наверное, самой яркой картинкой его детских воспоминаний, правда, здесь царило полное безлюдье, чего никогда не было в той далекой реальной жизни.

Андрей двинулся к своему подъезду с твердым намерением туда войти и постараться проникнуть в свою квартиру, где он прожил столько счастливых дней. И тут только он заметил, что напротив подъезда, загораживая проход, стоит или висит в воздухе нечто, контурами напоминающее сильно увеличенную человеческую фигуру совершенно черного цвета, и состояла она из одного слоя небольших черных запятых. Фигура слегка покачивалась в воздухе и, в отличие от коварного куста, не представляла собой густого черного массива, и через нее хорошо был виден задний план – подъезд и часть стены. Кроме того, у Андрея возникло впечатление, что фигура представляет собой какое-то существо – возможно даже, разумное. Он попытался обойти его, но фигура сдвинулась в сторону и снова заслонила собой проход, словно намекая на то, что войти внутрь дома возможно только сквозь эти таинственные запятые. Отказаться от первоначального замысла Андрею никак не хотелось, но и проходить сквозь эту взвесь шипов было жутковато. Почему-то мальчику показалось, что это существо-конструкция не особенно прочно, и хотя оно вряд ли могло быть порождением собственного сознания, о котором говорил Маркелов, тем не менее, Андрей начал пристально рассматривать непонятную штуку и, почувствовав от нее волну нерешительности, громко крикнул:

– Покажи свою форму!

В этот момент конструкция заколебалась и опала на землю горсткой черных шипов. Но это, к сожалению, было не единственным результатом его вскрика, поскольку столь знакомая картинка его раннего детства тут же видоизменилась, и дом, куда он собирался войти, и родной его двор превратились в обычный квартал астрального города Нарова.

У Андрея тут же пропало всякое желание заходить в незнакомый дом, Бог знает, какие ловушки таил этот подъезд, бродить по незнакомым улицам астрального города мальчик также не хотел, он уже утомился от впечатлений. Единственно, что ему хотелось – это вернуться в свой привычный плотный мир, в котором он прожил свои 15 лет, не подозревая, что есть какие-то другие миры, где можно путешествовать в другом теле.

«Попробую взлететь, – подумал Андрей, – ведь сколько ни броди по этому дурацкому городу, когда-то надо и домой возвращаться».

Взлететь оказалось совсем несложным, и достаточно было ему внутренне напрячься, как он легко оторвался от Земли, оставив внизу неуютный город, и вскоре, подчиняясь каким-то здешним физическим законам, летел вверх лицом под уже знакомым ему черным небом, сначала пустым, а вскоре усыпанным пыльцой звезд. И снова, как и в первый полет, все повторилось – и ощущение тоски и бессмысленности этого перемещения по горизонтали, и вертикальные взлеты с надеждой пробраться через небо, которое в действительности было перемычкой между мирами, и скорая усталость и уменьшение амплитуды взлетов, и попытка зарядиться энергией, рассматривая свои прозрачные руки (во время полета, как и в первый раз, тело Андрея стало прозрачным). После подзарядки он прекратил безнадежные взмывы (на этот раз пробиться через небо таким способом не получалось) и стал набирать высоту, постепенно поднимаясь под углом. После очень длительного подъема мальчик ощутил что-то вроде загустения пространства, затем на мгновение показалось, что в небе возникло что-то вроде пространственного кармана, словно бы он залетел за его край, и в то же мгновение оказался в огромном зале.

Хотя стен и потолка не было видно, Андрей почему-то был уверен, что находится в каком-то немыслимых размеров помещении, при этом обнаружил, что держится за свисающий с невидимого потолка канат. Тело его вновь уплотнилось, он отчетливо ощутил и увидел свои руки и, посмотрев вниз, с удивлением обнаружил, что небо, под которым он только что летел, находится где-то далеко внизу, словно какой-то фантастический пол.

«Ладно, – подумал Андрей, – веревка же на чем-то крепится, попробую залезть наверх, куда-то ведь я должен попасть».

Подъем оказался довольно длительным, без каких-либо перемен, и вдруг как-то сразу окружающий его мрак рассеялся, и мальчик очутился внутри непонятной конструкции, которая почему-то вызвала у Андрея ассоциацию с люстрой немыслимых размеров и сложности. Веревка вдруг закончилась, и Андрей обнаружил себя плавающим в светлом радостном пространстве среди удивительного переплетения хрустальных висюлек, трубочек, лент, переливающихся всеми цветами радуги, причем этот свет веял покоем, счастьем и каким-то детским ощущением праздника – скорее, пожалуй, Нового года. Все это сопровождалось мелодичными тихими звонами, переливами и массой других ощущений, которым было трудно подобрать слова. Андрей словно бы стал одним из зеркальных новогодних шаров, но не на елочной ветке, а совершенно свободным, парящим в напоенным светорадостью праздничном пространстве. Была бы на то его воля, он навсегда остался здесь, в этом нечеловеческом мире живого света и радужных праздничных конструкций-ощущений, которые никогда не повторялись и непрерывно превращались из одной светоформы в другую. Андрей словно забыл, что еще недавно был обычным земным человеком, чуть позже астральным, но все же человеческим существом. Ему хотелось навсегда остаться счастливым зеркальным шаром, живущим своим особым праздничным бытием без сомнений и проблем, дарящим частицу праздника окружающим. Но, увы, все приятное тоже когда-то кончается. Вдруг в его сознании прозвучало: